– Понимаю, ваша милость, – сочувственно кивнул доктор, – для вас все это явилось неприятным сюрпризом. Боюсь, мое время ограничено, очередной пациент уже ждет меня… но вы можете остаться здесь и немного прийти в себя. Думаю, в таком виде вам лучше будет не появляться на улице.

Он вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Корт даже не заметил этого. Он сидел, уставившись в одну точку. Слова Филиппы снова и снова отдавались эхом в его сознании. «…Сэнди просто хотел сказать мне что-то важное», «он просил держать это в секрете». С внезапной ясностью он понял, почему Филиппа и Сэнди обнимали друг друга, когда он разъяренным быком ворвался в «Четыре кареты». Это было не объятие любовников, а единение перед лицом большой беды. Должно быть, Сэнди только что сказал Филиппе, что умирает… а через несколько минут в комнату ворвался обезумевший от ревности муж, превратив трагедию в отвратительный фарс!

Скорее всего Сэнди пытался отговорить Филиппу от бегства. Хорошо зная вспыльчивость Корта, он предполагал, что постепенно тот остынет. Но Филиппе было всего восемнадцать, она была беременна и до полусмерти перепугана. Она не послушалась Сэнди, уверенная, что у Корта достанет жестокости расправиться с лучшим другом и развестись с ней. Но наибольший ужас вызывала у нее мысль, что, когда родится ребенок, он отнимет его у нее на законных основаниях. Вот почему она решилась бежать. Почему же Сэнди последовал за ней, а не умер, защищая свою честь? Потому что боялся, что его —мертвое тело подвергнут осмотру и постыдная болезнь будет обнаружена? Или потому, что решил защищать Филиппу от ударов судьбы, хотя бы то недолгое время, которое было ему отпущено? Так или иначе он. Корт, лишился жены и ребенка не потому, что был предан лучшим другом, а потому что верил, что все люди порочны по своей природе.

Корт откинулся на высокую спинку скамьи и закрыл глаза. Как странно, что итальянский герцог, покровитель Филиппы, безоговорочно поверил в ее безгрешность, а он до последнего времени продолжал считать ее вероломной. И еще он мечтал убить друга детства, который в это время медленно и мучительно умирал.

Что же получается, думал Корт с неизъяснимой тоской и болью, значит, газеты были правы, когда рисовали его исчадием ада? Ведь он и в самом деле выставил кроткую голубку дьяволицей! Он сам, своими руками погубил ее репутацию, чтобы потом ее же этим и попрекать! Уорлок, злой колдун… невозможно было придумать прозвища более меткого. Много лет он мечтал даровать Филиппе прощение и вот теперь спрашивал себя, достоин ли прощения он сам.

Корт поднялся со скамьи и направился к двери. Все время, пока он шел по коридору к дверям дома, спускался по ступенькам, в памяти его крутились несправедливые обвинения, которые он когда-то выдвинул против Филиппы и Сэнди.

Он совершил величайшую из возможных ошибок.

Филиппа простила его. Но сможет ли он сам простить себя? Возможно, лучше всего навсегда избавить ее от себя, уйти из ее жизни и из жизни Кита… но как решиться на это теперь, когда счастье стало возможным?

– Ваша милость, ваша милость!

Слейни ловко остановил упряжку рядом с медленно бредущим Кортом и замер в ожидании похвалы. Хозяин не удостоил его даже взглядом.

– Ваша милость, вот и я! Вы что, не слышите? Ваша милость!

Корт наконец повернулся в его сторону и взглянул на него такими пустыми глазами, что грум с тревогой подумал: только бы на него опять не нашло! Он протянул вожжи, но Корт даже не пошевелился, глядя прямо перед собой.

– Ваша милость! Неужто вы позволите мне собственноручно доставить вас домой!

Вся тревога рыжеволосого грума тотчас испарилась. Он издал пронзительный свист и щелкнул кнутом над головами коренников. Через минуту упряжка уже неслась по направлению к Уорбек-Хаусу.

Давняя привычка сохранять хладнокровие независимо от обстоятельств помогла Корту прийти в себя к тому времени, когда он оказался дома. Добрейший Нэш открыл ему дверь и принял головной убор и перчатки.

– Ваша милость, мистер Фрай ожидает вас в кабинете, – сообщил он и добавил со значительным видом: – С ним неизвестная особа женского пола.

Корт только покачал головой, с неудовольствием предвидя со стороны сыщика новый сюрприз. Впрочем, 'возможно, Эмори Фрай ездил с женой за покупками и по дороге решил получить премию, причитающуюся ему за розыск доктора Дсрнфорда. Корт чувствовал странную Неспособность мыслить здраво, все как-то перепуталось у него в голове. Почему-то более всего его зани-, мал вопрос, сколь многое известно сыщику о болезни Сэндхерста, знает ли он, что тот был ложно обвинен.

– Я поговорю с ним немедленно, – сказал он дворецкому.

Эморн Фрай сидел на зеленой козетке у камина. В кресле рядом с ним восседала женщина лет пятидесяти, с необъятным бюстом и словно для пущего контраста – носом-пуговкой. Если это его жена, тупо подумал Корт, то во всем мире не найдется более неподходящей пары. Женщина была лет на пятнадцать старше Фрая и тяжелее фунтов на пятьдесят. Оба поднялись, когда Корт появился в дверях.

– Ваша милость, – Фрай наклонил голову. – Я взял на себя смелость без предварительной договоренности привести к вам миссис Пенни Гиббс. Я разыскал ее в Йорке. Мы прибыли в Лондон буквально пару часов назад, и я даже отложил устройство этой достойной леди в гостиницу. Я узнал от нее историю столь поразительную, что счел разумным немедленно познакомить вас с ней.

Корт повернулся к женщине, недоумевая, как ему пришло в голову отождествить ее с миссис Фрай.

– Рад знакомству, миссис Гиббс, – сказал он с бледным подобием улыбки. – Как поживаете? Как мило, что вы согласились нанести мне визит. Присаживайтесь, сделайте одолжение.

Корт был недоволен Фраем. Очевидно, богатство не пошло сыщику на пользу, если он колесит по стране в поисках интересных историй и даже привозит рассказчиков на дом. Меньше всего сейчас хотелось Корту слушать что бы то ни было. Но делать было нечего, и он решил разыграть роль радушного хозяина.

Корт скрестил руки на груди, приготовившись слушать, но спохватился и, ругая себя за непростительную рассеянность, обратился к сыщику:

– Прежде чем мы начнем, хочу воспользоваться случаем и поблагодарить вас, мистер Фрай, за то, что разыскали доктора Дернфорда. Ваши старания будут щедро вознаграждены.

– Уверяю вас, ваша милость, это излишне, – с достоинством ответил Фрай, сплетая пальцы на колене, облененном в дорогие, прекрасно сшитые брюки. – Ваше желание отблагодарить меня за хлопоты приятно греет мне душу, но позвольте напомнить: мои услуги уже оплачены в Венеции. – Он улыбнулся краешками губ и обратил взгляд к своей спутнице. – А теперь, если позволите, мы дадим миссис Гиббс возможность сообщить нам кое-что интересное. Уверен, вы не будете разочарованы.

Корт принял заинтересованный вид и повернулся к особе, разительно напоминавшей крепостную башню. На ней был ярко-оранжевый дорожный костюм и тюрбан того же цвета с длинным черным перышком, подчеркивающим ее внушительные пропорции. Однако улыбка гостьи была искренней, а глаза смотрели с простодушной прямотой.

Женщина разглядывала его с непосредственностью провинциалки и непонятным любопытством. Удовлетворившись осмотром, она кивнула.

– Вот, значит, вы какой будете, ваша милость… ага. Ладненько, задавайте свои вопросы, а я вам все как есть расскажу про Гиацинту Мур. Все, значит, как на духу.

Услышав имя матери Филиппы, Корт сильно вздрогнул и выпрямился.

– Не может быть! Вы были знакомы с Гиацинтой Мур?

– Это почемуй-то не может быть? Много годков я ее, раскрасавицу, знала. Изволите видеть, я у ней служила горничной, с того самого денечка, как приехала она, родимая, в Мур-Манор невестой, и до той ночки, когда Бог прибрал ее душу. – Миссис Гиббс покачала головой и исторгла из обширной груди вздох. – Не знала я да не ведала, что сталось с девчоночкой ее малолетней. Отписала раз да другой дяде ее, а только ответом он меня не удостоил. Другая, может, и подивилась бы, а я его больно хорошо знала, Кроутера-то.