— Не терзайся малышка. Когда придет время, ты все вспомнишь. — Его голос окутывал меня нежным и пушистым покрывалом, успокаивая и отодвигая непонятные подозрения.

— Ты что-то знаешь об этом?

— Да.

— Расскажешь?

— Нет.

— Почему?

— Ты сама все поймешь. Раньше или позже.

— Хорошо. — Я доверилась ему. Полностью и без всяких задних мыслей. Если он сказал что это время придет, значит, оно и правда придет. И хорошо, что я не узнаю всех тайн своей темной стороны прямо сейчас. Древние верно говорили "Меньше знаешь, крепче спишь". А мой сон мне очень дорог.

Прочитав мое решение в моих глазах, Верих встряхнул меня и с безмятежной улыбкой подтолкнул меня в сторону дома, забрав предварительно остатки меча.

— Иди, освежись и переоденься. Через час мы поедем в город.

Я уже сделала с десяток шагов, но остановилась и, обернувшись, удивленно спросила:

— А на фига?

Верих хмыкнул.

— Не "на", а "за".

— Что "за"? — непонятки какие-то.

— За фига, а точнее за благодарностью за спасение имущества одного богатого купчины. Да и градоправитель, может быть, расщедриться хотя бы на похвальный лист. — Последнюю фразу он произнес с очень сильным сомнением.

— Он что такой жмот? — удержаться от любопытного уточнения было выше моих сил.

Тяжелый вздох и грустное:

— Временами по-другому и не скажешь.

Я хмыкнула и зашагала к дому. Моя жадность уже радостно потирала ручонки предвкушая, сколько всего замечательно стрясу с того "купчины", а может и с градоправителя.

И никто не подозревал, что далеко от этих мест на заболоченной равнине в старых развалинах некогда великой Башни глубоко под землей ожил и засветился тусклым потусторонним светом черный камень, в форме человеческого черепа и рядом материализовалась слегка прозрачная фигура, закутанная в темную мантию. Из-под капюшона сверкнули невероятно яркие и живые серо-голубые глаза. И раздался тихий голос похожий на шелест старой опавшей листвы.

— Наконец-то она пришла. Как долго я ждал…

Мы выехали в город вдвоем с Верихом — Вестия предпочла остаться дома и не подвергать свою чувствительную вампирскую кожу "солнечным надругательствам". Успевшие загореть мы только пожали плечами.

Сегодняшний день разительно отличался от вчерашнего, жара была не такой удушающей и даже иногда дул прохладный ветерок. По словам мужчины в этом году эурон выдохся очень быстро, не успев уничтожить слишком много урожая, как иногда бывало. Как говорил отец, такая погода или более прохладная продержится еще с месяц, а в конце сиунона, как раз когда мне нужно будет отправляться в Университет, задуют северные ветра, которые значительно выстудят воздух и температура будет не выше пятнадцати градусов (безумно радует что температуру воздуха они тут измеряют, как и у меня дома). Все эти погодные изыски волновали меня очень мало — мы как раз въехали в город.

На знакомой улице меня встречали как героиню — приветственными криками, улыбками, счастливыми лицами и яростным желанием всучить чего-то в благодарность. Когда мы добрались до дома того торговца, который сгорел бы следующим не вмешайся я (стена, обращенная к пепелищу на месте соседнего дома, была слегка обгорелой), наши осмотрительно захваченные объемные седельные сумки были на половину забиты всяческим барахлом. Отказаться от искренних подарков было бы просто не вежливо.

Оставив лошадей снаружи, мы вошли в лавку, занимавшую по моим прикидкам, весь первый этаж этого двухэтажного почти особнячка. Где-то в глубине помещений звякнул колокольчик. Внутри дома было прохладнее и пахло пирожными и выделанной кожей. Буквально через секунду к дверям с лестницы на второй этаж выбежала меленькая девочка лет восьми или десяти и с любопытством уставилась на меня. Я, не удержавшись, состроила рожицу с высунутым языком и сведенными к носу глазами. Девочка захихикала, и я искренне улыбнулась в ответ — всегда любила детей, а они, как не странно, любили меня.

— Вижу, вы уже познакомились с моей младшей дочерью? — слева раздался глубокий басок. Я обернулась. Хозяин лавки производил впечатление: высокий, с широкими и мощными плечами и приметным животиком уже не могущим спрятаться за широкой рубашкой. В темно-русых вьющихся волосах затерялись нитки седины, как и в окладистой бороде в форме лопаты. Вокруг мутно-зеленых цепких глаз залегли морщинки — этот человек явно знает цену хорошей шутке. В правом ухе болталось колечко-серьга. Но самым главным было то, что он не вписывался в интерьер аккуратной лавки и конторки, за которую он только что сел. Гораздо уместнее, на мой взгляд, он смотрелся бы в кузне с молотом и возле наковальни, в рядах солдат идущих на великую битву в должности сотника или десятника, или, на худой конец, предводителем банды наемников-бандитов, но ни как не скромного торговца. Встряхнув хвостом и отгоняя раздумья, я вежливо улыбнулась.

— Да. Она у вас просто прелесть.

— Спасибо.

Наступило непродолжительное молчанье, во время которого отец девочки весьма выразительно посмотрел на лестницу, и разочарованно вздохнув малолетка, унеслась наверх, перепрыгивая через ступеньку. Наконец избавившись от лишних ушей, он покинул конторку и протянув мне руку, представился:

— Тапрон Дол, сотник кохрийской армии в отставке. — Рукопожатие было не сильным, всего лишь до легкого хруста моих костей (мысленно я уже простилась со всей кистью). В мыслях я поставила себе галочку около "военного". Что-то подсказывало, остальные две его предполагаемые мною профессии тоже поучат подтверждение.

Я ответила вежливой и теплой улыбкой.

— Сайфарема Камшен. Можно просто Сайфа. — Собственное новое имя слетело с уст пока нечего не значащими для меня звуками.

Месяц назад у нас состоялся большой семейный совет, на котором было решено переименовать меня и дать более соответствующее этому миру имя. Мой выбор пал на почти полную анаграмму моего первого имени. "Сайфарема" со староастенского переводилось как "утраченная мудрость". Фамилия придумалась сама собой. С тех пор приемные родители именовали меня исключительно Сайфой и даже оформили мне документ, аналог моего паспорта, называющийся личник. Это был прямоугольник плотного пергамента с моим именем фамилией, датой рождения, официальным местом проживания, именами родителей и множеством официальных печатей, обернутый тесненной кожей с гербом Кохрии — птицей (предположительно орлом) парящей над горами, сворачивающимся плотной трубочкой. Но вернемся к нашим баранам, точнее торговцам.

— Очень рад. Позвольте выразить вам свою благодарность за спасение моего дома и всех жителей от огня. — При этих его словах моя искренняя улыбка превратилась в звериный оскал с намеком "Достали!". Заметив эти изменения, мужчина хмыкнул.

— Что допекли наши соседи?

— Вы даже не представляете насколько! — Я скривилась, будто проглотила целый лимон.

— Это они могут. — Добродушный смешок. Обмен более существенными по силе рукопожатиями с Верихом (оборотню не опасно). — Думаю, у вас не так много времени, так что давайте пройдем в зал, и вы посмотрите, что вам взять.

Он уже отошел, когда я все же решилась спросить:

— Скажите, неужели вы все же вот так запросто отдадите нам любой свой товар?

От пристального и оценивающего взгляда торговца что-то в животе заворочалось и похолодело. Мозг старательно продумывал два вопроса: "Не обидели ли мы его?" и "Что делать если да?".

— То, что вы сделали для нас всех, не имеет цены и вряд ли уважаемый градоправитель расщедриться вам на что-то большее, чем его обычное недовольное "Спа-а-асибо". Поэтому от лица всех жителей нашего города я предоставляю вам в распоряжение свой магазин. В нем вы всегда сможете приобрести все что угодно и совершенно бесплатно, как и любую консультацию в любое время суток.