Все, кроме Марфеньки, вскочили со своих мест и бросились в переднюю.

Марфенька много слышала о молодом ученом. Читала его статьи в журналах «Знание—сила», «Техника – молодежи», в газетах, листала его труды в библиотеке отца. Очень любопытно было увидеть совсем близко, рядом, этого замечательного человека.

Мальшет оказался сильно не в духе. Густые рыжеватые волосы его были спутаны (видно, не причесывался целый день), зеленые глаза сверкали от еле сдерживаемого раздражения. Едва поздоровавшись общим поклоном, он сорвал с себя галстук и, бросив его в дальний угол комнаты, прямо на пол, быстро расстегнул ворот зеленой в полоску рубашки.

– Простите, Васса Кузьминична,– сказал он и, вытащив из кармана брюк платок, вытер лицо и шею.– Ну и денек! Так бы и дал кое-кому в морду.

– Не утвердили? – вскричал Яша.

– Пока еще не отказали. «Надо подождать!» Вот бюрократы, черт бы их подрал! Видите ли, академик Оленев не находит целесообразным организацию специального института Каспия. Нашли с кем советоваться...

Тоже мне – компетентное лицо! Ах ты черт! Пишет тридцатую книгу о Каспии, не выходя из кабинета. Компилятор проклятый! Чиновник от науки.

– Филипп! – ужаснулась Васса Кузьминична. Круглое доброе лицо ее покрылось красными пятнами.– Филипп Михайлович, познакомься, пожалуйста,– Марфенька Оленева!

– Марфенька! Это которая парашютистка? – Он живо повернулся к мучительно покрасневшей Марфеньке и, схватив ее руку, крепко сжал обеими руками.– Слышал, слышал о тебе от Яши. Так вот, этот кретин Оленев находит, что никакой проблемы Каспия не существует в природе. Зачем регулировать море, если за последние два года уровень поднялся на два сантиметра...

– Филипп! – твердо перебила его Васса Кузьминична.– Марфенька – дочь Евгения Петровича Оленева!

– Что? А! Гм! Что ж ты, Яшка...

До Мальшета наконец дошло, кто такая эта парашютистка, и он тоже сконфузился, как-то совсем по-детски. И сразу стало видно, что он еще очень молод.

Марфенька готова была сквозь землю провалиться. «Хоть бы не заплакать, вот будет позор! – с отчаянием подумала она.– О, какой стыд! И это все правда. Папа, вместо Каспия, путешествует вокруг Европы».

– Не понимаю, как же вы просились в этот самый институт? – обратился к ней Мальшет. Лицо его было холодно и неприязненно.

«Неужели теперь меня не примут?»

– Я еще не говорила с папой о своей мечте,– сказала Марфенька, изо всех сил стараясь не показать своей обиды.– Он не предполагает даже... Хотите, я попробую уговорить его? – Она окончательно смешалась. «Ох, как нехорошо: очень ему нужно, чтоб я еще просила!» – Вы лучше приходите к нам домой и как следует поговорите с отцом. Я скажу вам, когда он будет дома. И... он ведь... он в молодости много ездил по Каспию. Я видела его снимки., А сейчас он старый... («Оправдываю! О, какая я дура! Турышев ведь еще старше, а участвует в экспедиции. И теперь уедет из Москвы, если откроют институт. О, я никудышная!»)

– Давайте, друзья, пить чай. Колька давно уже проголодался,– раздался, словно издалека, голос сестры Вассы Кузьминичны.

Для Марфеньки вечер был, конечно, испорчен, и, когда она после чая, который еле смогла проглотить, стала объяснять, что ей еще надо учить уроки, никто ее не удерживал.

Кое-как попрощавшись, она вышла вместе с расстроенным Яшей. Но ей хотелось побыть одной.

– Яшенька, очень прошу тебя, не провожай! Я поеду троллейбусом. Ну, иди! Лучше вернись к Турышевым, посиди еще. До свидания. Нет, нет! – Она вырвала руку и бросилась в отходивший троллейбус.

Остановку свою Марфенька не заметила – проехала до конечной и вышла где-то на окраине Москвы. Она долго ходила по засаженным деревьями улицам. Днем текла вода, ночью подморозило, и сделался гололед – прохожие спотыкались, скользили, чертыхались, а Марфенька даже не заметила, что скользко.

«Вот какого мнения люди о папе! Чиновник от науки. Компилятор. Такой, как Мальшет, зря не обзовет. Ох, какой же позор! Какой ужас! А бабушка Анюта сказала: эгоист, только себя понимает. Это она об обоих так сказала – и о папе, и о маме. Она их хорошо знала. Конечно, эгоист! Ему все равно, как там жила Марфенька в Рождественском. Может, и плохо, он ведь не знал. И ему безразлично, будет ли открыт институт Каспия. Что ему Каспий? Он считается лучшим знатоком Каспийского моря, потому что академик знает все, что о море написано. Компилятор! О! Он и не хочет совсем, чтоб другие ученые изучали море прямо на месте: они ведь тогда обгонят его. Яша говорил, что, когда утверждали план работ, не утвердили несколько каспийских тем. Как будто это не нужно! Когда государство терпит убытки в миллиарды рублей... Оттого что есть такие, как мой отец. Папа, папа!...»

У Марфеньки сердце разрывалось на части, потому что она уже любила отца, какой он есть. Ведь это был ее родной отец! И она его любила.

Долго-долго бродила по улицам, пока не наткнулась на вход в метро,– тогда поехала домой. Было за полночь, когда она подходила к дому. У подъезда неподвижно стояла продрогшая Христина в пальто и платке.

Она ее ждала. Ждала, как та мать, про которую рассказывала когда-то белобрысая девушка. Как ей тогда она завидовала!

Марфенька бросилась к Христине и без стеснения горько заплакала: при ней не совестно.

И все же научно-исследовательский институт Каспия был создан, когда уже почти потеряли надежду. Собственно, не институт, а обсерватория – Марфенька плохо разбиралась, в чем тут разница.

Она спала крепчайшим утренним сном – в открытое настежь окно вливался холодный, как лед, воздух, на рассвете был заморозок,– когда Христина разбудила ее: вызывал по телефону Яша.

Марфенька босиком, в длинной ночной сорочке перебежала в отцов кабинет и со страхом схватила трубку. Глаза ее все еще невольно закрывались. Христина, давно уже умытая и причесанная, стояла рядом.

– Яша, это ты? Что-нибудь случилось?

– Да, случилась наконец большая радость! Марфенька, вчера был уже подписан документ. Я сам узнал только сейчас. Понимаешь? Будет Каспийская климатологическая обсерватория. Долгосрочные прогнозы – вот что интересует Академию наук. Мальшет назначен директором обсерватории. Он сказал: плевать, как она называется, будем делать, что нужно. Это очень важное событие, Марфенька. Где мы можем встретиться? Как это когда? Сейчас, разумеется. Вместе пойдем к Мальшету. А вечером соберемся все у Турышевых, они тебя звали. Будет шампанское, тосты и что-то вроде собрания. Помещения ведь пока у обсерватории никакого нет.

Это было утро десятого мая. Директор вновь рожденной обсерватории Филипп Михайлович Мальшет подобрал штат сотрудников – в него вошла и лаборант Марфа Оленева – и уехал на Каспийское море выбирать место, где будет строиться здание обсерватории. Кроме того, он собирался снять в аренду какое-нибудь помещение, где временно разместятся научные отделы. Необходимо было срочно приобрести судно для морских наблюдений, доставить аэростаты, приборы, всяческий инвентарь. Работы было для всех, что называется, невпроворот, тем более что неистовый директор требовал немедленного начала научных наблюдений – это помимо всяких организационных дел. Научные сотрудники пока помещались в небольшой комнате при Центральной аэрологической обсерватории и в квартире Мальшета на Котельнической набережной.

Марфенька разрывалась на части – экзамены и работа, хотя Турышев прогонял ее: «Идите занимайтесь!» Но Марфенька уже тяготилась школой. Ей не терпелось приступить к настоящей работе.

Если бы не предыдущая подготовка, Марфенька ни за что бы не выдержала экзаменов. Все же рухнули и золотая и серебряная медали: в табеле оказались четверки, и Евгений Петрович был недоволен.

Предстоящий отъезд дочери на Каспий и то, что она забирала с собой Христину, которой Мальшет обещал работу в баллонном цехе, тоже раздражало профессора.