— Уж лучше бы вы молчали, Алексей Архипыч, — с сожалением сказал он. — А то после «Байкала»… извините за прямоту, разочаровываете.

— Присоединяюсь к вашему мнению, — Баландин встал, с глубоким укором посмотрел на Чернышёва. — Я… тоже не ожидал, Алексей Архипович. Давайте действительно выпьем и пойдём есть щи, больше нам ничего не остаётся.

Корсаков заторопился к серванту.

— Хорошо бы, конечно, выпить, — вздохнул Чернышёв, — а нельзя. Правило у меня на борту такое, Виктор Сергеич.

— Алексей Архипович… — Корсаков прямодушно развёл руками. — Ну, не будьте бюрократом, в честь окончания!

Глаза у Чернышёва блеснули.

— Окончания чего? — переспросил он, прикладывая ладонь к уху. — Ась?

Баландин, который уже держал рюмки, замер. Все притихли. Мы уже давно усвоили, что, когда Чернышёв начинает свои штучки, кому-то будет совсем не смешно. Корсаков знал это не хуже нас. Он поставил бутылку на место, с подчёркнутым спокойствием уселся в кресло и стал смотреть Чернышёву прямо в глаза.

— Экспедиции, — сказал он. — Согласно распоряжению руководства.

— Устному али письменному? — продолжал шутействовать Чернышёв.

— Устному.

— Устное в дело не подколешь. — Чернышёв наморщил лоб и сделал вид, что усиленно размышляет. — Бумагу бы нам, Виктор Сергеич, бумагу! Хотите, расскажу, какие случаи бывают, когда на слово, без бумаги веришь? Я быстро, за пять минут расскажу, просто для смеху, а?

— Чего вы хотите? — с усилием спросил Корсаков.

— Для себя ни вот столечко. — Чернышёв доверчиво показал краешек мизинца. — Только для вас, Виктор Сергеич, исключительно для вас и нашего научного коллектива. Ну и чуток для Паши, материалу ему не хватает.

— Чего вы хотите? — повторил Корсаков.

Чернышёв подошёл к телефону, снял трубку, набрал две цифры.

— Что там у тебя, Антоныч?.. Не скучай, скоро приду. — Он повесил трубку, подмигнул Никите. — Записывай, друг, в протокол: идя навстречу просьбам… Паша, как это у вас в газете пишут?.. Нет, лучше так: согласно общему пожеланию членов экспедиции решено эксперимент продолжить и расширить. В настоящее время, — Чернышёв взглянул на часы, — в 11 часов 30 минут по дальневосточному времени «Семён Дежнев» входит в зону обледенения с целью изучения методов борьбы за остойчивость судна при критической ледовой нагрузке. Это я приблизительно сформулировал, — заторопился он, — ты, Никита, так и укажи: приблизительно, с учётом поправок Виктора Сергеича.

Корсаков рывком поднялся, с грохотом отодвинул кресло.

— Вы забываете, что распоряжением начальника управления запрещено набирать более двадцати тонн льда!

— Не забываю! — Чернышёв округлил глаза и ударил себя кулаком в грудь.

— Вот здесь оно, золотыми буквами! Только ведь сами знаете, Виктор Сергеич, не нарушишь — план не выполнишь. Да и кто об этом узнает, если все мы — единомышленники? Может, боитесь, что Лыков начальству доложит, так зря: Лыков — свой парень!

Корсаков пошёл к двери.

— Рекомендую взять курс на Вознесенскую, — на ходу сказал он. — Бумагу, как вы говорите, скоро получите.

— Валяй, валяй, — пробормотал ему вслед Чернышёв. И мгновенно преобразился, яростно ударил кулаком по столу, да так, что подпрыгнули чашки. — Не учёный ты, а заяц с куриными мозгами, трах-тарарах-тарарах! А вы все тоже хороши, голос подали, когда вас за горло схватили! «Байкал», «Байкал» заладили… Это вам «Байкал» в диковинку…

— Алексей Архипович, — трогательно сказал Баландин, — простите старого недотёпу. Я с вами!

— И мы! — изумлённо глядя на Чернышёва, воскликнул Кудрейко. — Ну, скажу я вам!..

— Печёнкой чувствовал, не могли Архипыча подменить… — проворчал Ванчурин.

— Я тоже рад, — тихо сказал бледный Никита. — Только он ведь своего добьётся, он без осечек стреляет.

— Ну, мы тоже не лаптем щи хлебаем, — хмуро сказал Чернышёв.

— Понимаю, — кивнул Никита. — Помехи в эфире, буря в ионосфере, не так ли?

— Типун тебе на язык! — Чернышёв постучал по столу. — Мне, брат, — он провёл рукой по горлу, — связь вот так нужна, мне «Буйный» надо в курсе держать, возвращается мой друг Васютин.

Вошёл Корсаков, багровый от гнева.

— Лесота отказался принять служебную радиограмму, — отчеканил он. — Сослался на личный приказ капитана.

Чернышёв снова дурашливо округлил глаза.

— Так и сказал? — возмутился он. — По моему… личному?.. Постой, постой, а ведь правду сказал, чистую правду. Припоминаю, я и в самом деле ему что-то такое приказывал.

— Это произвол! — воскликнул Корсаков. — Вам это даром не пройдёт, это уж я вам обещаю — тоже лично!

— Знаю, воткнут шило, — спокойно согласился Чернышёв. — Только в рубку, Виктор Сергеич, больше не ходите, Лесота жалуется, что посторонние мешают ему работать. Там же дощечка висит: «Посторонним вход воспрещён», не видели?

— Это чёрт знает что… — впервые на моей памяти Корсаков совершенно растерялся. — Что же мне делать?

— А что хотите, — вставая, с лёгким презрением ответил Чернышёв. — Я бы на вашем месте отобедал и улёгся спать.