33

Позже, когда она, нежась в блаженной дреме, лежала в его объятиях, уловила неясный звук. И, нахмурившись, воскликнула:

– Да у тебя в животе урчит! – Широко раскрыв глаза, Рейчел уставилась на Джонни. Тот скорчил гримасу.

– Я умираю от голода, – признался он. – В последний раз я ел вчера в шесть вечера.

– Что же ты молчал?

– Мне предстояло выбирать между пищей насущной и духовной. Душа победила.

Обаятельная усмешка, промелькнувшая на его лице, тронула Рейчел. Она потянулась к нему и прильнула к его губам долгим чувственным поцелуем.

– Боже. – Джонни заключил ее в объятия, перевернулся вместе с ней, так что она оказалась прижатой к матрацу. Намерения его были очевидны.

– Нет, только не сейчас, – сказала она, шутливо толкнув его в бок. – Прежде нам нужно поесть. Нельзя же весь день проваляться в постели.

– Почему? Я с удовольствием. – Но в животе его опять заурчало, и Джонни неохотно отпустил ее и поднялся.

Какое-то мгновение, пока он, обнаженный, стоял возле кровати, Рейчел с наслаждением любовалась им. Да, он определенно был самым красивым мужчиной в ее жизни. Высокий и худощавый, с тугими мускулами, плоским животом, он вполне годился на обложку «Плейбоя», которым они с Бекки еще подростками засматривались тайком от родителей. Густые черные завитки покрывали его торс, образуя треугольник, который сужался на уровне живота и вновь расширялся на подступах к гениталиям. Джонни внимательно посмотрел на нее. Рейчел, перехватив его взгляд, вдруг осознала, что лежит совершенно голая, и потянулась, медленно и лениво, как кошка. Глаза его, впившись в ее соблазнительно выгнувшееся тело, зажглись страстью, и она испытала восхитительное чувство откровенного бесстыдства. И почувствовала себя желанной. Такой желанной.

У него вновь заурчало в животе.

– Хорошо. Я согласен. Идем в душ, пока я не упал в голодный обморок.

Джонни наклонился, подхватил ее на руки и, перешагнув через Волка, который явно не одобрил столь неуважительного жеста, пронес Рейчел в ванную. Он включил оба крана, проверил температуру воды и ступил в душевую кабинку.

Ей было тридцать четыре, и еще ни разу в жизни она не была с мужчиной в душе. Когда Джонни намыливал ей спину, чувственными движениями касался ее рук и грудей, Рейчел думала о том, как много она потеряла. Ей вдруг открылся новый мир – мир чувств мужчины и женщины, о существовании которого она даже не подозревала. Непродолжительные романы прошлого не шли ни в какое сравнение. И она понимала почему. Теперь именно любовь определяла ее отношения с мужчиной. Любовь сильная, настоящая, источник ее полного восторга.

Она, Рейчел Грант, любила Джонни Харриса. Это было так восхитительно и непривычно, что она невольно хихикнула.

– Что тебя так рассмешило? – недовольно буркнул он, ожидая совсем иной реакции на свои ласки. И, развернув к себе лицом, серьезно посмотрел ей в глаза:

– Ты. Я. Мы вместе. Кто бы мог подумать?

Он пробежал пальцами по ее мокрым волосам, разделяя их на пряди, чтобы вода смыла остатки шампуня. Потом его руки сомкнулись на ее тонкой талии.

– Я думал об этом долгие годы. Почти полжизни.

Рейчел подняла на него теперь уже серьезный взгляд. С мокрыми прилизанными волосами он был совсем не похож на того Джонни, к которому она привыкла. Такой же красивый, такой же сексуальный, но более мужественный и зрелый. Сейчас в нем уже не было и намека на того подростка из давнего прошлого. Он был взрослым – таким же, как и она. И разница в годах казалась уже не большей преградой, чем разница в цвете их волос.

– Теперь, когда ты получил от меня то, что хотел, как долго продлится медовый месяц? – спросила Рейчел шутливо. Ей не хотелось, чтобы он заподозрил, насколько серьезен был ее вопрос. Джонни ведь еще ничего не сказал о любви, он все больше говорил о сексуальном желании. Если он хотел лишь воплощения своих подростковых фантазий, то весьма преуспел в этом. Она осторожно коснулась пальцами его груди, вычерчивая на ней мыльные круги.

– Учитель, я еще не получил от вас и малой доли того, что хотел. – Он улыбался, но в его глазах Рейчел прочла нечто, заставившее ее сердце учащенно забиться. – Чтобы получить все, понадобятся годы. Может, вся моя жизнь уйдет на это. Может, и больше.

– Да? – Она загадочно улыбнулась сквозь плотную завесу воды.

– Да.

Джонни наклонился поцеловать ее. Они стояли в душе, пока желудок Джонни не напомнил о себе урчанием.

– Как ты смотришь на то, что я сам приготовлю поесть? – спросил Джонни, когда они вышли из душа и начали вытираться, дрожа на холодном кафельном полу.

– Ты? – Рейчел, замотанная полотенцем, замерла с расческой в руке, удивленно посмотрев на него в зеркало.

– Да, я. Почему нет? Я умею готовить. – Он закончил вытирать волосы и обмотал полотенце вокруг бедер.

– Ты умеешь готовить? – В ее голосе звучало такое недоверие, что он невольно усмехнулся.

– Рейчел, дорогая моя, мне очень неприятно говорить об этом, но твое стереотипное мышление меня поражает. Господи, что же во мне есть такого, из-за чего люди считают меня чудовищем? Конечно, я умею готовить. В такой семье, как моя, нельзя было не уметь готовить, иначе мы бы умерли с голоду.

– Ты умеешь готовить, – повторила она все еще с оттенком недоверия и оценивающим взглядом окинула его мускулистое тело.

В ее семье готовила мать, дочери переняли эти навыки от Элизабет. Стен же за всю жизнь и тарелки супа не разогрел. Впрочем, Джонни вполне мог оказаться хорошим кулинаром. Хотя бы в силу того, что был мужчиной до мозга костей.

– Ну как? – В зеркале она встретила его взгляд.

– Конечно, готовь. С удовольствием отведаю твоего угощения.

Джонни ухмыльнулся и вышел из ванной. Рейчел расслышала шорох, донесшийся из спальни, и предположила, что он одевается. Она прошла в гостиную за своей сумочкой, осторожно перешагнула через Волка, который все еще лежал в коридоре и с рабской преданностью наблюдал за хозяином.

Наложив легкий макияж (только губная помада и пудра) и протерев лосьоном руки, она пробежала расческой по уже почти сухим волосам и направилась в спальню одеваться. На кухне Джонни гремел кастрюлями и сковородками. То, что он готовит еду для нее, показалось Рейчел настолько забавным, что она не смогла удержаться от улыбки.