Мнение социологов полностью соответствует современному состоянию Европы, где любые рассуждения о традиционных доктринах уже не принимаются во внимание, поскольку эти доктрины и на самом деле утратили свою изначальную ценность среди протестантских наций; как ни странно, но теории социологов даже используются для обоснования концепции «государственной религии», то есть такой религии, которая в той или иной степени становится частью государства и которая может, следовательно, использоваться уже как политический инструмент. Эти теории в каком-то смысле даже возвращают нас к религиям греков и римлян, в соответствии с тем их описанием, которое мы выше уже предприняли. Следует только добавить, что идея «государственной религии» диаметрально противоположна идее «Священной империи»: последняя, появившись еще до образования наций, после того, как они появились, не могла ни продолжать свое существование, ни быть позднее восстановленной вновь, будучи, в сущности, «сверхнациональной» по своей природе; однако здесь у нас нет возможности специально останавливаться на данном вопросе, который мог бы увести слишком далеко от главной темы данных очерковa.[10]

В предыдущем очерке мы говорили об опасном, но в некоторых случаях совершенно неизбежном смешении ритуальных элементов, принадлежащих различным традиционным формам; этот вопрос кажется нам достаточно интересным, чтобы рассмотреть его специально, поскольку он касается не только ритуалов разного рода (в том числе и инициатических), но и традиции в целом. Так как это смешение связано с тем, что принято называть «синкретизмом», то нам следует прежде всего уточнить наше собственное понимание данного термина, учитывая при этом то обстоятельство, что очень многие из наших современников, так или иначе соприкасающихся с традиционными доктринами, совершенно не способны, несмотря на всю свою эрудицию, постичь их подлинную сущность и поэтому, рассматривая эти доктрины исключительно с исторической точки зрения, они, как правило, смешивают понятия «синтеза» и «синкретизма». Это замечание касается прежде всего «профанических» исследований как эзотерических, так и экзотерических доктрин, между которыми иногда и вовсе не проводят никакого различия; так, например, в «религиоведении» изучается много таких вещей, которые, как, например, античные инициатические мистерии, вообще не имеют к религии никакого отношения. Такая «наука» действительно является «наукой для профанов» (в худшем смысле этого слова), и этот факт становится вполне очевидным для всех, кто способен оценить исходное для этой науки утверждение, что только человек, находящийся за пределами религии, а стало быть, имеющий о ней самое поверхностное представление, способен исследовать ее с «научной» точки зрения. На деле здесь за стремлением к непредвзятости в познании скрывается враждебность ко всему, что так или иначе связано с традицией: основатели подобного «исторического» подхода, а также их последователи, рассматривая традицию как набор психологических, социальных и других элементов, принадлежащих чисто человеческому уровню существования, тем самым невольно, а иногда и вполне осознанно стремятся к разрушению любых традиционных форм.

«Синкретизм», в точном смысле этого слова, заключается в соединении элементов различной природы, то есть таких, которые не связаны друг с другом на основе единого фундаментального принципа, а собраны вместе чисто «внешним» способом. Такая смесь не может представлять собой никакой доктрины, подобно тому как куча камней не представляет собой жилища; однако эта смесь разнородных элементов может ввести в заблуждение тех, кто, будучи неспособным к критическому взгляду на вещи, привык рассматривать их поверхностно. Поскольку этой более или менее хаотической смеси, чтобы представить ее в качестве «доктрины», стремятся сообщить хотя бы видимость единства, то все эти элементы группируют вокруг нескольких главных идей, которые сами не только не имеют в своем содержании ничего традиционного, но, даже наоборот, берут свое начало из чисто современных и профанических по своему характеру концепций; добавим, что именно идея эволюции почти всегда в таких случаях играет доминирующую роль.[11] Очевидно, что именно «синкретическим» методом создается так называемая «восточная традиция» теософии, которая на самом деле не имеет в себе почти ничего восточного, кроме плохо понятой и неверно употребляемой терминологии; то же самое справедливо и для французской школы оккультизма,[12] которая в свою очередь конструирует так называемую «западную традицию», многие элементы которой, в особенности те, которые заимствованы из Каббалы, с большим трудом можно назвать западными как по их происхождению, так и по способу интерпретации, который к ним применяется. Разумеется, никогда и не существовало ничего такого, что можно было бы назвать «восточной» или «западной» традицией; такое название было бы слишком неточным, чтобы применять его к какой-либо определенной традиции, поскольку и на Востоке, и на Западе всегда существовали самые разные традиционные формы, а если здесь имеется в виду изначальная традиция, то она, безусловно, не является ни восточной, ни западной.

Существуют также и философские теории, почти полностью построенные на заимствованиях, и здесь мы вновь сталкиваемся с разновидностью «синкретизма», который больше известен под названием «эклектики»; но данный случай представляется нам не столь опасным, так как речь здесь идет только о философии, то есть о мышлении профанов, которые, по крайней мере, не стремятся выдать себя за нечто большее, чем на самом деле являются.

Но в любом случае синкретизм, несомненно, представляет собой профаническую концепцию уже по причине своего исключительно «внешнего» характера; он не только не имеет ничего общего с синтезом, но даже является ему полной противоположностью. В то время как синтез всегда основывается на некоторых принципах — иными словами, на том, что представляет собой внутреннее единство существования и что символизируется центром окружности, — то синкретизм в таком случае всегда имеет дело с ее переферией, с областью чистой множественности, образуемой разрозненными и единичными элементами, которые являются замкнутыми в себе «атомами», оторванными от подлинного источника своего существования. Поэтому синкретизм, хочет того кто-то или нет, всегда имеет аналитический характер; поэтому никто не говорит о синтезе так часто, как сторонники синкретического метода, которые прекрасно чувствуют, что, признав истинный источник своих разнородных теорий, они должны будут признать тем самым, что они не являются представителями какой-либо подлинной традиции и, следовательно, то, чем они занимаются, ничем не отличается от «исследовательской» работы профанов, с большим трудом связывающих в единое целое массу добытых из книг и противоречащих друг другу фактов.

Причем если первые и стремятся всегда выдать свой синкретизм за синтез, то последние поступают совершенно противоположным образом: сталкиваясь с истинным синтезом, они всеми силами пытаются представить его в качестве синкретизма. Легко объяснить, почему это происходит: ограничиваясь точкой зрения профана, они тем самым отказываются от представления о вещах более высокого порядка и, будучи не в состоянии признаться, что некоторые вещи все же ускользают от их понимания, пытаются свести более сложные вещи к более простым, но зато хорошо известным. Воображая, что любая доктрина является результатом умственных усилий одного или нескольких человек, и совершенно игнорируя, в соответствии с основной аксиомой любой науки для профанов, действие факторов сверхчеловеческого порядка, они приписывают и другим людям собственный образ мысли; можно даже и не говорить, что вопрос об истинности изучаемой ими традиционной доктрины для них вообще не стоит, поскольку такой вопрос они называют «антиисторическим». Вряд ли они когда-либо даже догадывались о том, что существует нечто превосходящее простые «истины факта», к постижению которых и направлена вся их эрудиция; мы же, со своей стороны, совершенно не в силах понять, какой интерес может представлять такая «исследовательская» работа.