Предвкушая приближающийся завтрак, на несколько секунд я забыл, в каком положении оказался. Хотел расплатиться, но вспомнил, что денег с собой не взял, а когда посмотрел на застывшее тело Оксаны, от желания подходить к кассе не осталось и следа. Правда теперь, когда зрение в полутьме стало острее, я заметил, что Оксана дышит и ее грудь медленно поднимается и опускается в такт дыханию.

Что с ней случилось? Боюсь, что этот вопрос будет мучить меня до конца жизни. Точнее ответ на него, получить который у меня не хватило смелости. Я поставил бутылки, и несколько минут стоял в нерешительности, глядя на Оксану. Мысли о возможной опасности в случае, если она заболела, сдерживали меня, как ремни безопасности, отстегнуть которые на тот момент не представлялось возможным. Я посмотрел через разбитое стекло двери на улицу. Там на останках женщины уже собралась на пир стая ворон.

Оксана всегда была милой и приветливой девушкой, даже устав после смены, она иногда оставалась, чтобы помочь своим подругам. Пару раз мы с ней сталкивались на улице и разговаривали друг с другом, как хорошие знакомые. Она рассказывала мне о своей жизни, а ей о своей.

Оксана училась на третьем курсе в университете, на юридическом факультете. Заочно. Учебу ей оплачивали родители, а вот на жизнь ей приходилось зарабатывать самой. Этим летом она собиралась с подругами в Турцию. Чтобы расширить рамки своего мира, как она говорила. Загранпаспорт уже оформила и точно знала, в какое турагентство обратится. Жизнь для нее была простой и ясной. Она обещала показать мне фотографии по приезду. На мое полу шуточное выражение: «Если буду жив, то обязательно посмотрю» — она ответила, что надо мыслить позитивно и всегда представлять в мыслях только хорошее. И что все беды и несчастья на земле от того, что такие как я позволяют себе усомниться в том, что мир прекрасен, излучая во вселенную негативные эмоции. Это их мысли создают все катастрофы, войны и эпидемии. Судя по тому, что сейчас происходило, таких как я оказалось слишком много.

Я не смог протянуть руку и потрясти Оксану за плечо. Вместо этого, взял с пола бутылки и поспешил обратно. На этот раз весь путь от магазина до квартиры удалось преодолеть без приключений. Собаки, занятые поеданием соседа, не обратили на меня никакого внимания. Насторожило только то, что подходя к двери квартиры, я уловил запах солярки.

Только моя рука потянулась, чтобы постучать в дверь, как за спиной щелкнул замок, и голос Колька жалобно попросил воды. Воды было мало, учитывая, что в квартире меня ждали еще три человека. Судя по всему, никаких улучшений в сложившейся ситуации не предвиделось, и я собрался предложить Николаю самому сходить в магазин. Опережая стук, дядя Леша открыл дверь и принял из моих рук бутылки с водой. Я так ничего и не ответил Коле и собирался уже войти в квартиру и закрыть за собой дверь, но слова, прозвучавшие за моей спиной, заставили меня остановиться.

— Будь человеком…

Полутора литровая бутылка минеральной воды перекочевала из рюкзака в руки соседа. Глаза Коли выражали немой вопрос, есть ли у меня что-нибудь поесть, но на то, чтобы отдать ему одну из трофейных банок консервов моей человечности не хватило. На этот раз я ограничился советом.

— В магазине под домом, сейчас никого. Там есть вода и еда. На улице пока все спокойно, но все равно будь осторожен…

— Спасибо — сказал Колек, взял минералку и закрылся в своей квартире.

Дядя Леша налил воды в двух литровый бидон и попросил меня отнести его своей бывшей учительнице на третий этаж. С ролью водоноса мне пришлось смириться. Мысли о старой женщине, которая одна умирает в своей квартире от обезвоживания, оказались сильнее страха. Потому что вместе с ними, я вспомнил про своих родителей и подумал о том, что был бы благодарен судьбе за то, что нашелся бы кто-то, кто смог бы им сейчас помочь.

Прежде чем отправиться исполнять свои новые обязанности, я должен был узнать ответ на беспокоивший меня вопрос.

— А почему соляркой пахнет? — спросил я.

— А это папа, решил кирпичи в ней замариновать — ответила Маша, выглянув из кухни, и покрутила пальцем у виска.

— Понятно… — машинально ответил я и, спохватившись, задал новый вопрос, который начал беспокоить меня не меньше, чем предыдущий — Зачем мариновать кирпичи?

Отстранив Машу, из кухни вышел тесть с большой кастрюлей в руках. По мере того, как он приближался ко мне, запах солярки усиливался. Похоже, что Маша не шутила. Пройдя мимо, дядя Леша вышел на балкон и, оставив там кастрюлю, вернулся со словами: — «Ну вот, до вечера полежат, и можно будет суп варить».

Увидев выражение наших лиц, тесть чуть было не плюнул на пол. Покачав головой, с горечью в голосе дядя Леша посетовал на то, что в силу некоторых причин, мы не можем оценить всю гениальность его идеи.

— Ладно, она ба… — дядя Леша осекся, посмотрел на дочку и покачав головой. — Ладно, она женщина, но ты то… Тьфу! Программист хренов. Сразу видно в армии не служил.

Как не крути, а в данном случае тесть оказался прав. Пять лет потраченные в университете, на то чтобы овладеть специальностью программиста, прошли даром. Вместо того чтобы писать программное обеспечение и зарабатывать приличные деньги, как это делало большинство моих однокурсников, я настраивал компьютерные сети в малых офисах.

При нынешних обстоятельствах я многое бы отдал, за то, чтобы в свое время меня забрали в армию. Сейчас навыки, которые я бы там получил, пригодились мне больше, чем знание языков программирования. Даже те навыки, которые получают в стройбате. Так как в случае, если стране удастся пережить эпидемию, то количество ям, которые придется вырыть, будет сопоставимо со значением n, а n в данном случае будет равно числу, которое в переводе на русский язык звучит как — «До хрена!».

Отдав воду Александре Семеновне, я не смог отказаться, от приглашения на чай. Моя попытка увильнуть под предлогом, что не стоит тратить и без того ограниченный запас на гостя, потерпела неудачу. Да и потом спешить было некуда. На присутствие при конце света, я не опаздывал. Все и так уже началось, и билеты в первый ряд в зрительном зале получил каждый. Так что чашка чая показалась мне, в конце концов, не самым худшим время препровождением. Тем более что это хоть и ненадолго, но могло отвлечь меня от мыслей об отношениях с Машей.

Как только началась наша вынужденная изоляция от внешнего мира, мы с женой практически не разговаривали. Наше общение ограничивалось только дежурными фразами. Она как будто закрылась в себе и перестала признавать во мне близкого ей человека. С каждым днем я чувствовал, как она отдаляется. И не только от меня, но и от своего отца, которого она знает всю жизнь. Последние несколько дней, Маша начало косо смотреть на Алену. Когда Алены рядом не было, то Маша неоднозначно намекала на то, что зря мы разрешили ей остаться. Что продуктов и так мало и лишний рот нам совсем ни к чему.

Я понимал, что у Маши был шок, как и у всех нас от того, что происходило вокруг, и пытался как-то помочь ей, поддержать, наладить прежние отношения. Все напрасно. Маша не подпускала меня к себе ни физически, ни психологически. Словно и не было между нами никогда ни любви, ни понимания, ни года совместной жизни.

Мысли о разладе с женой отступили, как только я вошел в единственную комнату квартиры Александры Семеновны. Недаром говорят, что быт человека это отражение состояния его души. Комната оказалась светлой и уютной. Мебель советских времен, в хорошем состоянии дожившая до наших дней, круглый стол в центре комнаты, старый цветной телевизор «Рубин» в углу напротив дивана и, конечно же, цветы на подоконнике. Вся эта бесхитростная обстановка заставила меня почувствовать внутри себя спокойствие и умиротворение, которыми был наполнен каждый сантиметр комнаты. Все, что беспокоило меня — исчезло, и я уже радовался тому, что зашел к старой учительнице, выпить чашку чая.