Биллиардную я нашел быстро, хотя прежде никогда не бывал там: табачный дым валил оттуда, словно при пожаре. Я робко переступил порог и увидел следующую картину. Небольшое помещение, на редкость уютное и располагающее к отдыху, чего нельзя было сказать обо всем здании в целом, почти все было занято огромным биллиардным столом. Мягкий свет лился откуда-то сбоку, благотворно действуя на нервную систему. У стола расположились трое алтайцев с киями в руках; среди них был и тот долговязый верзила, которого я видел утром в столовой. Они сгрудились у дальнего конца стола и о чем-то вполголоса говорили. Шары в беспорядке раскатились по столу и находились в таком положении, видимо, уже давно. По крайней мере, пока я находился в биллиардной, никто из них ни разу не ударил по шару, мне даже пришло на ум, что они вообще играть не умеют. В самом дальнем углу, в потертом кресле, полулежал доктор и дремал. На глаза его была надвинута большая ковбойская шляпа. Ни дать ни взять, кадр из боевика о жизни суперменов Дикого Запада. Воздух был пропитан табаком и алкогольным перегаром.

Когда я вошел, эти трое оборвали разговор и настороженно уставились на меня, но последние три слова все же успели долететь до моего слуха — «этот болван Самсон». Самсон? Я мысленно пожал плечами. Это имя мне ничего не говорило. Наступившая тишина вывела из забытья дремавшего доктора. Он с трудом поднялся, сдвинул шляпу на затылок, обвел помещение мутным взглядом, остановил его на мне и долго что-то соображал, пытаясь, по-видимому, вспомнить, что это за тип вытаращился на него. Он был сильно пьян, как, впрочем, и те трое мнимых игроков в биллиард. Я неловко переступил с ноги на ногу и собрался было покинуть это неприветливое помещение, как доктор шумно вздохнул и, еле ворочая языком, произнес:

— А, пациент… Рад вас видеть живым и здоровым. Желаете партийку в биллиард? Сейчас устроим. Ну-ка, ребята, потеснитесь!..

— Еще чего! — злобно проворчал долговязый. — Сейчас моя партия.

— Нет-нет, — запротестовал я, всячески пытаясь избежать конфликта с этими головорезами, — я не играю в биллиард.

— Зря, — сказал доктор с сожалением.

— Я, собственно, к вам, доктор.

— Ко мне? — Он, кажется, удивился. — Что-нибудь опять с головой?

Я кивнул. Он с минуту соображал, потом ухмыльнулся, подмигнул и поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие.

— Понима-аю! — сказал доктор нараспев. — Лекарство в прошлый раз помогло, и вы решили повторить… э-э… курс лечения. Понима-аю! Что ж, я к вашим услугам, сэр, клятва Гиппократа и долг самой гуманной профессии обязывают меня прийти на помощь страждущему. Вы верите в медицину? А в Бога? Нет? А в загробную жизнь? Прекрасно! А я верю…

Он обогнул угрюмых алтайцев, продолжавших безмолвно стоять у стола с киями наперевес, приблизился ко мне, обнял одной рукой за плечо и вывел из помещения.

— Идемте, пациент, я выпишу вам рецепт и сам же преподнесу лекарство. Я ведь и врач, и аптекарь, и фармацевт, и санитар в одном лице, никого нет, кроме меня, я один, словно перст Божий. А недавно даже хирургом быть пришлось, пулю из ноги вытаскивал. Но об этом — тсс, молчок! — Он приложил палец к губам и зашипел, брызгая слюной. Его шатало так, что он то и дело не вписывался в лестничные повороты, ведя меня в свой кабинет.

Ключ долго не попадал в замочную скважину, а когда наконец дверь распахнулась, в лицо мне пахнуло таким спертым, затхлым воздухом, что у меня перехватило дыхание и закружилась голова.

— Пр-р-рошу! — прорычал доктор, ухмыляясь, и жестом руки пригласил меня войти.

Собравшись с духом, я последовал приглашению. Он вошел следом за мной и плотно закрыл дверь.

— Я сейчас! — он ринулся к стеклянному шкафу и по самые плечи нырнул в него. Вскоре на заваленном бумагами столе появился традиционный столовый набор алкоголика-профессионала со стажем: пара грязных стаканов, обкусанный соленый огурец, зачерствевшая горбушка черного хлеба, початая пачка соли и несколько луковиц; сервировку довершила четырехгранная бутыль со спиртом. Доктор наполнил оба стакана и один пододвинул мне.

— Ваше имя, больной?

— Максим Чудаков.

— Рад. А я доктор Сотников. За знакомство.

Он залпом осушил свой стакан, скорчился в гримасе, захрипел и приложился к огурцу.

— Хороша, зараза! — молвил он, обретя дар речи. — А вы?

— Я чуть позже, — ответил я, не притрагиваясь к своей порции.

— Как знаете. Итак, чем же вызван ваш визит ко мне, сэр Максим? Мне почему-то кажется, что не только головной болью. Я прав?

Пришло время, решил я, играть ва-банк. Или этот бедняга доктор все мне сейчас выложит, или я уйду несолоно хлебавши. Первый вариант мне казался более вероятным: доктор Сотников явно желал выговориться.

— Хорошо, я открою свои карты, — сказал я с решимостью.

— Ага, я так и знал, что вы работаете с ним в паре! — откинулся он на спинку стула. Теперь он казался намного трезвее.

— В паре? — я смутился, не совсем понимая, что он имеет в виду. Неужели он знает о моем контакте с Щегловым? Или за этим кроется что-то еще?

— Я был бы искренне рад ошибиться, — пробормотал он; хмель слетал с него буквально на глазах. Похоже, последний стакан лишь отрезвил его. Но надолго ли? — Значит, вы не имеете к этим… грязным псам никакого отношения? — Он кивнул в сторону двери.

— Я вас не понимаю.

Какое-то время он пытался сосредоточить на мне свой взгляд, но тщетно — это было свыше его сил.

— Кто же вы?

— Я частным образом расследую убийство, произошедшее позапрошлой ночью.

— Частным образом? — Он с сомнением покачал головой и закурил. — Вас подослал Артист? Что ему от меня нужно?

— Я не знаю никакого Артиста. Верьте мне, я искренне хочу вам помочь. Несмотря на то, что вы хлещете спирт литрами, вы симпатичны мне, доктор. Вам что-то известно, я это понял еще в прошлый раз. Расскажите мне все, и я клянусь — ваша искренность послужит делу справедливости.

Он криво усмехнулся.

— Вашими б устами… Ладно, я вам расскажу — все равно подыхать… Семь бед — один ответ. Лучше сдохнуть от руки правосудия, чем получить пулю в живот от этих псов. Слушайте же, Максим Чудаков, — он понизил голос до шепота. — Вы попали в прескверную историю, как и я, впрочем… В этом чертовом притоне орудует банда головорезов, вывеска дома отдыха — это лишь ширма, прикрывающая их грязные дела. Если б вы знали, что здесь творится, когда нет заезда отдыхающих!.. Да не можете вы этого не знать! — вдруг воскликнул он, снова становясь подозрительным и недоверчивым. — Не можете!

Он схватился за бутылку, но я решительно остановил его.

— Не пейте больше, доктор, прошу вас.

— Не буду, — с готовностью ответил он, — клянусь. Спасибо вам, Максим Чудаков, вы первый, кто сказал мне это. Никто из этих свиней ни разу даже не заикнулся, а вы… Теперь вам верю…

В его голубых глазах мелькнуло что-то доброе, человеческое — и вместе с тем до жути тоскливое, безнадежное.

— Они вооружены до зубов, у них тут целый арсенал, вплоть до автоматов. Это мафия, и нет от нее спасения. Они втянули меня в свои черные дела, посулив денег, много денег, а я клюнул, клюнул на эту приманку, как клюют на нее многие, очень многие. Я был молод, честолюбив, мне хотелось красивой жизни. Кто ж ее не хочет, этой самой красивой жизни? Вот я ее и получил.

В его голосе было столько горечи и тоски, что мне стало не по себе. Я положил ладонь на его руку и со всей возможной теплотой произнес:

— Все образуется, доктор, поверьте мне. Вы еще так молоды, у вас все впереди…

— Да бросьте вы, — отмахнулся он, — моя жизнь кончена, в этом нет сомнения. Нити отсюда тянутся высоко наверх, а там, — он ткнул пальцем в потолок, — не прощают таким, как я. Я обречен, но не это пугает меня.

— Что же?

— То, что я не успею расквитаться с ними. — Он резко подался вперед. — За мою погубленную жизнь, за многие другие жизни, погубленные ими. Помогите мне сделать это, прошу вас. Я вам расскажу все, всю их подноготную, а вы… вы выберетесь отсюда и… кому следует… ну вы знаете… ведь от них можно ожидать всего, что угодно. Поймите, — страстно зашептал он, — жизнь этих ни о чем не ведающих людей, которых черт дернул приехать сюда на отдых, находится под угрозой реальной опасности, и если с ними что-то случится, то в этом будет доля и моей вины. А я не хочу, не хочу, слышите, пятнать свою душу кровью ни в чем не повинных людей. Достаточно того, что я залил ее спиртом. — Он уронил голову на руки и всхлипнул.