– Это случилось в битве при Бусако. Накануне вечером из ставки командования прибыл нарочный с приказом о наступлении. Этим нарочным был Тоби. К тому времени я был на перешейке уже полгода, и в тех немногих письмах, которые доходили до нас, не было известий о тебе. Я не знал даже, жива ли ты. И вот явился Рокингем с сообщением, что и ты, и Сэндхерст находитесь в добром здравии, обосновались в Венеции. Он рассказал мне о ребенке, прехорошеньком мальчике, который у вас родился… – Услышав возглас Филиппы, Корт вздрогнул, но не повернулся, только голос его зазвучал сурово. – Признаюсь, эти новости наполнили меня гневом и отчаянием. Я уверил себя, что разгневан на Господа Бога, не наславшего на ваш корабль шторм. – Он повернулся с усмешкой. – Но позже, когда Тоби уехал и я остался один, впервые со дня смерти брата мне захотелось плакать. Я долго-долго смотрел в ту сторону, где окопалось шестьдесят тысяч французов. В темноте поросшие вереском холмы выглядели такими же кромешно-темными, как моя душа. Я не знаю, плакал ли я тогда, но мне было больно до слез, потому что я все еще любил тебя, хотел, чтобы ты была моей женой, а ребенок – моим сыном.

– Я виновата перед тобой, – с усилием произнесла Филиппа.

Она поцеловала безобразный рубец, и две горячие капли скатились по щекам и упали туда, где только что прижимались ее губы.

– Ты когда-нибудь простишь меня, Корт?

– За что? – с горечью спросил он, всматриваясь в ее лицо. – Не твоя вина, что на следующий день я повел себя, как законченный идиот. Узнав, что французы отбили у нас обоз с боеприпасами и провиантом, я бросился с отрядом добровольцев за ними. Там-то я и получил от французского гусара удар саблей. Слава Богу, этот мерзавец рассек только мышцу, а не кость. – Корт снова усмехнулся, на этот раз задумчиво и не без сожаления. – Знаешь, что самое нелепое? Много позже я узнал, что к моменту стычки, которая чуть не стоила мне' жизни, маркиз Сэндхерст был уже мертв.

Последовало долгое молчание, потом Филиппа еще раз склонилась над шрамом и проследила его языком от начала до конца. Волосы ее накрыли пах Корта.

– Господи, Филли! – выдохнул Корт, подавляя стон. – Ты делаешь это нарочно? Предупреждаю, если ты не остановишься, то скоро окажешься в руках безумца, помешанного на плотских утехах!

– Вот и хорошо, – поддразнила она его. – Потому что и я близка к такому же безумию!

Через неделю Корт уехал в Лондон, зная, что в Уор-бек-Хаусе его ожидают накопившиеся бумаги. Именно поэтому он отказался от мысли взять с собой Кита. Филиппу с сыном и леди Августой он ожидал через несколько дней.

Перед отъездом Корт сообщил Филиппе, что решил оставить Стэнли Томпкинсона. Он вынужден был признать, что причиной развала поместий было не воровстве и даже не отсутствие опыта. Как команда судна нуждается в капитане, так и управляющие, как бы толковы они ни были, нуждаются в хозяине. Филиппа была бесконечно обрадована этой новостью.

В первую неделю сентября Филиппа, Кит и обе титулованные вдовы благополучно прибыли в Лондон. В столице как раз начинался малый светский сезон. Встретившись после недельной разлуки в доме леди Гарриэт на Кавендиш-сквер, Корт и Филиппа обсудили предстоящий брак. Филиппа настаивала, чтобы оглашение было отложено: молва неминуемо возложит на нее вину за расторгнутую помолвку с Клер. Нужно пощадить самолюбие бывшей невесты Корта.

– Начинается сезон, и бедняжка сможет подыскать себе другого жениха, – уговаривала она Корта. – Ну и что же, что пока желающих не видно? Просто нужно дать ей время. Вот увидишь, прежде всего это будет лучше для нас.

Она стояла у окна, сквозь которое лился в комнату золотистый свет ранней осени. Корт не помнил, чтобы когда-нибудь прежде Филиппа выглядела такой счастливой. Элегантное домашнее платье цвета гиацинтов подчеркивало необычный цвет ее глаз. В неглубоком вырезе поблескивал золотой медальон, когда-то свадебный подарок, а теперь – знак воссоединения. Корт во второй раз торжественно возложил его на шею Филиппы. Это было в утро ее отъезда из Уорбек-Кастла в Сэндхерст-Холл.

– Значит, я должен ждать, пока Клер Броунлоу заарканит очередного глупца? – саркастически осведомился Корт. – Нет уж, я отказываюсь ставить наш брак в зависимость от этого. А если она засидится в девицах лет до сорока? Как ни наивны порой лондонские джентльмены, все же среди них не много таких олухов, как твой покорный слуга.

– Нет явления более редкого, чем джентльмен, смиренно признающий за собой недостаток ума, – заметила Филиппа со смехом.

Корт немедленно схватил ее в объятия и осыпал поцелуями.

– Корт, Корт! Я не предлагаю ждать, пока Клер Броунлоу произнесет брачный обет. С нас вполне будет достаточно ее обручения… или хотя бы какого-нибудь громкого скандала, который займет сплетников настолько, что им будет не до нас.

– А вот это здравая мысль. Насколько я знаю лондонский свет, очередной громкий скандал разразится не позже, чем через неделю.

– Милый, давай поговорим серьезно, – попросила Филиппа, перестав улыбаться. – Подождем хотя бы до бала у леди Гарриэт. Она собралась пригласить весь свет, хотя я и пыталась отговорить ее от этого. Знаешь, что она сказала мне? Что для нее важны лишь несколько знатных гостей, а остальные могут и не являться. Боже мой, она сама не знает, что делает! Да ведь самые знатные как раз и не придут!

– Это почему же? – спокойно осведомился Корт, снова заключив ее в объятия. – Все, кого пригласила твоя напористая свекровь, появятся. Вот увидишь, в гостях недостатка не будет. А если ты позволишь объявить о нашем предстоящем браке, то окажешься под моей защитой и покровительством. У меня не много друзей, зато влиятельных знакомых и деловых партнеров хватает. Да и среди моих недругов найдутся такие, кто придет из опасения рассердить меня отказом.

– Семья Броунлоу тоже имеет обширные связи, – возразила Филиппа, не желая сдаваться. – Если ты объявишь о своем намерении вступить со мной в брак даже раньше срока, когда-то назначенного для вашей с Клер свадьбы, найдется немало желающих выказать мне свое возмущение. Корт, пойми, у меня не настолько крепкие нервы, чтобы хладнокровно выдержать это. После случая в «Рокингемском аббатстве» мне и без того будет непросто появиться на балу. Прошу, подождем еще немного.

– Хорошо, подождем месяц, – заявил Корт безапелляционно. Неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову, заставив широко улыбнуться. – Я могу подождать и дольше, если ты согласишься сегодня же перебраться в Уорбек-Хаус. Это будет вполне безобидно, если леди Августа согласится играть роль дуэньи.

– Из твой бабушки не вышло бы худшей дуэньи, будь она глухой, слепой и прикованной к креслу, – насмешливо воскликнула Филиппа. – Может быть, ты станешь утверждать, что она ничего не знала о нашей идиллии в Галлс-Нест? А как простодушно она моргала глазами на следующее утро после твоего возвращения в Уорбек-Кастл! Никогда не поверю, что она считает тебя скромником. Как по-твоему, почему на другой день за завтраком, когда Кит еще спал, она не отрывала взгляда от окна? Уж не потому ли, что ты бессовестно гладил под столом мои ноги?

– Я никогда бессовестно не гладил тебя! – возмутился Корт.

– Да неужто? Тогда что ты делаешь сейчас?

– Прикасаюсь, и только.

Удобно расположившись в коляске, Корт тронул упряжку гнедых. При этом он улыбался и был в самом приятном расположении духа. Да и как могло быть иначе?

В минувшую среду состоялся первый выход Филиппы в лондонский свет. В сопровождении свекрови она побывала на званом вечере у лорда и леди Холанд, Хозяйка дома также была замужем вторично, и в прошлом у нее тоже был развод. Филиппа ужасно нервничала, и никакие уговоры Корта не могли рассеять ее опасений. Она уверяла, что не каждую разведенную женщину принимают в свете. Впрочем, урожденная Элизабет Вессел, а впоследствии леди Вебстер, была известна тем, что бросила мужа ради любовника, с которым вот уже несколько лет жила в счастливом браке.