— Ты не здешний, — сказала она, — сразу видно.

— Послушай, — сказал Лепра.

И стал насвистывать мелодию, которую только что сочинил. Девица глядела на него в растерянности, забыв раздеться.

— Ну-ну, — сказала она. — Всяких я видала, но такого чудного, как ты, — никогда.

— А-а! Вот и ты! — сказала Ева.

— Да, вот и я. Прости меня, — сказал Лепра.

— У тебя был приступ независимости. А теперь ты явился подобрать меня снова. И ты воображаешь…

— Прошу тебя, — перебил он.

Пройдя мимо нее, он подсел к роялю и небрежно, для собственного удовольствия, сыграл свою мелодию, не щеголяя ненужной виртуозностью, не фантазируя и неотрывно глядя на портрет Фожера.

— Что скажешь? — спросил он, не оборачиваясь. — Пожалуй, для чернового наброска неплохо. А вот припев мне не дается.

Он некоторое время поискал, наиграл несколько разных тем, выбрал ту, которая выпевалась сама собой, а потом вдруг сразу сыграл все вместе — куплет и припев.

— Вот, — сказал он. — Дарю ее тебе.

Он смеялся, он был счастлив.

— Ты ничего не соображаешь, — прошептала Ева. — Ты обезумел.

— Почему? Разве она не хороша?

— Наоборот. Она… Я не хочу тебя обижать, но я не думала, что ты способен сочинить такое.

— В чем же дело?

— Во всем остальном. Лепра нахмурился.

— Ах, остальное… Допрос! Письмо!

Он взял Еву за плечи, легонько встряхнул.

— Я в это не верю, представь себе, больше не верю. Такое письмо не похоже на твоего мужа. Знаешь, этой ночью я долго думал о нем. Я начинаю его понимать — понимать Фожера.

Она села. Вся кровь отхлынула от ее лица. Ставшие серыми глаза были неподвижны, расширены.

— Ты меня пугаешь, — сказала она.

— Пугаю? Потому что я понял Фожера? Да ты смеешься. Нет, он никогда не собирался отправлять это письмо. Повторяю тебе, это на него не похоже. Он просто хотел тебя испытать. Если ты на себя донесешь, он окажется прав. Не донесешь — все равно прав он. Силен Фожер! Ей-Богу, старик меня восхищает.

— А ты не подумал о том, что смерть Мелио все усложнила?

— Я говорю не о Мелио, — стоял на своем Лепра. — Я толкую о том, что отправить такое письмо не в духе Фожера. Написать его он мог, я не спорю. Но готов пари держать, что Мелио приказано было его уничтожить и, уж во всяком случае, не пускать его в ход.

— А убийца Мелио, по-твоему, тоже будет так щепетилен?

— Но ведь…

Лепра резко отвернулся, подошел к окну и нетерпеливо забарабанил по стеклу.

— Быть может, убийца не нашел письма.

— Пластинку он так или иначе нашел. А он не расстался бы с пластинкой, не будь у него в руках письма. Это же ясно!… Ох, ты точь-в-точь мой муж. Если что-то было ему неприятно, он старался этого не видеть. Так удобнее.

Зазвонил телефон — Лепра живо обернулся.

— Меня нет дома, — сказала Ева.

Но им одновременно пришла в голову одна и та же мысль: «А что, если это?..»

— Возьми трубку сам, — шепнула она.

Лепра на цыпочках прошел через гостиную. Снял трубку. Ева схватила отводную.

— Подождите у телефона, — произнес женский голос. И почти тотчас послышался голос мужчины:

— Алло… Алло?.. Это мадам Фожер? Ева, подавшись к Лепра, шепнула:

— Это Борель.

— Слушаю, — отозвался Лепра. — Мадам Фожер нет дома.

— Кто со мной говорит?

— Жан Лепра.

— А! Очень рад, мсье Лепра… У телефона комиссар Борель… Я имел удовольствие аплодировать вам… Уверен, что мадам Фожер многим вам обязана… Когда она будет дома?

— Не знаю.

— Жаль. Вы увидите ее сегодня?

— Думаю, что да.

— Будьте любезны, скажите ей, что я жду ее у себя в кабинете… Ничего серьезного, маленькая формальность… Я даже не хотел посылать ей официальный вызов… Если вы пожелаете ее сопровождать, буду счастлив пожать вам руку…

— Договорились.

— До свиданья, мсье Лепра. До скорой встречи. Лепра осторожно повесил трубку.

— Фарисей, — сказала Ева.

— Ясно, что он не собирается устраивать тебе очную ставку с шофером, — заметил Лепра. — Это означало бы обвинить тебя. А мне кажется, он много раз подумает, прежде чем это сделать.

— Тебя он тоже хочет видеть, — сказала Ева.

— Да, но я вовсе не обязан…

— Ты предпочитаешь, чтобы я пошла туда одна?

— Ладно, пусть! — вздохнул Лепра. — Если ему нужен виновник, я признаюсь. Ты этого хочешь?

— В чем ты признаешься?

— Насчет… насчет Фожера.

— И согласишься, чтобы тебя обвинили в смерти Мелио?

— Нет.

— Чтобы в ней обвинили меня?

— Это ужасно, — пробурчал Лепра. — Еще утром я почти обо всем забыл, а теперь…

Ева одевалась у себя в спальне. Лепра в тысячный раз обдумывал создавшееся положение. Борель наверняка сказал себе: «А что, если Фожер был убит, как и Мелио…» И таким образом почти угадал правду. Но в этом случае идти в Уголовную полицию — это все равно что броситься в волчью пасть. Лепра сквозь куртку нащупал бумажник. Там лежал листок, на котором столбиком было выписано расписание поездов, уходящих в Бельгию. Быть может, еще есть время. А там… он станет сочинять музыку под каким-нибудь вымышленным именем. Вначале ему будет нелегко пробиться — как Фожеру. Но рано или поздно он преуспеет, как Фожер. Это Ева тянет его книзу мертвым грузом. Он не потерпит, чтобы она выносила ему приговор. Вот в чем его истинная слабость, его трусость. Фожер не стал бы колебаться.

Лепра подошел к двери. Повернул ручку замка. Юркнуть в лифт, забежать домой, взять чемодан… потом в поезд… граница… Искушение было таким сильным, что он прислонился к стене, переводя дух. Ну же! Еще усилие!… Только открыть эту дверь и захлопнуть ее за своим прошлым.

— Я готова, — крикнула Ева.

Лепра ждал. Он двадцать раз мог убежать. Когда Ева вышла, он поглядел на нее затравленным взглядом. Да, она была, как всегда, элегантна, уверена в себе, неприступна. Если уговорить ее не резать правду-матку в глаза Борелю, они, без сомнения, получат отсрочку.

— Мне вот что пришло в голову, — сказал он. — Вдруг Борель получил еще одно анонимное письмо.

— Он говорил о формальности, — возразила Ева.

— Так или иначе, пусть выскажется первым.

Лепра открыл дверь лифта. Проходя мимо него в кабину, Ева улыбнулась.

— Бедный Жан, — сказала она. — Иногда мне тебя просто жалко. Ты так упорно не хочешь смотреть правде в глаза!

На улице никаких подозрительных фигур. Лепра уже готов был увидеть инспектора, делающего вид, будто он читает газету или прохаживается мимо витрин. Он поставил свою маленькую красную машину напротив дома, но Ева предпочла взять такси. Она подняла стекло, отделяющее их от водителя.

— Не бойся, — сказала она. — У меня пропало желание говорить. Если бы не история с Мелио, тогда дело другое — это был бы наилучший выход. Я дала бы пластинку Борелю. И он сам бы понял, что мой муж сошел с ума.

— Это Фожер сошел с ума?

— Именно. Он прекрасно знал, что слишком много пьет и ездит слишком быстро. Он знал, что может разбиться во время любой поездки. Желание обвинить меня — разве это не замысел алкоголика? Словом, я могла бы оправдаться. А теперь…

— Никогда он не был сумасшедшим, — возразил Лепра.

— Как же, защищай его, — жестко сказала Ева. — Завидная у тебя будет роль. Любовь! Отличный предлог! Я тебя люблю, я наложил на тебя лапу и уж теперь больше не выпущу. Вот так рассуждал он, так рассуждаете вы все, и ты в первую очередь.

— Я?

— Именно ты. Разве ты думаешь обо мне в эту минуту?

— Но надо же быть последовательной. Ты…

— Ох, ты мне надоел, в конце концов!

Она забилась в угол, приподняв плечо, чтобы подчеркнуть, что хочет остаться одна. Машина быстро катила вдоль берега Сены. Быть может, Борель заполняет сейчас ордера на арест. «И все же я в это не верю, — думал Лепра. — Не могу себе этого представить!» Такси остановилось у хорошо знакомого ему подъезда. Как он дрожал за Еву, когда она в первый раз ходила к Борелю. Как он любил ее тогда! А сейчас он смотрел, как она поднимается впереди него по лестнице, и думал: «А что, собственно, я здесь делаю?» Дело Фожера — Мелио? Старая история — пусть в ней разбираются между собой вдова и полицейский. При чем здесь он!