— Тоннель кончился.

Это радостное известие я передал Симмсу.

— Есть люк? — крикнул сзади Падильо.

— Пытаюсь открыть его, — прохрипел Маас.

Он уже стоял. Передо мной были лишь коротенькие ножки, видневшиеся из-под плаща. Я прополз чуть дальше и сунул голову в небольшое расширение, в котором находился Маас. Его голова, шея, плечи упирались в круг ржавого железа. Пока усилия оставались безрезультатными.

— Не двигается, — выдохнул Маас.

— Давайте попробуем поменяться местами, — предложил я. — Я выше ростом. И смогу надавить сильнее.

С трудом мы протиснулись друг мимо друга. Изо рта Мааса воняло как из помойки. Я глянул вверх. Металлическая плита находилась в пяти футах от пола. Я как можно шире расставил ноги. Разогнулись они только наполовину. Уперся плечами, шеей, головой в крышку, приложил к ней ладони. Начал медленно подниматься, нагружая мышцы ног и рук. В последнее время я не баловал их физическими упражнениями. Оставалось лишь надеяться, что они еще не забыли о своем предназначении.

Люк стоял мертво. Кровь стучала в висках. На лбу выступили капельки пота, начали собираться в ручейки и скатываться по лицу. Я перестал давить, согнулся, чтобы немного передохнуть. Затем занял прежнюю позицию и удвоил усилия. Что-то подалось, к счастью, не моя шея. Пот уже заливал глаза. Но крышка сдвинулась с места. Самое трудное осталось позади. Ноги начали выпрямляться, плита все быстрее шла вверх. Раздался легкий хлопок, и меня окатило волной холодного воздуха. Уже руками я подтолкнул металлическую крышку, и она отлетела в сторону. Я поднял голову. Но звезд не увидел.

Из тоннеля я вылез в гущу податливых веток и жестких листочков. Выбравшись из туевой рощицы, в ста пятидесяти футах от себя различил стену, огибающую парк по одному из его трех углов. Отрицательную, приземистую стену. Рука коснулась моего плеча, и я подпрыгнул от неожиданности. То был Макс Фесс.

— Где остальные? — спросил он.

— Сейчас выберутся.

— Значит, тоннель существует.

— Да.

Появился Маас, вытирающий лицо и руки, стряхивающий грязь с плаща. За ним последовали Симмс, Бурчвуд и Падильо.

— Фургон там, — Макс указал направо.

Маас повернулся к Падильо.

— Я с вами прощаюсь, герр Падильо. Уверен, что люди, с которыми вы сотрудничаете, переправят вас и вашу команду в Бонн. Но, если возникнут какие-либо трудности... вы сможете найти меня по этому номеру, — он протянул Падильо листок бумаги. — Но я буду там только сегодня. Завтра я загляну в ваше кафе, и мы рассчитаемся.

— Наличными.

— Десять тысяч.

— Они будут вас ждать, — заверил Мааса мой компаньон.

Маас кивнул.

— Разумеется. Я в этом не сомневаюсь. Auf Wiedersehen, — и он растворился в темноте и тумане.

Как и просил Падильо, Макс подогнал к парку автофургон «фольксваген». Через боковую дверцу мы забрались в грузовой отсек без единого окошка.

— Вы ничего не увидите по дороге, зато никто не увидит вас, — философски отметил Макс, прежде чем захлопнуть дверцу.

— Сколько нам ехать? — спросил Падильо.

— Пятнадцать минут.

Ехали мы семнадцать минут. Симмс и Бурчвуд сидели по одну сторону, положив головы на поднятые колени. Мы — напротив, докуривая последние восточногерманские сигареты.

Автофургон остановился, и мы услышали, как Макс вылезает из кабины. Он открыл дверь, я и Падильо спрыгнули на землю. Симмс и Бурчвуд молча последовали за нами. В сумраке рассвета лица их казались мертвенно-бледными, на щеках и подбородке Бурчвуда вылезла черная щетина.

Я огляделся. Макс привез нас в какой-то двор, с трех сторон огороженный высокой стеной из красного кирпича. Въехали мы через крепкие дубовые ворота. Двор был вымощен брусчаткой, а стена замыкалась четырехэтажным серым зданием с окнами в нишах. На первом этаже ниши были забраны железными решетками.

Макс повел нас в коридор, перегороженный в десятке шагов стальной плитой без петель и ручки. Над плитой темнела круглая дыра, защищенная сетчатым экраном. Макс остановился перед плитой, мы выстроились ему в затылок. Постояли секунд пятнадцать, а затем плита бесшумно скользнула в стену. Я отметил про себя, что толщиной она около двух дюймов и изготовлена из цельного листа.

Мы прошли другим коридором, в конце которого нас ждала открытая дверь лифта, рассчитанного как раз на пять человек. Едва мы оказались в кабине, дверь закрылась. Кнопок с указанием этажей я не обнаружил, так что едва ли кто мог выйти там, где пожелал бы. Кабина быстро пошла вверх, как я понял, на последний этаж. После остановки дверь бесшумно открылась, выпустив нас в приемную, выкрашенную в нежно-зеленый цвет. Стены украшали виды Берлина, выполненные как кистью, так и пером. Две софы и три кресла приглашали сесть. На кофейном столике стояла пепельница из литого стекла. Ноги утопали в густом ковре. По обстановке чувствовалось, что наш хозяин не стеснен в средствах.

Напротив лифта была еще одна дверь. Макс встал перед ней, и она, как и стальная плита внизу, мягко скользнула в стену. И здесь над дверью имелась круглая дыра с проволочным экраном. Я догадался, что экран предназначен для защиты объектива телекамеры. Мы переступили порог, миновали холл и свернули налево, в вытянутый овальный зал с горящим камином в дальнем конце. У камина, спиной к нему, стоял мужчина. С чашкой и блюдцем в руках. Пахло кофе, а на комоде, слева от мужчины, булькала электрическая кофеварка в окружении блюдец, тарелок, чашек.

С первого взгляда зал более всего напоминал библиотеку. Темное дерево стен, стол с лампой под абажуром, бежевые портьеры, кожаные диваны, кожаные же кресла, два из них с подголовниками, темно-зеленый ковер и, конечно же, полки с книгами.

Мужчина улыбнулся, увидев Падильо, поставил блюдце и чашку на стол, направился к нам. Пожал руку Падильо.

— Привет, Майк, — сказал он по-английски. — Рад тебя видеть.

— Привет, Курт, — и Падильо представил меня Курту Вольгемуту, который тепло пожал мне руку.

Выглядел он моложе своих пятидесяти с небольшим лет. Тщательно причесанные, чуть тронутые сединой длинные волосы, темно-карие глаза, прямой нос, маленький, но волевой подбородок, открытая улыбка. Встретил он нас в темно-бордовом халате поверх темно-серых, почти черных брюк. Худощавый, подтянутый.

— Этим двоим нужна еда, постель и душ. — Падильо мотнул головой в сторону Симмса и Бурчвуда.

Темные глаза Вольгемута пробежались по неразлучной парочке. Он шагнул к камину и нажал на кнопку цвета слоновой кости.

Мгновением позже открылась дверь и в библиотеку вошли два здоровенных парня. В них чувствовалась спокойная уверенность, присущая тем, кто осознает свою силу.

— Вот этих двоих джентльменов надобно помыть, накормить и уложить спать. Позаботьтесь об этом, пожалуйста.

Здоровяки внимательно оглядели Симмса и Бурчвуда. Один кивнул на дверь. Симмс и Бурчвуд исчезли за ней. Следом ушли и люди Вольгемута.

— Ты процветаешь, Курт. — Падильо огляделся.

Тот пожал плечами и подошел к комоду.

— Давайте выпьем кофе, и примите мои извинения в связи со случившимся вчера у Стены. Мы дали маху.

— С кем не бывает, — великодушно простил его Падильо.

Вольгемут взял, с комода чистое блюдце и чашку.

— Я приготовил для тебя полный отчет, Майк. Ты можешь ознакомиться с ним после завтрака.

Макс объявил, что валится с ног и пойдет спать.

— Я вернусь к четырем, — пообещал он и покинул нас.

Падильо и я наложили полные тарелки вареных яиц, ветчины, сыра и колбасы. Ели мы на маленьких столиках, которые Вольгемут пододвинул к креслам с подголовниками, что стояли по сторонам от камина. Уминали за обе щеки, не отвлекаясь на разговоры, и лишь после третьей чашки кофе я с благодарностью принял от Вольгемута американскую сигарету.

— Ты подобрал все, что нам нужно? — спросил Падильо, тоже взяв сигарету.

Вольгемут кивнул и рукой отогнал дым.