— А Воронцов? — Следователь лихорадочно, почти стенографически, записывал показания Барыгина.

— Валеру я оставил в скверике перед домом и сказал ему: "Сиди на лавочке и жди нас, мы минут на десять отлучимся за вещами". Он мотнул головой и сел на лавочку. Пьяная одурь с него еще не сошла совсем. Он был какой-то не то больной, не то полусонный. Что-то у него, видать, в жизни стряслось.

— Шофер такси мог видеть из машины сидящего в скверике Валерия? — задал вопрос следователь.

— Не мог. Я специально усадил его на скамейку, которая с улицы из-за густых кустов акации не просматривалась.

— Шамин и Темнов поднялись к двадцать четвертой квартире не с пустыми руками? — задал вопрос Ладейников.

— Не с пустыми.

— Что у них было?

— Фомка, отмычка и связка ключей.

— В чем они были?

— В "дипломате".

— Кто его нес?

— Шамин.

— Чей "дипломат"?

— Шамина.

— Сколько они пробыли в двадцать четвертой квартире?

— Двадцать минут, я засек по часам.

— Во сколько это было по твоим часам?

— Они спустились в двенадцать тридцать.

— Что с ними было?

— Три чемодана.

— Какие?

— Два больших и один средний.

— Цвет чемоданов?

— Два больших — оба черные гарнитурные, третий, что поменьше, — коричневый.

— Чемоданы кожаные, дерматиновые?

— Да, кожаные, новые и, как видно, импортные.

— Чемоданы тяжелые?

— Да, порядочно… Все-таки два сервиза "Мадонна" на двенадцать персон чего-то тянут, ну и столового серебра с полпуда… Целый чемодан хрусталя. Чемодан книг.

— Содержание чемоданов следствию известно. Сейчас ответь мне, что делал Валерий Воронцов, когда вы все трое вышли с чемоданами из-под арки дома?

— Он сидел на лавочке, и со стороны можно подумать, что он вроде бы дремлет.

— Дальше?

— Я велел ему взять у Шамина один чемодан с сервизом, он взял его, и мы все вчетвером пошли к такси. Чемоданы положили в багажник и поехали на Ярославский вокзал.

— Как ты считаешь: шофер не заподозрил, что вы вынесли не свои чемоданы?

— Думаю, что нет. Я тоже этим был озабочен.

— Что значит "тоже", а кто еще? — в упор спросил следователь.

— Ну, вы вот спрашиваете — как отнесся к нам и к нашим чемоданам таксист? И я тогда тоже об этом подумал: как он отнесся?

— И как же, по-твоему, таксист оценил четверку пассажиров с тяжелыми импортными чемоданами?

— Да никак. Попался очкарик и, наверное, любитель читать газеты. Когда мы вышли из такси, я заметил, что он тут же развернул "Известия", а когда через двадцать минут мы вернулись к машине, он читал уже последнюю страницу, где была большая статья о футболе.

Ладейников закурил и протянул пачку сигарет Барыгину.

— А дальше?

— Дальше, как я уже говорил вам, мы поехали на Ярославский вокзал.

— Все четверо?

— Все четверо.

— Не было у вас мысли не брать с собой Валерия? Ведь он вам мог помешать. В той ситуации он был четвертый лишний.

— А куда его денешь? Я спросил его: есть ли у него в Москве родные, он сказал, что родных нет. Хороших знакомых, где можно было бы переночевать, — тоже нет. Видать, парень стеснительный. Ну, я поглядел, поглядел на него и решил взять с собой. О чем потом пожалел.

— Сколько заплатили таксисту?

— Как и договорились — три червонца.

— Сколько времени вы пользовались такси?

— Часа полтора, не больше.

— Таксист остался доволен вашей расплатой?

Барыгин пожал плечами:

— Думаю, что да.

— Кто ему платил?

— Я.

— Номера такси не помнишь?

— Нет. Да и к чему?

— Какой электричкой выехали из Москвы?

— Обычной, переполненной…

— Во сколько?

— В два часа дня.

— Дальше? Рассказывай.

— Ну, поехали к тетке…

— Адрес?

Барыгин назвал дачный адрес тетки.

— Фамилия, имя и отчество тетки.

Барыгин ответил и на этот вопрос.

— С кем она живет на даче?

— У нее там целый кагал. Я даже пожалел, когда мы туда приехали.

— А почему вы решили ехать с такими вещами к тетке, а не к себе домой? Ведь ты в квартире один. Или, скажем, к Шамину или Темнову?

Барыгин криво усмехнулся, словно ему задали детский вопрос.

— Да мы все трое, гражданин следователь, у вас под рентгеном.

— У кого это у "вас"?

— Да у милиции. Шаг шагнешь — и все фиксируете. А тут вдруг — три почти новеньких кожаных чемодана приволокли.

— Что вы планировали делать у тетки?

— Во-первых, кое-чего толкнуть… Есть там хороший сосед, оборотистый и с деньгами, знает толк в серебре, в хрустале и в фарфоре.

— Ну и что же, встретили вы этого хорошего соседа? — наступал Ладейников, еле успевая записывать показания подследственного.

— К сожалению, он был в отпуске.

— Как фамилия этого хорошего соседа?

— Фамилии не знаю. Знаю, как зовут.

— Как?

— Григорием Осиповичем.

— Кто он по профессии, чем занимается?

— По торговой линии. Башковитый мужик. У него дача — целая латифундия. Не хуже, чем у родителей кандидата наук, что отдыхает сейчас на Солнечном берегу и Болгарии.

— А что у твоего школьного дружка, а по-нашему теперь потерпевшего, хорошая дача?

— Не то слово. — Барыгин, словно что-то припоминая, устремил взгляд в зарешеченное окно. — Двухэтажный особняк, финская баня, фонтан с изразцами, каменный гараж, под окнами розарий…

— А откуда обо всем этом ты знаешь?

— Бывал я там несколько раз, когда еще в школе учился. Но тогда одноклассник жил поскромнее. Недели три назад я с Шаминым специально ездил туда — так аж ахнул. Семья шесть человек, а зарплату получают двое: сама — директор магазина и муж тоже где-то по торговой части ворочает.

— И что же вы делали у тетки в Софрино?

— С горем пополам в Загорске у лавры загнали одному грузину чайный сервиз "Мадонну" и всю ночь пили.

— За сколько продали сервиз?

— Почти задаром. За пятьсот рублей.

— Почему так дешево?

— Попался неграмотный кацо. В фарфоре разбирается, как баран в библии. Все спрашивал джинсы и дубленки. Даже приговаривал: "Ныкакие денги не пожалею…" — ломая язык. Барыгин последнюю фразу произнес с кавказским акцентом. — Хотя никак не пойму, зачем им у Черного моря нужны дубленки. Там круглый год можно в пиджаке проходить. Вот уж чудики-юдики.

— Не отвлекайся, Барыгин. Что еще вы делали в Загорске?

— Толкнулись к валютным туристам — там тоже пустые хлопоты в казенном доме.

— Что это за валютные туристы?

— Иностранцы… Не из соцстран, а из проклятых буржуазных, долларовых. У Троице-Сергиевой лавры каждую субботу и воскресенье стоят целые колонны "Икарусов". Православные богомольцы. Едут к нам с валютой.

— Ну и что, не получилось купли-продажи?

— Не получилось… Трудно с ними. Языков не знаем. У Шамина, как и у меня, — восьмилетка, а у Темнова и того нет. Дальше "дер тыша" и "дас фенстера" никто из троих не пошел. Шарахаются от нас, как от прокаженных. Идиоты — даже не знают русское слово "серебро".

— Валерия с собой в Загорск брали?

— Нет. После ночной попойки он лежал как пласт. Его рвало так, что он был аж весь зеленый. Думали — концы отдаст. Молоком отпаивали.

— И что же было дальше, после того, когда увидели, что с иностранцами контакта не получается?

— Решили на следующее утро махнуть в Москву. Взяли все вещи и на электричке уехали.

— Все четверо?

— Все четверо.

— В какое время?

— В десятом часу.

— В воскресенье?

— Да.

— Итак, через час вы приехали в Москву… С вами были все три чемодана?

— В Москву мы приехали с двумя чемоданами.

— А где остался третий?

— У тетки.

— Что в нем было и почему вы его там оставили? — Авторучка в руках Ладейникова механически бегала по разлинованным страницам фирменных листов протокола допроса. Время от времени он вскидывал глаза на Барыгина и задавал очередной вопрос, чтобы не обрывать нить непрерывного рассказа допрашиваемого.