— Кто же он?

— Это может быть все тот же Артист. Похоже, он решился на какой-то отчаянный шаг, но что это за шаг и против кого он направлен, я пока что сказать не берусь. Впрочем, я могу и ошибаться. Возможно, этот шаг делает не Артист, а Баварец. Эх, знать бы, кто этот Артист…

— Его знает Сотников, — напомнил я. — Может быть, мне стоит к нему наведаться?

— Утром, — Щеглов покачал головой. — Сейчас он наверняка еще пьян, и ты лишь зря потратишь время. Да и небезопасно тебе ходить по пустым коридорам. А утром обязательно сходи… Тихо! — Он весь напрягся, прислушиваясь к ночной тишине. Я последовал его примеру. — Слышишь?

— Ничего не слышу, — признался я.

Щеглов утвердительно кивнул.

— Утих наш горемыка.

— Заснул, наверное.

Щеглов отрицательно покачал головой.

— Вряд ли. Пойдем! — Он стремительно ринулся к двери, увлекая меня за собой.

— Куда? — удивился я, следуя за ним.

Но Щеглов оставил мой вопрос без внимания. Выскочив в коридор, он тихо, но настойчиво постучал в мячиковский номер.

— Что вы делаете? — недоуменно спросил я.

Но он снова промолчал.

— Кто? — глухо донеслось из-за двери.

— Это я, Щеглов! Откройте, Григорий Адамович, — громко прошептал Щеглов.

Замок щелкнул, и на пороге появился бледный, измученный Мячиков. Голова его была обвязана полотенцем, в глазах затаились тоска и боль.

— Что случилось? — Голос его звучал неприветливо и настороженно.

Щеглов поинтересовался его здоровьем.

— Спасибо, хреново, — ответил Мячиков хмуро.

— А у нас, знаете ли, неприятность, — продолжал Щеглов, — свет погас. Вот мы и решили заглянуть к вам. У вас со светом все в порядке?

Щеглов с любопытством заглянул в номер через плечо Мячикова.

— Как видите, — ответил тот. — Наверное, пробки полетели.

— Я так и думал. А что это у вас, Григорий Адамович, окно открыто настежь?

— Душно. Вы же знаете мой принцип: свежий воздух и сон — лучшие лекарства от всех болезней. Я вот уже было заснул, а вы меня разбудили. — В его голосе чувствовалось раздражение. — Теперь опять зуб разболелся.

— Простите нас, уважаемый Григорий Адамович, мы не знали, что вы спите. Может, анальгин возьмете?

— Я же вам говорил, — еще более раздражаясь, ответил Мячиков, — что я не пью анальгин. Идите спать, Семен Кондратьевич, и не беспокойтесь обо мне, я как-нибудь дотяну до утра, а там… там поглядим.

Мы пожелали ему спокойной ночи и вернулись к себе в номер. Часы показывали начало первого ночи. Щеглов плотно прикрыл за собой дверь и приложил палец к губам. Я замер с раскрытым ртом, повинуясь его жесту, хотя один вопрос вертелся у меня на языке.

— Ложись спать, Максим, утро вечера мудренее.

— А вы?

— А мне сегодня спать нельзя, есть кое-какие мысли. Если что — разбужу.

Минувший день изрядно вымотал меня, и я с удовольствием последовал совету Щеглова. Засыпая, я видел, как он неподвижно сидит на своей кровати и невидящим взглядом смотрит прямо перед собой — Щеглов думал.

Кто-то настойчиво тряс меня за плечо.

— Вставай, Максим!

Я открыл глаза и первым делом взглянул на часы: без двадцати два.

— Что случилось?

Темный силуэт Щеглова возвышался над изголовьем моей кровати. Даже не видя в темноте его лица, я чувствовал — он сильно взволнован. До моего слуха донеслись странные звуки, напоминающие шум работающего трактора или… Вертолет!

— Что это? — с тревогой спросил я.

Он приложил палец к губам.

— Это они. Скорее, Максим, а то мы их упустим!

В мгновение ока я был на ногах.

— Пойдем! — приказал Щеглов, когда я оделся. — Только тихо.

— А Мячиков? — прошептал я.

Он покачал головой и, как мне показалось, усмехнулся.

— Пусть отдыхает. Ему сейчас не до нас.

Да, подумал я, когда болят зубы, весь свет не мил.

Мы осторожно вышли в коридор, но, к моему изумлению, отправились не в сторону холла, а в противоположную — туда, где коридор заканчивался тупиком, вернее, небольшим окном. Щеглов не без труда открыл его и взобрался на подоконник.

— Не отставай! — шепнул он и исчез в темном оконном проеме. Тут только я увидел, что в этом месте с наружной стороны здания проходит пожарная лестница. Щеглов, видимо, знал об этом давно. Я мысленно восхитился его умением видеть то, что, казалось бы, видеть совершенно не обязательно.

Недолго думая я последовал его примеру и уже через пару минут оказался на крыше, покрытой слоем сырого, грязно-белого снега, который интенсивно таял и превращался в воду буквально от одного прикосновения к нему. Я мгновенно промок, увязнув чуть ли не по пояс в этой вязкой снегоподобной жиже. Ночь была ясная, лунная, и крыша великолепно просматривалась. Грохотало так, что я не слышал собственного голоса. Кто-то схватил меня за руку и втащил в тень, отбрасываемую широкой вентиляционной трубой.

— Шевелись, Максим! — крикнул Щеглов, сверкнув глазами. — Сейчас начнется… Взгляни-ка наверх.

Я поднял голову. Прямо над нами висел вертолет и яростно вращал лопастями. Страшный ветер, поднятый им, чуть не сдувал нас с крыши.

— Клиент прибыл, — усмехнулся Щеглов, крепко сжимая мою руку. — Теперь гляди в оба.

Из черного брюха вертолета нырнула вниз легкая, чуть заметная лента веревочной лестницы. Чьи-то ноги показались на ее верхних ступеньках.

— Ага! — радостно воскликнул сыщик. — Вот он, голубчик!

Человек спустился уже до середины трапа, когда на противоположном конце крыши метнулась чья-то быстрая тень и скрылась за невысокой постройкой, каких здесь было множество. Крыша была плоская, с бордюром, и перемещаться по ней было легко.

— Если не ошибаюсь, к нам пожаловал Артист собственной персоной, — спокойно произнес Щеглов и кивнул в ту сторону, где только что мелькнула тень неизвестного. Но за всем его видимым спокойствием я сумел разглядеть бурю чувств, клокотавшую в его груди.

Что-то звякнуло у моего уха, ударившись о жесть вентиляционной трубы.

— А, черт! — выругался Щеглов, толкнув меня в укрытие. — Он нас заметил. А метко бьет, мерзавец! Не зацепил?

Я сказал, что нет, не зацепил, и почувствовал дрожь в коленях. Пройди пуля тремя сантиметрами правее, и не писал бы я сейчас эти строки. Удивительно, но я не слышал выстрела.

Выхватив пистолет, Щеглов ринулся вперед. Я последовал за ним, но поскользнулся и во весь рост растянулся в густом месиве из снега, льда и воды. На душе сразу стало гадко и неуютно. В темноте прозвучало два выстрела, чьи-то ноги зашлепали по гудроновому покрытию. Я поднял голову и увидел, как незнакомец поднимается по лестнице, так и не добравшись до крыши. Очевидно, перестрелка спугнула его и он решил убраться, пока еще есть возможность. Сделка не состоялась.

Я бросился туда, где только что, по-моему, мелькнула фигура Щеглова, и чуть было не свалился ему на голову. Щеглов медленно исчезал в зияющем чернотой люке, правой рукой сжимая пистолет, а левой нащупывая невидимые в темноте скобы.

— Быстрей! — крикнул он, скрываясь во мраке.

Следуя за ним, я краем глаза заметил, что вертолет втянул в свое нутро веревочную лестницу и теперь плавно уходил в сторону, одновременно разворачивая корпус.

Я буквально съехал вниз по отвесной стене, едва касаясь ржавых металлических скоб, и очутился на лестничной площадке четвертого этажа. Этаж был погружен во тьму, но как раз над люком висела луна, и в ее холодном свете я едва различил фигуру Щеглова. Щеглов уже несся по лестнице, настигая невидимого врага и освещая себе путь фонарем, и мне оставалось лишь последовать за ним. На площадке третьего этажа мы нос к носу столкнулись с каким-то человеком, внезапно вынырнувшим из темного холла и тут же отпрянувшим назад. В руке его блеснул пистолет.

— Что случилось? — испуганно выкрикнул он.

Голос его показался мне подозрительно знакомым. Щеглов быстро вскинул свой пистолет на уровень груди.