Ричард Уиклоу — три килограмма восемьсот граммов — появился на свет точно в срок. Он был копией отца: об этом говорили и густые черные волосики, и голубые глаза, и прямые черные бровки.

Эвелин спала, а Томас дремал в кресле возле ее кровати, прижав к груди тихонько попискивающего сына. Проснувшись, Эвелин протянула руку, коснувшись сначала мужа, а потом маленькой ручонки, выглядывавшей из пеленок.

Том открыл глаза.

— Привет, — нежно сказал он.

— Привет, — ответила она.

Он выглядит таким домашним, с нежностью подумала она о муже. Неумытый и растрепанный…

— Поцелуй меня.

Он жадно впился в ее губы:

— Через несколько недель я подарю тебе гораздо больше…

— М-мм. Я не могу ждать.

Сердце Эвелин взволнованно забилось. Рассмеявшись, она взяла задремавшего малыша у него из рук.

— Ты не должен говорить при нем такие вещи! Он еще слишком мал!

— Ничего принципиально нового он не услышал, солнышко.

Эвелин опустила глаза на крошечное серьезное личико и почувствовала, как сердце ее, расцветая и переполняясь нежностью, становится таким огромным, что едва умещается в груди. Невероятно…

Это волшебное маленькое создание было чудом. Родители Эвелин, последний год жившие в Италии, должны были вот-вот приехать, но перелет был таким долгим, что их ждали не раньше, чем через день. Зато отец Томаса вместе с Глэдис умудрились приехать еще до рождения маленького Ричарда, так что они успели неоднократно подержать на руках своего внука.

Эвелин с нежностью провела кончиком пальца по пухлой щечке. К ее удивлению, маленький Ричард повернул головку и приоткрыл крошечный ротик.

— Это не то, что ты ищешь, сынок, — рассмеялся Томас. — Тебе нужно немного скорректировать наводку.

Малыш недовольно закряхтел. Эвелин распахнула халат и сын с жадностью ухватился за материнский сосок и довольно зачмокал.

— Типичный Уиклоу, — пробормотала Эвелин.

Глаза ее встретились с глазами Томаса, и в них она прочла столько любви и обожания, сколько не надеялась увидеть. Нет, в этом мужчине не было ничего типичного!