Конечно, Келли говорила ему, что не собирается замуж за Тома, но Чарлз знал, чего стоят слова женщины. Впрочем, он и сам не мог определить, как бы отнесся к такому браку — с радостью или негодованием.

Том, к счастью, был достаточно сдержан.

— Мистер Эштон, могу вас заверить, что в мои намерения не входит…

— Меня не волнуют твои намерения. Я знаю, что ты не собираешься ее обидеть. Я просто предупреждаю тебя — не делай этого.

Нажав кнопку, он поднял стекло.

Какое-то мгновение Чарлз думал, что Том постучит в стекло и потребует продолжения разговора. Но тут к станции стал подходить поезд, и Том рванулся к платформе.

Джо некоторое время смотрел вслед Тому.

— Он хороший парень, — наконец произнес он. — И он любит Келли. Я в этом совершенно уверен. Не знаю, что это на них нашло сегодня в доме, но я думаю, что и она любит его, хотя оба не хотят в этом признаться.

Чарлзу эти слова не понравились. Он считал, что о своей любви люди должны хорошо знать.

— Вот как? — проворчал он. — Если она любит его, у него появляется возможность в самом деле ее обидеть.

Как там звали этих глупых музыкантов, которые несколько лет назад написали эту дурацкую песню с припевом: «Все, что нам нужно, — это любовь»? Что эти ребята знали про любовь? Для Чарлза любовь, когда он нашел ее, оказалась проклятием и источником душевных мук.

И поэтому позднее он стал избегать любви, всякой привязанности. Потому-то он и не допускал в свой мир свою вторую жену, Тину. И потому он держался в стороне от дочери — чтобы когда-нибудь привязанность к ней не принесла разочарования.

Может, Келли и Тому повезет, и их отношения останутся случайными. Случайные встречи друг с другом, случайный секс. И никакой любви.

Никакой привязанности.

Никакой сердечной боли.

И никаких вопросов, «что было бы, если» и «что могло бы произойти», которые мучают потом всю жизнь.

Приняв душ, Келли начала прибирать в комнате.

Нижнее белье и футболку следует отправить в шкаф на полки. Другую одежду — в платяной шкаф на вешалки.

Внезапно в голову ей пришла мысль — кого это она дурачит? Она живет именно здесь, хотя и пытается уверить себя, что живет в Бостоне. Где бы она сейчас ни развешивала одежду, совершенно ясно, что в свои тридцать два года она перебралась обратно, в город своего детства.

Хотя это звучало почти торжественно, слова эти содержали печальный подтекст. Ее отец умирает, и именно это было причиной ее появления здесь. Она смогла приехать сюда только потому, что ее оставил муж и у нее нет детей. Если бы она не потерпела крах во всем, в чем только возможно, она бы здесь не появилась.

И она не может жаловаться на судьбу — в ее неудачах есть доля и ее вины. Первый брак был столь кратковременным, что его и браком считать нечего. А Гэри… Она сама виновата в том, что Гэри забыл ее и обрюхатил «Мисс Большие сиськи», Тиффани. Если бы Келли была первоклассной женой, Гэри не стал бы искать удовольствий на стороне. Однако роль жены Келли провалила. Из нее получился отличный педиатр, весьма неплохая хозяйка и приличный персональный помощник, но когда их с Гэри жизни соединились, ему было рядом с ней просто скучно, даже в сексе. Спустя какое-то время их объединяла одна только привычка.

Гэри перестал видеть в ней куколку, которую он когда-то усердно старался затащить в постель. Вместо этого она стала хорошенькой горничной, занимающейся его грязным бельем. Привычка убила страсть.

По-видимому, брак всегда приводит к подобному результату. Келли была полна решимости больше в подобный капкан не попадаться. Зачем тратить свою жизнь на роль домашней прислуги человека, который смотрит сквозь тебя?

Конечно, есть в разрыве и ее вина — она ничего не сделала, чтобы вызвать в Гэри интерес, встряхнуть его. В конце концов, она могла надеть нижнее белье попричудливее, затащить Гэри в какую-нибудь телефонную будку пообъемистее, прийти к нему в офис и запереться изнутри на ключ. Тогда появилась бы вероятность, что он не станет смотреть на сторону.

С Томом, однако, у нее получилось. Она никогда бы не подумала, что способна на то, что произошло сегодня. Она пришла к нему с твердым намерением его соблазнить.

Однако предыдущий вечер закончился совсем не так, как она рассчитывала. Тому было мало кружевного нижнего белья — ему были нужны еще и чувства, и долговременная дружба.

И потому Том оделся и ушел, словно она для него совершенно ничего не значила.

Не этого она хотела. Или именно этого?

Она хотела только поиграть в глубокие чувства. Самих чувств она боялась — можно серьезно полюбить, а это грозит сердечной болью при расставании.

Этой боли у нее уже было предостаточно.

Впрочем… Похоже, она обманывает себя. Слишком уж сильными оказались ее чувства к Тому, слишком тяжело переживает она его уход. Нет. Правда состоит в том, что она боится полюбить Тома, чтобы не испытать той же боли, что пережила при его внезапном отъезде шестнадцать лет назад.

Вот чего она боится на самом деле. И даже если их отношения приведут к браку, нет гарантии, что их счастье будет длиться долго. Скорее всего оно прекратится совсем скоро. И снова несколько томительных лет будет посвящено лишь вопросу, кто заедет в химчистку по дороге с работы.

А ей хотелось быть женщиной, на которую Том всегда смотрел бы со страстью и желанием, как это было сегодня.

До того, как он повернулся и ушел.

Келли открыла дверь на балкон и, сделав шаг через порог, втянула в легкие свежий океанский воздух.

Тридцать минут на поезде до Суомпскотта.

От пятнадцати до тридцати минут до пункта проката машин — смотря по тому, где он находится.

Двадцать минут на оформление всех бумаг по аренде фургона.

Еще сорок — сорок пять минут езды до дома, в зависимости от интенсивности движения. Согласно ее подсчетам, Том скоро должен приехать.

Келли опустилась в кресло-качалку и стала ждать.

Чарлз вошел в свою комнату, чувствуя себя очень уставшим. Впрочем, уставшим он чувствовал себя все последние дни. Оставалось жить всего месяца три — и он, похоже, их все проведет в кровати.

Когда он и Джо вернулись домой, то обнаружили в гостиной весь прибывший отряд. Друзья Тома выглядели очень грозно. Высокий чернокожий по прозвищу Джаз почти не улыбался, а молодой парень с цепями на ботинках вызывал в памяти «ангелов ада». Было видно, что он очень старается понравиться дамочке с волосами до плеч.

Но не тут-го было. Как бы ни суетились «ботинки с цепями», красотка молча смотрела в книгу, не поворачивая даже головы в сторону «ботинок». Похоже, она была столь же умна, как и красива.

А красива она была на редкость. Чарлз даже слегка пофлиртовал с ней, когда она решила отдохнуть от всех в его комнате. Звали эту девушку Элисса. Это имя Чарлзу понравилось. Она очень мило улыбалась и тоже слегка флиртовала — совсем немножко, поскольку армейская служба приучила ее быть сдержанной.

Чарлз самостоятельно забрался в кровать — если бы проводились олимпийские игры среди умирающих, за этот подвиг он бы получил девять целых и девять десятых. Десять ему не получить, потому что немецкий судья непременно захотел бы ему отомстить.

Небеса знают, что он дал немцам достаточно поводов для ненависти, и эта ненависть была взаимной.

Хотя по отношению к немцам у Чарлза была не только ненависть. Это было сочетание ненависти и страха — страха, от которого порой выступал пот.

Считалось, что Эштонов никогда и никто не мог заставить бояться — а ему приходилось бояться почти весь 1944

Год. Чарлз до сих пор отчетливо помнил, как стоял в темноте у железнодорожной станции в ту удушливую жаркую летнюю ночь, уверенный, что, если даже немцы и не заметят его, он отдаст Богу душу от страха.

Он боялся буквально каждой клеточкой своего тела, напряженно вслушиваясь, не приближаются ли немцы, пока Люк-младший минировал дрезину.