Не совсем понятно, о ком идет речь; возможно, «dusiens» — производное от «duses»: в кельтской мифологии — злые духи, которым поклонялись галлы. — Прим. пер.

часто предаются подобному распутству; монах Эрно рассказывает историю женщины, которая в течение шести лет терпела нечистые объятия похотливого духа, а Мадлен де ла Круа признается, что начиная с самого нежного возраста совокуплялась с уродом, у которого было лицо фавна и козлиные ноги. Мы не станем входить в подробности дьявольских копуляций, своим происхождением обязанных кошмарам или половому перевозбуждению и доставлявших неописуемую радость казуистам и инквизиторам. Они не скупились на описания изнуряющих наслаждений; прикидывали вес демонических гениталий и меру необузданности или извращения. Более того, они до хрипоты спорили о том, к каким средствам прибегали демоны, чтобы добиться своего: отуманивали чарами мозг; наводили горячку или бред; было ли это сгущение воздушных паров или других элементов; временное оживление разлагающегося трупа, запах которого быстро пробуждал любовников от сладострастных грез. В подтверждение последнего сошлемся на дворянина, 1 января 1613 года пригласившего одну молодую знатную особу разделить с ним ложе и наутро увидевшего рядом с собой лишь холодные останки преступницы.

Демон, неспособный создать зародыш, его заимствовал: он делался суккубом, чтобы принять мужское семя, а потом инкубом, чтобы передать его женщине. Именно это доказывает Фома Аквинский в «Сумме теологии». Впрочем, он разделяет прежде высказанное Блаженным Августином мнение, в соответствии с которым лесные духи и фавны, «в просторечии называемые инкубами», преследовали женщин своими домогательствами «до тех пор, пока не добивались обладания ими» («О граде Божи-ем»). Эльфы, гномы, пигмеи, духи и домовые; все бесплотные невесомые существа; обитатели родников и гротов, способные к многочисленным превращениям, действовали точно так же... Познавая женщин, они способны были производить на свет жестоких и прожорливых детей, чаще всего колдунов и впоследствии оборотней. Антихрист, чародей Мерлин, Мелюзина*,

Мелюзина, чью удивительную историю рассказал нам Жак Д Аррас, остается самым известным гибридом. Наполовину женщина, наполовину змея, она любила купаться в деревенском источнике и обязательно делала это каждую субботу. Парацельс твердо верил в эту легенду, а Брантом уверяет, будто Мелюзина ужасно кричала и вопила, когда был вынесен приговор разрушить ее замок.

в определенные часы становившаяся суккубом в Лузиньянском замке... считается, что от этих странных союзов произошли народы басков и гуннов. В противоположность им, не довольствуясь мимолетными объятиями и изъятием семени, шальные чертовки могли дарить своим поклонникам возможность занять достойное место в царстве Зла и превращаться в волков. Здесь можно вспомнить широко известную историю Петера Штумфа, прожившего двадцать лет с демоном-суккубом и получившего от него в подарок волшебный пояс, при помощи которого он становился волком. В обличье зверя он зарезал пятнадцать детей и ел их мозги; он как раз собирался сожрать двух своих падчериц, когда его поймали и казнили в Бильбурге, в Баварии.

Одержимость злым духом представляет собой вторую, относительно часто встречающуюся форму невольного превращения в животное. Дьявол, в инкубате овладевающий телами и вынуждающий их уступить изощренным и холодным ласкам, умеет овладевать и слабыми, нерешительными душами. Падший ангел, но все-таки ангел, он знает людей и в нужный момент завладевает их чувствами. Дьявол, пишет Ж.Таксиль (J.Taxil) в своем «Трактате об эпилепсии» (Париж, 1602 год), старается «уничтожить то, что наиболее ненавистно ему в человеке, то есть разум... словно злой ветер налетает он на мозг, нападает на него, как на основу чувств, вместилище разума, и беснуется, возмущает внутри организма влагу, засоряет органы, раздражает мозговые оболочки, дергает нервы, закупоривает, артерии, и вынуждает совершенно пораженный мозг сдаться, как и нервы, и сознание, и тогда все тело начинает биться в конвульсиях, и одержимый делается совершенно бесчувственным и помутившимся».

Термин «одержимость», лишь одной из разновидностей которого является зоантропия, не вполне точен. В интересующем нас случае речь идет скорее о воздействии на мозг, чем о собственно припадках. Это воздействие можно сравнить с тем, какое испытывают на себе те, кто исповедует нагуализм; колдуны, присваивающие дух божества

или тотема; носители масок, отождествляющие себя с животным, подражающие его походке или голосу. Считать ли это воздействие чисто умственным и Аременным? Считать ли его глубоким и стойким? В этом и состоит вся проблема. Очень похоже, что несчастные, представляющие себя жертвой какого-то животного — кота, лисы, собаки или, например, волка, — считают себя одержимыми физически. Вполне вероятно, что именно фобия метаморфозы, как пишет доктор Борель, и подталкивает их к метаморфозе. Но последняя часто выходит за рамки того, что он называет «тревожной раздражительностью, свойственной обычному больному манией преследования», поскольку, в противоположность шизофреникам, одержимые прекрасно умеют распознавать виды животных — до такой степени, что один помешанный, живший в Падуе в 1541 году, требовал, чтобы хирурги перелицевали ему кожу, поскольку ему казалось, будто изнутри на ней растет волчья шерсть! Эта история, донесенная до нас Жаном Вье(ром), могла бы показаться бессмысленной, если бы столько других авторов не упоминали о случаях подражания голосам некоторых животных:

«львиный рык, овечье блеяние, рев быка, собачий лай, свиное хрюканье» («Complementum» брата Захарии), — которым можно найти объяснение, если учесть то обстоятельство, что истерические спазмы горла мешают глотать. Подобные явления наблюдаются у всех субъектов, предрасположенных к одержимости своим психическим состоянием или болезнью. Семнадцатилетняя девушка, рассказывает Бальц (Balz), с детства обладавшая раздражительным и капризным характером, выздоравливала после тяжелого тифа. Вокруг ее постели собрались родные, они сидели на корточках на японский манер, курили и болтали. Все говорили о том, что в сумерках около дома видели лиса, похожего на северного. Это казалось подозрительным. «Услышав это, больная содрогнулась всем телом и сделалась одержимой. Лис вошел в нее и много раз в день говорил ее устами. Вскоре он принял хозяйский тон и принялся бранить и тиранить несчастную девушку».

Волки-оборотни давали о себе знать громкими криками или воем, которые издавали в момент превращения. Такие крики слышал святой Павел в пустыне, в окрестностях Самарии; это люди «выли, словно волки, лаяли, как собаки, рычали, подобно львам, шипели по-змеиному, мычали, наподобие быков» (святой Иероним). Надо думать, их и сейчас можно услышать в Южной и Северной Африке, где во время праздника Айс-сауа танцующие, кружась под звуки тамбуринов, «подражают голосам верблюдов и львов, в которых, как им кажется, они превратились, и рвут зубами колючие кактусы» (А. Бастиан), если только они не раздирают в клочья предназначенных в жертву животных. В 1613 году в церковном приходе Аму, в окрестностях Дакса, сорок человек лаяли разом, «как делают собаки по ночам, когда полная луна, не знаю каким образом, сильнее наполняет мозг дурными соками» (де Ланкр). В 1701 году пять девушек из деревни Блекторн (Blackthorn) в Оксфордском графстве испытали на себе такое же бесовское наваждение. Их крики, сообщает нам «Журналь де Треву», «походили не столько на звуки, которые издают лающие собаки, сколько на те, когда они воют или скулят. И еще эти звуки были чаще, чем у собак; больные словно всхлипывали при каждом вдохе». Можно было бы привести множество других примеров, когда монастыри или конгрегации оглашались — а может быть, оглашаются и сейчас — лаем, мяуканьем, жуткими бессвязными выкриками. Скольких несчастных, на свою беду подверженных таким припадкам, иногда длившимся часами, считали принадлежащими к адскому воинству? Трудно сказать... Обычно их ожидала смертная казнь, а перед тем их жестоко пытали, и одной из самых мучительных пыток был поиск на теле нечувствительных мест. Иногда им случалось попасть в руки последователя Мелампия (Melampe), трезво мыслящего врача вроде Пигре, который давал им морозник, но не для того, чтобы наказать, а чтобы очистить желудок. Однако такое бывало редко, судьи не склонны были идти разумным путем... До такой степени не склонны, что верили бредовым рассказам сестры Луизы и Мадлен де ла Палю, двух истеричек XVII века, обвинивших Луи Гофриди, своего духовника, в том, что он занимается людоедством. «Он творит беззакония,