На рассвете, крадучись, как вор, он выбрался из квартиры. Вернулся к себе и стал расхаживать по комнате, пока усталость не свалила его на кровать. Но он не хотел спать, во всяком случае, до тех пор, пока не найдет выхода. Но был ли выход? Фожер, такой сильный, его не нашел. Он не сумел излечиться от Евы. Все усложняла именно она. Она, с ее страстью судить, выносить приговор: это хорошо, а это плохо. Лепра встал, поглядел на календарь. Четверг. Еще четыре дня, если допустить, что Ева права. Ну что ж, тем хуже, она скажет: «Жан — ничтожество!» Но в конце концов, лучше жить на свободе, даже прослыв ничтожеством в глазах… Ничтожество, пусть. А впрочем, не такое уж ничтожество… Он наиграл песенку, чтобы придать себе уверенность. Отличная песня! А за ней будут и другие. Лепра извлек из чуланчика свой чемодан. Имущества у него не больше, чем у солдата. Сложить чемодан — минутное дело. Он вдруг заторопился покончить со сборами, чтобы перестать думать, чтобы стряхнуть с себя мрачный гипноз сомнений. Так — будильник, щетка… И еще написать Блешу, чтобы предупредить, что болен… Лепра единым духом накатал письмо, подписался. Все! С концертом покончено! Страница перевернута. Вот это и есть разрыв. Все равно что дунуть, сметая крошки. Последний раз оглядел комнату. Жалко? Нет, не жалко.

С чемоданом в руке Лепра спустился по лестнице. В последний раз воспользовался маленькой красной машиной. Досадно! В банке он снял деньги со счета, сложил бумажные купюры. С такой скромной суммой далеко не уедешь, но он привык с трудом дотягивать до конца месяца. Теперь на вокзал. Поезд на Брюссель отходил через сорок пять минут. Припарковав «астон-мартен», Лепра позвонил в гараж, чтобы сообщить, что машина стоит во дворе Северного вокзала. Теперь надо было набрать номер телефона Евы, но он почувствовал, что, если начнет с ней спорить, ему крышка. Он предпочел послать ей цветы, выбрав букет поскромнее. К чему торжественно отмечать минуту отъезда? Оставался последний акт. Купив билет только в одном направлении, Лепра почувствовал, что стал таким же, как все. Он увидел солнце, увидел пассажиров; его охватила предотъездная лихорадка, по телу пробежала невидимая дрожь. Для Евы в нем больше не оставалось места. Любовь покидала его, как покидает выдохшаяся болезнь. Ощущение было настолько новым, настолько необычным, что он остановился посреди вокзала с чемоданом у ног. Если бы он смел, он бы ощупал себя, как сбитый машиной человек, который, встав, с изумлением обнаруживает, что цел и невредим… Ева… Он прошептал еще раз: «Ева…» Это имя больше не пробуждало отзвука. Ева… С таким же успехом он мог произнести: «Жанна» или «Фернанда»… Толпа обтекала Жана Лепра. Люди смотрели на него, поскольку он шевелил губами, и он засмеялся про себя, а потом влился в поток, устремлявшийся к контролю.

Как приятно идти вдоль вагонов, выбрать купе, разглядывать своих попутчиков. Как приятно опустить стекло, вдохнуть запах железа, дыма и пара. Далекая стрелка отсчитывает минуту за минутой. Скоро состав тронется. Ага, тронулся, оставляя позади мир тех, кто томится в плену. Ветерок, уже довольно свежий, овеял его лицо. Прощай, Ева!

На границе быстрый укол в сердце. Но Борель еще не вышел на след. Теперь поезд катит по чужой земле. Здесь дышишь совсем другим воздухом. Что делает Ева в эту минуту? Гладит букет. Повела плечами, подумав: «Как он меня любит!» Она будет ждать телефонного звонка. Назавтра начнет беспокоиться. Неужели раб взбунтовался? В субботу позвонит сама. В воскресенье настанет ее черед рыскать по всему Парижу. А в понедельник Борель, получив письмо, отрядит двух инспекторов… Но она вывернется, ответив: «Виновник бежал».

Лепра стало неуютно, он попытался вернуть себе радостное настроение, прислушался к обрывку мелодии, которая нарождалась под стук колес, складывалась в изящный мотив. Но против воли мысли его возвращались к предстоящим четырем дням, которые выстроились перед ним, словно препятствия на беговой дорожке, и надо было четырежды прыгнуть — с каждым разом все выше и все дальше. Видения! Видения! Вот уже несколько месяцев он терзает себя ими. А действительность так проста! Если его любовь и впрямь умерла, велика ли беда, что Ева его презирает? До самого Брюсселя Лепра обдумывал этот вопрос, так и не придя ни к какому решению. Впрочем, за него решала каждая минута. Он снял номер в скромной гостинице. О том, чтобы сразу искать работу, не могло быть и речи. Не раньше понедельника. А пока самое лучшее было ознакомиться с городом.

К вечеру после долгих часов, осажденных воспоминаниями, радость вернулась. Лепра внезапно почувствовал ее, словно, пробившись сквозь пелену тумана, увидел вдруг чистый горизонт. Впереди шла молодая женщина. У него не было ни малейшего желания ее преследовать, но ему нравилось на нее смотреть. Его глаза освободились от Евы. Мало-помалу и все его тело обновится. На свете заживет новый Лепра. Он уже живет. Лепра сливался с движением улицы, получал от него множество легких, животворных импульсов. В нем тихо светились огни витрин, и каждое увиденное лицо оставляло за собой след, полный неги. Ужин превратился в маленькое пиршество. Лепра очутился наедине с собой, и вся его тревога испарилась. Находиться в собственном обществе оказалось чрезвычайно приятно, и, о чем бы он ни думал, где-то подспудно настойчиво искала выхода музыка. Незнакомая ночная тьма расточала улыбки. Лепра долго бродил по улицам. И впервые заснул без сновидений, канув в счастливое забытье. Наступила пятница. Еще один день каникул — почти беззаботный. Несмотря на глухой голос совести, отсчитывавшей часы, Лепра отдавался течению дня, слоняясь без устали. Он не отказал себе в удовольствии пойти на концерт и слушал пианиста с наслаждением, не отравленным ни малейшей завистью. Фортепиано тоже ушло из его жизни. Закончил он вечер в кафе, где оркестр играл попурри из самых известных песен Фожера. Фожер! Это было в незапамятные времена! Столько воды утекло с тех пор! Лепра потягивал пиво, грызя орешки. Никаких желаний. Ева, исчезнув, унесла с собой все любовные поползновения. Он дружелюбно смотрел на проходящих женщин. И только. Он был благодарен им за то, что они миловидны. Это были ночные зверьки, шелковистые и нежные. Главное, не трогать их. На обратном пути в гостиницу он заблудился, и это доставило ему новое удовольствие. Некоторые кварталы были такими же, как в маленьких французских городках, безлюдные, гулкие, за оградами, освещенными луной, — только иногда из какого-нибудь сада вырвется наружу пышная ветка. Хорошо бы осесть здесь, попривыкнуть к здешней жизни. Почему бы не начать давать уроки игры на фортепиано? Лепра стал мечтать о крохотной квартирке, о чистоте на фламандский лад. Он будет зваться мсье Жан, ходить в черном, выдавать себя за вдовца. Лег он в два часа ночи. Настала суббота, и Лепра понял, что новый день потребует от него усилий. Он принял снотворное, чтобы уворовать несколько часов. Но когда проснулся, не смог устоять и побежал за газетами. Однако о Мелио в газетах больше не говорилось. Теперь в центре внимания был самолет, поставивший мировой рекорд. Лепра тщательно оделся, задумался, куда бы пойти сегодня? Друзей здесь нет, отдаленных знакомых тоже. Нет даже бармена, с которым можно перекинуться шуткой. А Ева?.. Она теперь поняла, что он сбежал, и он для нее мертв… вычеркнут из жизни. Вспомнить о нем можно будет только с легкой жалостью. Она скажет какому-нибудь Патрику: «Лепра… А в общем-то это был самый заурядный малый. Я заблуждалась на его счет…» Пусть! Правды она не узнает никогда. За эту мысль и надо цепляться.

Лепра с трудом дотянул до обеденного часа. Потом забился в кинотеатр. Потом устроился в кафе, где накануне так умиротворенно провел время. Поел кислой капусты. Отяжелевший от пива, перекормленный музыкой, он клевал носом на стуле. Посетители вокруг него уже сменились. Вначале это были те, кто пришел выпить аперитив, перекусить перед тем, как сесть в поезд, те, кому надо было как-то убить вечер, а теперь это были те, кто возвращался из театра. Лепра ушел последним и выбрал самый замысловатый маршрут, чтобы прийти в гостиницу как можно позже. Он не сдастся! Он клялся себе, что не. сдастся! Слишком дорого заплатил он за свою свободу. Вернувшись в гостиницу, он наглотался таблеток. Он хотел уйти не от себя — он просто заранее вычеркивал воскресенье. Но плохо рассчитал дозу: очнулся от забытья незадолго до полудня. Лепра открыл ставни, увидел безлюдную площадь, и на него навалилась угрюмая скука пустого дня. Воскресенья и в Париже были для него мукой. А здесь… Что она делает? С кем старается забыть эти последние часы? Она вполне способна… Лепра сел на кровати. Ну нет, она не откроет газ и не проглотит тюбик веронала — такой глупости она не выкинет. Впрочем, может быть, чтобы его наказать… Она из тех женщин, что способны избрать такой высокомерный способ мести. Ведь она наверняка почувствовала себя униженной, обманутой. А он-то вообразил, что достаточно сесть в поезд, чтобы избежать ее мщения… Впрочем, нет, она ограничится тем, что его обвинит, и от Бельгии потребуют его выдачи. Долго ли продлится эта жалкая игра? Он наполнил умывальник холодной водой и окунул в него голову. Я остаюсь здесь… Остаюсь… Остаюсь… В конце концов Лепра стал повторять эти слова вслух, наблюдая в зеркале, как с него, точно с утопленника, стекает вода. Остаюсь. Господи! Да разве же я не свободен!