Джек пересёк комнату и прижался ухом к стене, связанной с соседней комнатой. Он надеялся что-то услышать, хоть что-нибудь, даже если бы это был просто плач Майкла. Майкл пришёл к нему за помощью, пришёл ниоткуда, и теперь они оказались здесь, глубоко под землёй, и никто, кроме КВИ, не знал, где они.

Конечно, он не боялся смерти, но это его ничуть не утешало. Джек обнаружил, что на свете есть вещи куда хуже смерти, и куда более ужасные вещи, которые можно было сделать с Джеком вместо того, чтобы убить его. Его всегда мучило то, что враги могли использовать его в своих целях, и иногда он ловил себя на праздных мыслях о том, как ужасно должно быть обнаружить себя на дне океана с залитыми в цемент ногами или в глыбе льда в пустошах Арктики. Разумеется, он бы умирал, снова и снова, но его наказание было бы сродни тому, которое получил Прометей, прикованный к скале и навеки обречённый на то, чтобы его потрошил орёл — чтобы каждое утро просыпаться и опять страдать. Он видел смерть вблизи и сомневался, что за ней было что-то ещё; любое наказание для Джека могло оказаться бесконечным. Конечно, он никогда никому об этом не говорил, но Джек боялся.

Комната Майкла была такой же пустой, и первые несколько мгновений в ней он провёл сидя на полу, обхватив голову руками. Он уже не чувствовал отчаяния; большую часть всего этого он израсходовал за последние несколько дней. Всё, что у него осталось — боль и грусть. Закрыв глаза, он видел только танцзал и его залитый кровью пол, на котором лежали изрешечённые пулями тела. Он не сталкивался со смертью так близко с тех пор, как умер его отец. Его воспоминания о взрыве в порту были туманными; он почти ничего не видел, кроме вспышки света; но на этот раз, в танцзале, была кровь. Очень много крови.

Дверь его камеры открылась, и вошла Татьяна с двумя охранниками.

— Встать, — сказала она, и её хриплый голос эхом разнёсся по комнате. — Я сказала встать и сесть за стол.

Майкл встал и подчинился приказу, боялась посмотреть на Татьяну. В ней была ужасающая комбинация красоты и злобы с налётом сардонического интереса; она была и обольстительной, и смертельно опасной.

— У нас есть друг, — сказала Татьяна, — который хотел бы поговорить с тобой.

Майкл выглянул через открытую дверь в коридор и увидел высокую, угловатую фигуру, выходящую из тени.

Это был Валентин.

— Что с тобой делать, а? — сказал один из русских, кружа вокруг Джека, словно стервятник, и его винтовка постоянно была направлена на голову пленника.

— Они говорят, что ты можешь жить вечно. Это правда, америкашка? Это правда, что ты не можешь умереть?

Джек ничего не ответил.

— Я бы хотел это проверить, — сказал русский. — Я могу выстрелить тебе в голову прямо сейчас и проверить. Конечно, Татьяна никогда мне этого не позволит. Ты нам нужен.

— Зачем? — спросил Джек.

— Они говорят, что ты особенный, — ответил русский. — Они говорят, что ты не такой, как все. Они говорят, что ты бывал во многих, многих местах и живёшь очень долго. Есть вещи, которые ты должен знать и которые могут быть очень полезны для нашей страны. Нет?

— Я не знаю, о чём вы говорите.

Русский засмеялся.

— О, но мы даже ещё не спросили, что ты знаешь. Ты что, говоришь, что не знаешь ничего? Ни о чём? Я в этом сильно сомневаюсь. Но кто знает? Может быть, мы зря тратим время здесь. Может быть, всё, что они о тебе говорят, — ложь? Может быть, я должен выстрелить в твою милую маленькую головку.

— Вы со мной заигрываете? — поинтересовался Джек. — Потому что, когда я об этом думаю, мне кажется, что я никогда раньше не спал с русскими. Можете назвать это досадным упущением…

Русский ударил его по голове прикладом своей винтовки.

— Молчать! — заорал он, схватил Джека за волосы и впечатал его лицо в столешницу. Сквозь пелену боли Джек задумался, почему его состояние не освободило его от физического дискомфорта наряду со смертностью. Он вытер нос тыльной стороной ладони и увидел на руке кровь.

Дверь камеры открылась, и вошла Татьяна.

— А, — с улыбкой произнесла она. — Я вижу, что вы уже познакомились с Евгением.

— Я и не знал, что это должно стать групповухой, — сказал Джек, и Евгений снова ударил его головой о стол.

— Евгений хороший человек, — сказала Татьяна. — Хороший человек, но… Что это за слово? Yevgeny, kak pa-Angleeski "izmenchiviy"?[60]

— Изменчивый, — подсказал Евгений, косясь на Джека.

— Изменчивый, — повторила Татьяна. — Он хороший человек, но изменчивый.

— Майкл, — сказал Валентин, мягко улыбаясь и садясь за стол. — Для нас прошло четырнадцать лет, но для тебя, похоже, и вовсе ничего. Ты сменил одежду, но ты по-прежнему маленький мальчик, потерявшийся в большом враждебном мире.

— Что вы здесь делаете? — спросил Майкл. — И где тот, второй? Где Кромвель?

Валентин вздрогнул.

— Да, — сказал он. — Боюсь, что у нас появились кое-какие разногласия относительно дальнейшего направления нашей деятельности. Потом я получил предложение получше. Кто бы мог подумать? Перераспределение богатства и всего остального, и всё равно наши друзья из Москвы могут платить мне больше. Но это проблема, когда переходишь с одной стороны на другую, понимаешь? Вот ты хорошо знал что-то изнутри, но это устаревает, ничто не стоит на месте. Времена меняются, я уверен, ты об этом знаешь. Джек Харкнесс видел и делал то, что многие из нас едва ли могут себе вообразить, и это кое о чём говорит. Он полезен для нас. Его знания и опыт полезны для нас. Но представь себе моё удивление, когда мне сказали, что ты увязался за ним.

— Но я ничего не знаю, — возразил Майкл. — Я даже не знаю, что со мной происходит.

— Дело не в том, что ты знаешь, — сказал Валентин. — Дело в том, кем ты являешься.

Его снова ударили прикладом винтовки по голове, и на этот раз Джек почувствовал, как кровь течёт по его щеке и подбородку. Евгений привязал его к стулу и продолжал ходить вокруг.

— Торчвуд, — сказал Евгений. — Что ты знаешь о Торчвуде?

— Я же сказал вам, — ответил Джек. — Я ничего не знаю о Торчвуде. Что такое Торчвуд?

— On lozhnee[61], — сказала Татьяна: Он лжёт.

Евгений наклонился к Джеку так, что его рот оказался всего в нескольких дюймах от уха Джека, и тот мог чувствовать его дыхание.

— Расскажи нам, что ты знаешь о Торчвуде. Нам нужны имена. Местоположение.

— Сколько раз повторять? — сказал Джек. — Я не знаю, о чём вы говорите. И если вы таким образом пытаетесь меня домогаться, поверьте, приятель, вы выбрали неправильный путь.

Евгений засмеялся и обхватил рукой горло Джека.

— Тебе это нравится? — поинтересовался он. — Тебе нравится, когда я играю жёстко, а?

Его хватка усилилась, и Джек почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Он посмотрел в глаза Евгению.

— О да, — прохрипел он. — Мне нравится. Крепче, крошка, крепче…

Евгений бросил быстрый взгляд на Татьяну, которая стояла в тёмном углу комнаты, с холодной отстранённостью наблюдая за происходящим. Она кивнула, и Евгений сжал горло Джека ещё крепче. У Джека закружилась голова, перед глазами заплясали разноцветные огни.

— Тебе достаточно? — спросил Евгений. — Я не хочу сломать тебе шею, чтобы ты не смог говорить, а? Так что, хватит?

Джек покачал головой, насколько мог, и выдавил усмешку, превозмогая боль, которая стала почти невыносимой. Он чувствовал, что теряет сознание.

— Думаю, ты можешь продолжать, — сказал он. — Продолжай… Я знаю, что ты хочешь…

Глаза Евгения налились гневом, и он обхватил горло Джека обеими руками, сжимая крепче и крепче, пока кончики его больших пальцев не налились кровью.

Когда мир начал погружаться в темноту, Джек подумал о Майкле, о том, что с ним могут делать в соседней комнате, а затем он ощутил это снова — весь этот знакомый всплеск и холодные объятия пустоты.