Инициаторами ее были, разумеется, Уилкинс и Форбс, но, отчаянно сопротивляясь, я сознавал свою обреченность с самого начала. В результате мне пришлось расстаться с шелковой рубашкой, дорогим костюмом, сигарами и прочими отличительными признаками богатея, сменив это все на полевую армейскую форму черного цвета, со споротыми нашивками, с легкостью раздобытую Форбсом среди бездны складов реквизита «Нового Голливуда». Тут, кстати, может возникнуть логичный вопрос: на кой все это понадобилось, если я мог исчезать из поля зрения человеческих глаз по собственному желанию? Ну, надо, пожалуй, кое-что уточнить. Мочь-то я мог, но отнюдь не на неограниченное время. Генератор оптической невидимости, искривлявший пространство вокруг своего владельца, питался отнюдь не святым духом. Я, как и подавляющее большинство своих сородичей, совершенно не разбираюсь в физических принципах подобного, поэтому могу объяснить, как это выглядит, только на прикладном уровне. Мысленно включив генератор, вы опять-таки мысленно поддерживаете его в рабочем состоянии, черпая некую внутреннюю энергию, затем рано или поздно устаете, и он выключается. Время, которое вы можете продержаться, зависит от вашей тренированности и врожденных способностей. И то и другое у меня было на очень низком уровне, поэтому два — два с половиной часа являлись моим пределом, а именно столько мы с Уилкинсом затратили на путь от замка до «Нового Голливуда» в сопровождении полиции. Так что в итоге я был выжат как лимон, а «подзарядка» внутренних батарей происходила далеко не молниеносно.

Таким образом, лишенный возможности прятаться в самом прямом смысле, я был вынужден искать обходной путь. И временно я его нашел — идея о гениальности всего простого не подвела. Подняв на ноги едва ли не весь личный состав полиции и СБ, власти обложили «Новый Голливуд», превратившийся чуть ли не в осажденную крепость; они жутко парились, но обыскивали каждое транспортное средство, пытающееся покинуть столицу бизнеса развлечений, — признаться, я никогда даже не слыхал о столь широкомасштабной полицейской операции. В истории же Новой Калифорнии ничего подобного не было и в помине…

Однако мы с Уилкинсом их провели. Достаточно легко — попросту не стали пользоваться транспортными средствами. Вечерком 29 мая мы спустились в подвал небоскреба нашей штаб-квартиры, потихоньку выбрались на поверхность и отправились в космопорт пешком.

Несмотря на то что подобный шаг полицией не был предусмотрен и наше путешествие прошло без помех, легким его не назовешь. Космопорт, расположенный к югу от Нью-Фриско и к северу от «Нового Голливуда», находился совсем недалеко от последнего — всего-то семьдесят с небольшим миль. Полчаса лета, плевое дело, но вот пешком… Хорошо еще, что старенькое шоссе, соединяющее космопорт с «Новым Голливудом» (единственная, наверное, наземная дорога на всей планете), не развалилось окончательно. Но в итоге, получив все возможные удовольствия от ходьбы, привычки к которой у меня не было никогда, и почти что искренне желая смерти Уилкинса, переносившего тяготы похода с возмутительной легкостью, я через двое с половиной суток, к утру 32-го, притопал в космопорт.

Никаких грозных стен или чего-нибудь в таком духе у нашего миролюбивого космопорта не было, поэтому мы без проблем проникли внутрь огромного комплекса зданий и смешались с прочими, желающими звездных странствий или только что отведавшими оных. Соблюдая известную осторожность, мы посетили парочку небольших магазинчиков и, расплачиваясь от греха подальше наличными, приобрели минимум необходимых для путешествия вещей, после чего провели небольшое расслабляющее мероприятие в баре, а затем решили «разведать подходы», как выразился Уилкинс. Тут-то и выяснилось, что «подходы» никуда не годятся. Для нас, разумеется.

Как нам удалось узнать, неназойливо расспросив одну из служащих космопорта, процедура регистрации, дотоле чисто формальная, накануне была изменена. Теперь всех пытающихся покинуть Новую Калифорнию сгоняли в маленький зальчик в глубине таможни, откуда по одному выпускали на посадку в корабль, пропустив через все мыслимые и немыслимые рогатки, включая масс-детекторы и нейросканеры. Причин столь неожиданной строгости, граничащей с нарушением галактических конвенций, никому не объясняли. Я их знал, но что за радость? Впрочем, Уилкинсу это ничем особо серьезным не грозило. Если бы его опознали, помешать ему сесть в корабль было невозможно — нужен был ордер на арест, заверенный в посольстве Земной Конфедерации (как я с удивлением узнал, Уилкинс родился и вырос на Земле, чьим гражданином и оставался). Другое дело — я… Даже с применением оптической невидимости мне никак не просочиться через регистрацию, а это — единственный очевидный путь на лайнер «Пелинор», совершавший рейс по маршруту Новая Калифорния — Денеб IV. Дав же себя обнаружить, я имел стопроцентный шанс попасть не на корабль, а в кутузку. Причем, как я предполагал, на вполне законных основаниях, не подкопаешься. Такова была проблема, о решении которой мне надлежало думать. И о которой я не думал в силу очевидной бесполезности этого занятия.

— Остается полтора часа! — В голосе Уилкинса уже слышалось напряжение.

— Ну и чё? — С моей точки зрения, я весьма удачно сымитировал речь отставного сержанта, но он не улыбнулся.

— Через десять минут я встаю и улетаю на Денеб IV, — ласково, как ребенку, сказал он. — И зарасти оно все говном!

Я взбесился, но, сообразив, что он злит меня намеренно, спокойно ответил:

— Ну не знаю я, что делать! Вы, между прочим, тоже не знаете, так что мы квиты.

— Никак нет.

— Вы считаете, что вы глупее, майор? Это на вас не похоже.

Теперь уже пришла его очередь сдерживаться.

— Я ничего не могу придумать, исходя из своих знаний, а вы — из своих. В области собственных способностей ваша информированность должна быть выше, герцог! — Он вложил в последнее слово столько ироничной двусмысленности, сколько мог. Намек был ясен — он проистекал из нашего разговора перед приходом в космопорт.

Тогда темой для обсуждения стал выбор обращения Уилкинса ко мне. «Сэр» и «босс» отпадали — бывшему кадровому офицеру не пристало величать такими словами отставного прапора, а обращение по имени отвергал уже я из-за недопустимой фамильярности — мы не могли быть друзьями или товарищами, покуда он состоял у меня на жалованье. Выход привиделся Уилкинсу в моем титуле. «Отлично! — сказал он. — Вы же настоящий герцог. Следовательно, формальность будет соблюдена. А если кто посторонний услышит, то подумает, что это кликуха армейская…» Мастер конспирации, нечего сказать!

— Мои способности?! — переспросил я, удваивая сарказм. — Вы, наверное, думаете, что мне стоит щелкнуть пальцами, и я превращусь в облачко газа, продрейфую на корабль, а там сконденсируюсь обратно. И сижу я тут как пень, только чтоб у вас на нервах поиграть!

— Ну нет, конечно… Но то, что я видел, — впечатляет!

— Это мой лучший трюк.

— Но не единственный? — прозвучало как вопрос. Причем подразумевавший ответ. Я вздохнул:

— Да, майор, но зря вы на это напираете. Когда-то я увез с собой с Кертории неплохой арсенальчик, почти на все случаи жизни. Но — что-то сломалось, что-то потерялось, еще что-то не ноское, а в итоге осталось — кот наплакал. Перстень с генератором невидимости, еще один — боевой — типа ваших ручных лазеров, и последний, создающий индивидуальное силовое поле хорошего класса, и все. Ну почти. Есть еще кулон, замедляющий время. — Блуждающий по стенкам бара взгляд Уилкинса вдруг сфокусировался и приобрел опасную остроту, поэтому я поспешил его разочаровать: — Но мне и в лучшие-то годы лишь пару раз удавалось его активировать — сейчас же об этом не может быть и речи.

— И впрямь негусто, — подтвердил он после небольшой паузы.

— И времени для углубленного анализа возможностей много не потребовалось, — не удержавшись, подколол я.

Однако Уилкинс пропустил это мимо ушей, продолжая гнуть прежнюю линию:

— Ну а вы-то сами, герцог? Мне сдается, на вашей планете все рождаются с какими-то способностями, иначе откуда б все эти ваши побрякушки взялись? Неужто вы ничего эдакого не можете?