Торжественный обед в посольстве прошел чинно и тихо. На нем присутствовали сотрудники Наркомата иностранных дел с женами. На русском языке звучали тосты и велись приличествующие случаю разговоры. Николай Красавченко изредка поглядывал на Людмилу: как бы она и здесь чего-нибудь эдакого не сказала. Однако бывшая студентка Киевского университета сидела молча и на окружающее не реагировала.
В шестом часу вечера состоялась еще одна, двухчасовая пресс-конференция, которая транслировалась по радио. На ней присутствовали представители 52 газет и 12 радиокомпаний. Теперь все было организовано иначе. Сначала слово предоставили членам делегации. Красавченко в коротком докладе, тезисы которого он получил в Москве от заведующего отделом пропаганды ЦК ВКП(б) Александрова, обрисовал ситуацию в стране в целом: тыл помогает фронту. Пчелинцев поведал о состоянии Красной Армии: она готова нанести фашистам новые удары. У Павличенко в руках тоже находился текст, согласованный с партийным функционером:
«Дорогие друзья! Я рада передать вам привет от советских женщин и от советской молодежи, борющихся в первых рядах с кровавым фашизмом. Советский Союз борется не только за свою свободу, но и за свободу всех наций на Земле. Советский народ с первых дней борьбы переключил все свои возможности, всю свою энергию на оборону страны. Советские женщины заменили своих мужей, отцов и братьев на производстве. Они сделали все, чтобы мужчины могли воевать. Советский народ благодарит вас за помощь, но борьба, которую ведет Россия, требует все больших и больших средств. Мы ждем активной помощи, открытия второго фронта. Хочу заявить вам, что мы победим, что нет такой силы, которая могла бы помешать победоносному маршу свободных народов мира. Мы должны объединиться. Как русский солдат я протягиваю вам свою руку. Мы вместе должны уничтожить фашистское чудовище!..»[13]
Дальше она добавила от себя, по-английски:
«Fellow soldiers, forward to victory!»[14]
Журналисты вяло поаплодировали, но затем оживились. Ведущий пресс-конференцию посол Литвинов предложил им задавать вопросы. Каждый должен был встать с места, назвать свою фамилию, орган печати, который он представляет, и указать, кому адресует свой вопрос.
Любопытство журналистов поначалу привело русских в растерянность. Американцы как будто нарочно игнорировали их предыдущие сообщения и не заботились о том, будет ли это приятно студенческой делегации. Наоборот, они старались выудить у них нечто такое, сенсационное, чего в официальных докладах не прозвучало. К Людмиле обращались чаще всего, и она расценила это как своеобразную психическую атаку.
На ее взгляд, вопросы были довольно-таки глупые. Тут она дала волю своему острому языку и потешала аудиторию, открыто издеваясь над теми, кто хотел смутить доблестного снайпера.
Вопрос: Принимаете ли вы горячую ванну на фронте?
Павличенко: Обязательно, и по несколько раз в день. Если ты сидишь в окопе и начинается артиллерийский обстрел, то делается жарко. Очень жарко. Это и есть самая настоящая ванна, только с землей.
Вопрос: У вас была охрана?
Павличенко: Только моя винтовка.
Вопрос: Могут ли женщины на войне красить губы?
Павличенко: Могут. Но иногда не успевают. Приходится хвататься то за пулемет, то за винтовку, то за пистолет или гранаты.
Вопрос: Какого цвета белье вы предпочитаете?
Павличенко: За подобный вопрос у нас в стране можно и по физиономии получить. Ведь его обычно задают жене или любовнице. Мы с вами в таковых отношениях не состоим. Потому с удовольствием дам вам пощечину. Подходите ближе…
Вопрос (задает его женщина-журналист): Это ваша парадная или повседневная форма одежды?
Павличенко: Нам пока не до парадов.
Вопрос (та же дама): Но форма вас полнит. Или вам все равно?
Павличенко: Я горжусь униформой легендарной Красной Армии. На ней — орден Ленина. Она освящена кровью моих товарищей, погибших в бою с фашистами. А вам желаю хоть раз побывать под бомбежкой. Честное слово, вы сразу забудете о покрое вашего наряда…
Вопрос: Табачная кампания «Филипп Морис» предлагает вам контракт: за ваш портрет, размещенный на пачках сигарет, они готовы заплатить полмиллиона долларов. Вы согласитесь?
Павличенко: Нет. Пошлю их к черту…
После пресс-конференции, которую Люда мысленно сравнила с коротким словесным боем, они вернулись в Белый дом. Там их ожидал ближайший советник президента и давний его друг Гарри-Ллойд Гопкинс. По поручению Рузвельта он посетил СССР летом 1941 года, когда гитлеровская Германия вторглась в пределы нашей страны, встречался со Сталиным, которому очень понравился. Эта симпатия оказалась взаимной. Вернувшись в США, Гопкинс выступил за сближение с Советским Союзом. Он уверил президента, что русские смогут выдержать удар небывалой силы, что им надо помогать. Теперь Гарри-Ллойд, худой, болезненного вида человек досконально расспрашивал фронтовиков Пчелинцева и Павличенко о боях под Ленинградом и Севастополем.
В разгар беседы в комнату вошла госпожа Рузвельт и объявила комсомольско-молодежной делегации, что на ужин они приглашены к Вергинии Хаабе, дочери Джозефа Дэвиса, который прежде был послом США в СССР. Гопкинс тоже пожелал поехать с ними. С автомобилем вышла неувязка. В «кадиллак» поместились только Красавченко, Пчелинцев, Гопкинс и два переводчика из советского посольства. Тогда первая леди предложила снайперу Люде ехать с ней в двухместном кабриолете, который сама водила.
Павличенко удивилась. Она не ожидала, что знатная дама так быстро забудет ее дерзкий ответ в сегодняшнем разговоре за завтраком. Однако жена президента с высоты своего роста (более 180 см) посмотрела на русскую девушку с добродушной улыбкой и снова повторила приглашение.
Небольшая машина темно-синего цвета выглядела элегантно. Скорость она развивала приличную. Элеонора, будучи в возрасте 58 лет, управляла автомобилем, как заправский гонщик. Они мгновенно оторвались от охраны, сопровождавшей «кадиллак», и вихрем понеслись по улицам Вашингтона. На поворотах госпожа Рузвельт резко сбрасывала обороты двигателя, и он завывал, перед регулируемыми перекрестками сильно нажимала на тормоза, и они скрежетали. Скоро они очутились в пригороде, застроенном богатыми особняками, утопавшими в зелени садов. Когда кабриолет остановился, Людмила, непривычная к таким отчаянным поездкам, перевела дух с облегчением. Первая леди лукаво на нее посмотрела.
Виргиния Хаабе несколько лет прожила со своим отцом-дипломатом в Москве и русский язык знала неплохо. Она заговорила с Людмилой, расспрашивая о первых впечатлениях от Соединенных Штатов Америки. Беседуя, они подошли к столу с аперитивами. Вазочки, наполненные разными сортами соленых орешков и маленькими сухими печеньицами-крекерами, располагались рядом со стаканами и бутылками с какими-то напитками. Официант в белой рубашке, черном жилете и галстуке-бабочке с готовностью наполнил для Люды треть стакана. Она, полагая, будто это — сок, выпила его одним глотком, сильно закашлялась и схватилась за горло. В стакане был крепчайший шотландский самогон, то есть виски.
— Be careful, — сочувственно сказала ей госпожа Рузвельт, взяла за руку и повела в столовую.
Судя по всему, на ужин собрались люди, давно знакомые друг с другом, придерживающиеся одинаковых взглядов на жизнь. Для них приезд советской молодежной делегации стал важным событием, которое могло оказать влияние на текущую политику Соединенных Штатов Америки. Разговор шел легко и в равной степени интересовал, и гостей, и хозяев. Но Элеонора, посадив рядом с собой Людмилу, отвлекала ее от общей беседы разными вопросами.
— Вы неплохо говорите по-английски, — шептала она ей.
— Спасибо за комплимент.
— Где вы учили язык?
— Первые уроки в детстве мне дала мама.
— Она — учительница?
— Да, — коротко отвечала Павличенко, так как хотела послушать, что в данный момент говорит господин Дэвис, бывший посол США в Москве, описывая дипломатию гитлеровской Германии в 30-е годы.
