Его лицо оставалось напряженным.

— Я ждал от вас не только благодарности.

— Чего же еще? — спросила она, заметно нервничая.

Он молчал, и леди Уоррингтон чувствовала, как напряжение между ними растет с каждой секундой. Ей стало страшно.

— Я прошу вас стать моей женой, — произнес он невероятно спокойным голосом. — Сегодня же.

Она едва нашла силы, чтобы оправиться от шока, который вызвали его слова.

— Вашей женой? Даже через год об этом еще рано будет говорить, но сегодня…

— Именно сегодня, — решительно заявил он.

— Это невозможно! Как к этому отнесутся в свете?

— Я прошел через развод. Неужели вы думаете, что после этого меня могут волновать какие-то слухи?

— Но… но я едва вас знаю, — пробормотала она.

— Вы знаете меня достаточно для того, чтобы носить под сердцем моего ребенка, — сказал он с циничной усмешкой на губах. — В данных обстоятельствах это является вполне достаточным поводом для заключения брака.

— Но я в трауре! Я ценю ваше благородство, которое заставило вас сделать мне подобное предложение, но…

— К черту благородство! — в ярости закричал он, приблизив к ней свое лицо настолько, что она ощутила его дыхание на своей коже. — Меня интересует не благородство, дорогая. Я волнуюсь только за нашего ребенка. Он никогда не будет признан моим по закону, и мне известно об этом, но я стану ему отцом. И ни вы, ни глупые сплетни, ни тем более Марсден не помешают мне растить его. Ни за что на свете я не разрешу вам отнять его у меня!

Она отшатнулась, смертельно напуганная яростью, звенящей в его голосе. Она впервые видела мужчину из высшего общества, который так пекся о своем будущем ребенке. Это весьма необычно, думала Серина, но он говорит искренне. Что произойдет, если она примет его предложение? Все станут говорить о ней как о женщине, которая вышла замуж, даже не успев оплакать первого мужа. Она на всю жизнь окажется связана с мужчиной, которого не любит и который имеет все основания ее презирать… Ей было трудно даже думать обо всем этом.

— Мы не должны вступать в брак! Этот союз обречен, и я не представляю, как…

— Я все организую, ваша светлость, — усмехнулся он, — и вы будете видеть меня крайне редко. Уверяю вас, я предлагаю наиболее удобную форму брачных отношений.

Его слова, словно острые ледяные иглы, вонзались в ее душу. Союз без любви. Она закрыла глаза в ужасе от такой перспективы. В их отношениях с Сайресом отсутствовала страсть, но они были привязаны друг к другу и испытывали взаимное уважение.

— Милорд, — мягко произнесла она, — поймите, я не возражаю, потому что вы можете быть… весьма милым, когда захотите. Но я сомневаюсь в целесообразности нашей женитьбы. Я позволю вам в любое время видеться с вашим сыном или дочерью, по первому вашему требованию… Но, учитывая то, как прореагирует на это общество, и тот факт, что мы не любим друг друга… Мне кажется, этот брак будет более чем неудачным.

— Не важно, окажется он удачным или нет. Я на нем настаиваю. Любовь — не самое главное условие в браке и никогда таковым не считалась. Если вы рассчитываете на более романтические отношения, то примите мои извинения. У нас уже был романтический вечер, и теперь нам нужно как-то разбираться с его последствиями.

Он достал из кармана сюртука сложенный лист бумаги кремового цвета и протянул ей. Серина почувствовала, как кровь отливает от ее лица, когда поняла, что это — специальное разрешение на брак.

— Как видите, я вполне серьезен и хорошо подготовлен.

Она покачала головой:

— Я никогда не выйду за вас.

В его зеленых глазах заплясали злые искры.

— Нет, выйдете. Я жду вас у себя дома сегодня, в восемь часов вечера, — сказал он. — Если вы не придете, то последствия будут для вас более неприятными, чем этот брак.

Он повернулся к ней спиной и быстро вышел из комнаты, на прощание громко хлопнув дверью.

В восемь вечера Серина не появилась в доме на Ганновер-сквер. В половине девятого ее тоже все еще не было.

В девять Люсьен отбросил в сторону гнев и гордость и отослал священника. Найлз пытался успокоить его при помощи виски и дружеского участия, но ничто не помогало.

Черт побери, Люсьен совсем не хотел, чтобы ситуация становилась еще ужаснее, но ребенок был важнее их желаний. Вне зависимости, что об этом думает ее светлость, этот мальчик или эта девочка будет расти, зная, что такое любовь обоих родителей. Он использует эту возможность, чтобы доказать свою способность быть отцом. И он сделает все, чтобы сохранить жизнь матери и ребенку.

— Ну, дружище, что теперь? — спросил Найлз. — Ты готов отказаться от этой затеи с женитьбой?

Люсьен повернулся и запустил в друга предназначенным для невесты букетом.

— Нет. Мне нужно придумать, как заставить ее стать моей женой. Но я не знаю, что мне делать.

— А с какой стати она должна хотеть выйти замуж за такого неотесанного мужлана, как ты? — усмехнулся Найлз.

Люсьен не видел в этом ничего смешного.

— Она беспокоится о том, что будут говорить люди. Подумать только, ее первый муж всего месяц как в могиле, а она уже снова выходит замуж. — Он тяжело вздохнул. — Я понимаю ее, но и она должна кое-что понять.

Найлз улыбнулся:

— Друг мой, ты только что разрешил эту проблему.

— Каким образом? — удивился Люсьен.

— Она боится, что о ней станут судачить, не так ли? — После того как Люсьен кивнул, Найлз продолжил: — Все, что тебе нужно, это запугать ее более страшным скандалом.

— Я тебя не понимаю.

На лице Найлза было написано невероятное терпение.

— Это значит, что нужно запугать ее светлость таким скандалом, на фоне которого свадьба до окончания траура покажется ей сущим пустяком.

Так просто, подумал Люсьен. И он навсегда останется в ее глазах гнусным ублюдком. Но зато он получит и ее, и ребенка.

— Иногда тебе приходят воистину гениальные мысли, приятель, — сказал Люсьен, похлопывая друга по плечу. — Я знаю, каким скандалом можно ее запугать.

На его лице сияла торжествующая улыбка, когда он направлялся в библиотеку, чтобы написать Серине письмо.

Как и рассчитывал Клейборн, угроза заставила леди Уоррингтон явиться в его дом на следующий день ровно в восемь часов вечера. Она выполнила все, о чем он просил ее в своем письме.

Люсьен находился в своем кабинете, когда услышал ее голос. Спустя несколько минут Холфорд распахнул дверь, и Серина вошла.

Клсйборн увидел, что щеки ее раскраснелись, а в нежно-голубых глазах сверкают недобрые искры. Господи, как она была прекрасна, даже несмотря на траурный наряд.

— Как вы посмели? — возмущенно воскликнула она прямо с порога. — Это не что иное, как шантаж! — добавила Серина, протягивая Люсьену его письмо.

Он отставил в сторону бокал с бренди, поднялся, подошел к двери и закрыл ее.

— Я прекрасно это понимаю, — сказал он спокойным голосом. — Если вы соблаговолите присесть, я все объясню вам.

— Вы не сможете сказать ничего, что послужило бы вам оправданием! — выпалила герцогиня, сжимая руки в кулаки. — То, что вы написали, просто возмутительно, нечестно и…

Люсьен протянул руку, чтобы успокоить ее, но она резко отпрянула в сторону.

— Не смейте дотрагиваться до меня. Ни сейчас, ни когда бы то ни было!

Он почувствовал, что тоже начинает сердиться, но решил обуздать свои эмоции и дать ей первой выплеснуть гнев.

— Как вы могли угрожать мне подобными вещами? — продолжала она. — Только самый последний негодяй мог осмелиться использовать собственного ребенка для того, чтобы меня шантажировать. Вы пишете, что сделаете тайну его зачатия достоянием всего общества, причем используете для этого такую известную сплетницу, как леди Джерси!

— Серина…

— Вы представляете, в каком положении я окажусь, если об этом станет известно? — не унималась она. — Что значат несколько строк в газете, извещающие весь Лондон о том, что я — падшая женщина, а мой ребенок — незаконнорожденный?