— Не будем спорить, — сказала она. — К чему! Только ты не можешь помешать Борелю думать то, что завтра будет думать весь Париж. Вот знаменитый композитор, который погиб при довольно загадочных обстоятельствах… И вот теперь его друг, издатель, в свою очередь умер — убит. Нет ли связи между двумя этими фактами?.. А стоит так подумать, и круг подозреваемых странным образом сужается, ты не находишь?

Лепра уклонился от ответа. Факты! Факты!… Ева часто пускала в ход это словечко. Оно заслоняет горизонт, сковывает воображение, подчиняет тебя законам реальной жизни. Лепра фактов не любил.

— Допустим, — согласился он наконец, — мы входим в круг подозреваемых. Но, черт возьми, мы же не виноваты в смерти Мелио. Почему же тогда мы? Почему нас станут беспокоить?

— Почему? — переспросила Ева с отвращением. — Да потому, что кто-то знает правду и ведет игру.

— Но кто это? Кто? — воскликнул Лепра.

Он пробежал через всю комнату и в бессильной ярости, распиравшей его грудь, встал перед Евой.

— Кто?

— Я бы дорого дала, чтобы это знать, — сказала Ева. Голос ее охрип, она поникла головой. Лепра опустился перед ней на колени, со сдержанной нежностью погладил по волосам.

— Теперь, — прошептала она, — довольно любой улики, и мы погибли. Понимаешь, любой! И мы ничего поделать не можем. Если бы я сказала правду… еще в Ла-Боль… мы бы не дошли до того, до чего дошли… Ложь опутала нас. Качав лгать… становишься… становишься…

Ее подбородок задрожал.

— Становишься кем?

— Сволочью.

Лепра рывком вскочил. И кулаком несколько раз изо всех сил стукнул себя по ладони.

— Господи! — воскликнул он. — Можно подумать, что ты нарочно. Я никогда еще не видал тебя такой…

— Скисшей? — подсказала она ему.

— Да, скисшей. Ты что же, считаешь себя великой преступницей?

— А ты?

Лепра рассматривал ее, уперев руки в бока.

— Вот телефон… — заметил он. — Давай признаемся. Но никто нам не поверит. И нам пришьют оба дела.

— Значит, ты тоже уверен, что уже слишком поздно? — спросила Ева.

— Совершенно уверен.

— Ладно. Это я и хотела от тебя услышать… Ты по крайней мере успел позавтракать?

— Что? Успел ли я…

Она уже устремилась к буфету, вновь обретя всю свою молодость.

— И он еще хочет казаться человеком твердым, — бросила она на ходу. — Накрой-ка лучше на стол.

Они позавтракали. Потом прогулялись по Люксембургскому саду. Порассуждали миролюбиво о предстоящем концерте Лепра. Блеш уже занимался афишами. Ева припомнила ядовитые и смешные сплетни, ходившие о Блеше. Неужели она вдруг забыла о Мелио? Или считала для себя делом чести казаться беззаботной? Сам Лепра не мог избавиться от тоскливой тревоги. Но, пленник своей роли, он старался подавать реплики как можно лучше. Вечером они появились на Елисейских полях. Ева встретила друзей, которые предложили им поужинать в модном ресторане. Она охотно согласилась.

— Расшевелись, — шепнула она. — Завтра Борель будет допрашивать всех подряд. Надо, чтобы ему сказали, что мы были веселы.

Лепра усердно пил до тех пор, пока до него не дошло, что комиссара бояться больше нечего. Эта очевидная мысль вдруг его озарила. Он стал внимательней вслушиваться в разговоры собеседников, которые теперь перешли к излияниям на английском языке, и нашел, что люди вокруг него славные. Зал тоже был славный. Да и жизнь в общем и целом тоже славная штука… Что до Евы… Тем хуже! Никогда ему не понять, любит он ее или ненавидит. Он ненавидел ее, когда она бывала сильнее, умнее, мужественнее его самого. В эту минуту, да, он ее отчасти ненавидел, потому что при вечернем освещении она была очень хороша, и на лицах склонявшихся к ней мужчин лежал отсвет, трепет, мерцание желания, от которого она вся так и расцветала. Стало быть, тогда, в Ла-Боль, он был глупцом… Однако он додумал свою мысль до конца. Однажды, когда Ева уйдет из его жизни, прошлое потеряет свою силу. Он стал преступником, потому что любил. Достаточно перестать любить и… Это была приятная мысль, вернувшая ему спокойствие и даже пробудившая в нем хрупкий и трогательный восторг на грани слез. Бедняжка Ева — в конце концов, она всего только женщина, такая же, как все!

Компания отправилась в ночной бар, оттуда в другой. Расстались поздно. Без конца пожимали друг другу руки. Взаимное расположение не знало границ. Ева взяла Лепра под руку.

— Голова кружится. Ты меня проводишь?

— Кто эти люди? — спросил Лепра.

— О, я знакома с ними шапочно. У высокого театр в Милане, а тот, что поменьше, по-моему, владелец автозавода. Ну а девушка… тебя она интересует?

— Нет.

— Меня тоже нет.

Она прижалась к Лепра.

— Надо было притворяться, — прошептала она. — Все это попадет в наше досье.

Они молча возвратились к дому Евы. У подъезда Лепра склонился над ее рукой.

— Не уходи, — сказала она. — Вот, возьми ключ. И оставь его у себя.

Лепра вошел за ней в лифт. Он был так растроган, что не смел ее благодарить. Ева взглянула на часы.

— Уже четыре… Скоро выйдут газеты. Знаешь, что нам надо сделать?

Лифт остановился на ее площадке. Ева нажала кнопку нижнего этажа.

— Мы подождем, пока откроются киоски. И первые прочитаем новости.

— Послушай, ты сошла с ума!

— Ничуть. Это нас позабавит!

Она подняла к Лепра лицо — возбуждение стерло с него усталость. Ева была в восторге, что придумала новую встряску.

— Признайся, — сказал Лепра. — Этот комиссар не выходит у тебя из головы. Ты не прочь, чтобы он начал тебя преследовать.

— Может статься, — сказала Ева.

Они долго шли и пришли к вокзалу Сен-Лазар. Лепра уже выбился из сил, но Ева наслаждалась прогулкой.

— Я часто садилась здесь на поезд, — пояснила она. — Теперь с гастролями покончено. Но в минувшем есть своя прелесть.

Ворота только что открылись. Они прошли по двору, поднялись по высокому лестничному маршу. Фонари освещали одинокую пару. Слегка откинув голову назад и держа Лепра за руку, Ева принюхивалась к запахам рассвета.

— Здесь, — сказала она, — я и встретила…

Она не договорила. Она даже не поняла, что Лепра опять уже страдает. Вестибюль был безлюден, время от времени за стеклом окошечка кассы мелькало белое пятно блузки. Ева неторопливо шла, увлекая за собой Лепра, останавливаясь иногда перед каким-нибудь объявлением, словно перед картиной. Может, этот вокзал и впрямь был музеем ее былой любви. Она захотела пройтись по платформе. На рельсах стояли терявшиеся в сумерках составы.

— А ты, — тихо сказала она, — ты скоро узнаешь этот вокзал. Друзья будут тебя провожать… Друзья придут тебя встречать… Другие женщины…

— Замолчи.

Они прошли мимо буфета, где торчали вверх ножки нагроможденных друг на друга стульев. Съежившись, спал какой-то бродяга, и Лепра увидел перед собой Мелио.

— Уйдем, — взмолился он.

Они ожидали рассвета в баре, за чашкой кофе. Увидели первые такси, первых пассажиров, первые машины, развозящие газеты, и Ева, почувствовав внезапную усталость, оперлась рукой на руку Лепра.

— Иди, — сказала она. — Купи побольше газет.

Лепра перебежал улицу. Теперь и ему хотелось поскорей узнать новости. Он узнал их еще прежде, чем развернул первую газету. Громадные заголовки издали бросались в глаза. Нашаривая мелочь, он краем глаза на лету прочитал: «Убийство музыкального издателя…», «Трагическая гибель Сержа Мелио…», «Загадочное преступление…». Зажав под мышкой рулон жирных от типографской краски листков, Лепра невольно прислонился к ограде. Поискал глазами часы. Четверть седьмого. В этот понедельник в четверть седьмого начиналась зловещая игра. Стиснув зубы, чтобы подавить страх, Лепра вернулся в бар и бросил газеты на столик.

Ева спокойно развернула их и, пока Лепра вытирал влажные ладони, пробежала глазами статьи.

— Они нашли его вчера, — вполголоса заговорила она. — Консьержка видела свет в его кабинете.

— Это Борель будет…

— Да, Борель. Судебно-медицинский эксперт установил час… между двадцатью и двадцатью двумя часами в субботу… Заглянем на последнюю страницу… а, вот оно… Они осмотрели квартиру Мелио. Квартиру обыскивали. В этом было легко убедиться с первого взгляда… Нашли связку ключей…