Если честно, в пылу гормонального шторма я банально затупил.

Местные связные амулеты не звонят, не пищат, не вибрируют. Просто время от времени их надо просматривать на предмет новых сообщений.

Если бы этот ребус от Торфаальда я прочёл чуть раньше, возможно, и вёл бы себя сейчас иначе.

А так…

— Остаётся только вздыхать? — неунывающая и всегда позитивная Хе придвигает своего коня вплотную к моему и ухитряется боднуть меня лбом в плечо.

— Ты о чём? — вздыхаю абсолютно непроизвольно.

После чего мы с ней смеёмся под удивленными взглядами чистокровных кочевников.

— Я хотела тебе сказать одну очень важную для себя вещь, — она изображает глазами взгляд молодого Филиппа Киркорова, был такой актёр во времена молодости моих родителей. — Я помню, что на мой долг в твой адрес набегают проценты, вот.

— Ты о чём? — меня сейчас раздирают сомнения совсем на другую тему, потому я действительно не улавливаю посыла.

— Договорились на восемь часов тактильного контакта, правильно? — улыбается она, щеголяя моим лексиконом.

Как понимаю, для того, чтобы не было понятно орку: в здешнем языке отсутствуют абсолютно все корни, заимствованные таким точно языком там из соседних ареалов и других языковых групп.

— Да, — соображаю с опозданием, что она имеет в виду местную разновидность тайского массажа, которой мы занимались, пока у нижней двери не появился наш новый спутник.

— Я этот долг признаю и не спорю, — продолжает наша ходячая позитив (все остальные, включая меня, далеко не так веселы). — Знаешь, что в банках гномов на недоплаченную сумму начисляется в наказание монета?

— В компенсацию, не в наказание, — поправляю, пытаясь справиться с бурей эмоций. — Штрафной процент.

— Да, он. Вот я согласна, что на мои восемь часов ты можешь начислить какой угодно штрафной процент, — завершает сложную конструкцию дроу, которая на самом деле орчанка.

Затем она, словно гуттаперчевая игрушка, опять изгибается в седле невозможным образом и звонко целует меня в щёку.

Лицо Даулета при этом напоминает восковую маску «Гнев» из галереи а'ля мадам Тюссо.

— Не в моих правилах советовать. — Красавец-воин родного народа двинул своего коня между Асем и Жулдыз с Акмарал.

Теперь орк мог разговаривать с соплеменницами, не особенно повышая голос.

Человек и полукровка двигались чуть сзади и в стороне; болтали о чём-то своём, веселясь и непристойно касаясь друг друга.

— Ханшайым, ваш светлый образ должен быть выше любых и всяких нечистых мыслей в ваш адрес, — продолжил соплеменник, аккуратно подбирая слова и усердно рассматривая траву под копытами лошади. — Я не претендую на управление вашими мыслями или делами, но нам сейчас как никогда нужно знамя. В отличии от оседлых, именно вашу роль, как члена Правящей Семьи, очень трудно переоценить. Особенно с учётом того, что вы можете быть последней из ваших.

— Я понимаю, о чём ты, — коротко кивнула Асем.

— Я никогда и никому не скажу, в каком виде и где вас застал на постоялом дворе, — воин поднял взгляд и с тоской посмотрел на соотечественницу. — Но я бы очень попросил вас, если возможно, не вести себя впредь так демонстративно при других орках.

— Моя личная жизнь вас каким-то образом касается? — спокойно спросила дочь хана, глядя вперёд.

— У нас и так почти не осталось надежды. Если же и женщины нашего народа станут эльфийками — не по внешности, а по поведению…

— Я там тоже была, — заметила Акмарал. — И до этого спала с этим хуманом.

— Ты — не ханшайым, — словно извиняясь, деликатно качнул подбородком орк. — Понимаешь, если чужака выберешь ты — я искренне пожелаю тебе счастья. Лично для меня ничего не изменится, как для мужчины одного с тобой народа.

— А если она? — старшей сестре стало интересно.

В принципе, она поняла, к чему клонит парень, но такие вещи всегда лучше слышать своими ушами, чем догадываться и додумывать.

— Я буду думать, что у эльфийских и человеческих магов всё получилось. Я буду думать, что мой народ угасает, коль скоро даже для Ханшайым в такой момент не нашлось своего мужчины, — ответил Даулет.

— Почему? — Жулдыз резко нахмурилась и как-будто сдержалась, чтобы ограничиться одним словом.

— Война, — простенько уронил соплеменник. — Многие потеряли многое, кто-то — вообще всё. Символы приобретают совсем другое значение. И если Первая Женщина народа…

— ПОНЯТНО! — Резко и невежливо перебила мужчину Асем. Затем добавила более мягко. — Я тебя поняла.

— Спасибо. На большее не претендую, — орк вежливо склонил голову, изображая поклон.

— Мне немного лет и до последнего времени я отвечала только за себя, — продолжила дочь хана, помолчав. — Всегда думала, что моя жизнь — это только моя жизнь. Она никого не касается и у моей личной свободы нет хозяев.

— Я не могу вам приказывать, Ханшайым, — пожал плечами соотечественник. — И никто в этом мире не может, как, пожалуй, и любому из нас. Но многие могут просто перестать хотеть бороться дальше — если увидят, что рядом с вами нет места чистокровному.

— Подруга-дроу — куда ни шло, — перевела на понятный язык Жулдыз. Ей показалось, что сейчас она понимает воина лучше всех остальных в мире. — Но хуман, с которым ты раздвигаешь ноги, когда твой народ…

— Пожалуйста, заткнись, — вежливо попросила Асем, поворачиваясь к подруге. — Мы один народ, но я тебя умоляю: сделай так, чтобы до заката я тебя не слышала. Хорошо?

— Раньше ты так себя не вела и подобного не говорила, — фыркнула младшая из сестер. — Хорошо, что сейчас подо мной не твой конь, а Даулета.

Про себя именно в этот момент Жулдыз отстраненно подумала: дочь хана в первый раз за всё время выглядит тем, кем является.

Аристократкой этого мира, пусть и достаточно своеобразного народа.

Младшей из сестёр захотелось срочно исправить одно небольшое недоразумение:

— Даулет, ты уже и сам всё понял, но на всякий случай. Конь под тобой принадлежал ей, не мне. Я пыталась тебе это сказать ещё на постоялом дворе, но не получилось.

— Я верну по первому требованию! — парень встрепенулся и выпрямился в седле, словно проглотил меч.

При этом он взглянул на Жулдыз мягко и заинтересованно.

На сердце почему-то сразу потеплело.

— Оставь, — отмахнулась Асем. — Ты же не думаешь, что я заберу лошадь у воина? Тем более что сейчас, наверное, настало время для всего общего у нашего народа… Раз моя личная жизнь в женской ипостаси тебя трогает гораздо больше, чем всё остальное. Особенно с учётом того, что мы первый раз друг друга увидели два часа назад, — в интонациях явственно прозвучала ирония, но никто почему-то не улыбнулся.

— Видимо, теперь долго не будет твоих или моих коней, баранов, оружия, — предположила вслух Акмарал.

Десяток воинов-соплеменников, составлявших отряд Даулета, показался на горизонте буквально через час.

Конечно, не сами мужчины, а воткнутая вертикально в землю палка далеко на горизонте.

Для зрения кочевников было достаточно.

— Вон там — небольшой овраг, — указал пальцем орк чуть в сторону. — Там ждут остальные и праздничное угощение.

— Что за праздник? — поинтересовалась Хе, продолжая оглядываться по сторонам, как будто видела степь первый раз в жизни.

— Мы рады приветствовать вас, как гостей, — дипломатично ответил Даулет.

— Эй, парень. Сейчас ничего не путаешь? — каким-то странным тоном поинтересовался пятнистый. — У нас с тобой кто определяет цели и задачи, ты или я?

— Вадим, остановись, — вежливо попросила Асем, в очередной раз в нарушение всех правил касаясь руки пятнистого кончиками пальцев. — Помнишь, ты говорил, что не претендуешь ни на какое управление?

— И сейчас подтверждаю, — человек задумчиво свёл брови вместе. — У тебя своя голова на плечах, да. И я абсолютно не планирую тобой заруливать.

— У меня для тебя новость, — кивнула дочь хана. — Извини, что не сказала раньше.