Одри полюбила стиль Живанши, когда приехала во Францию сниматься в фильме «Мы едем в Монте-Карло». Живанши тогда как раз собирался оставить дом моды Скиапарелли и открыть свой собственный салон. Именно Одри предложила ему разрабатывать модели ее костюмов для «Сабрины» – одно из первых свидетельств ее вкуса, решимости самой определять то, как она будет выглядеть перед публикой. Но ей едва не помешали. Глэдис де Сегонзак, супруге руководителя парижского отделения «Парамаунта», нравился Балежиага. Но он был по горло занят своей новой коллекцией, и никто не осмеливался его беспокоить. Одри настаивала на новичке Юбере де Живанши.
Двадцати шести лет от роду, ростом в шесть футов и шесть дюймов, он производил впечатление человека, привыкшего диктовать свою волю. Он не шел на компромиссы с клиентами в своем искусстве скрывать несовершенства их фигур. Модельер придерживался минимализма. Он отбрасывал все несущественное, не допускал никаких отклонений от своих первоначальных разработок. Модели, изготовленные в его ателье, были столь же изящны и гармоничны, какими он их изобразил карандашом на страницах блокнота. У Одри была фигура, как будто специально предназначенная для его моделей. Живанши создал для нее имидж, неподвластный времени, как аксиома Эвклида.
Так как встреча была назначена для «мисс Хепберн», Живанши вспоминал, что ожидал прихода Кэтрин Хепберн. Вспомнив об обычном беспорядке в одежде, свойственном этой актрисе, можно представить, какие мысли проносились к голове Живанши, пока он ждал ее. Его удивлению не было границ, когда в комнату вошла девушка в клетчатых брюках и белой футболке с великолепной фигурой, словно специально сконструированной для демонстрации его моделей.
И это было еще не все. Своеобразный и мгновенно узнаваемый стиль Живанши был классически прост, не стеснял движений. Туалеты Одри были удобными, вызывающими особое ощущение комфорта. Мастер часто повторял:
«Женщина не просто носит платье; она живет в нем».
Живанши был воспитан в духе протестантской этики упорного труда, что и Одри. Это сблизило их. Возникли отношения более тесные, чем обычно бывают между кутюрье и его клиентом. Это был своего рода платонический роман. Об их первой встрече Живанши позже писал:
«Нежность в ее взгляде, ее изысканные манеры с первого же мгновения покорили меня». А сорок лет спустя она написала стихотворение в прозе – маленькую оду, посвященную вкладу Живанши во французскую моду. Одри писала в ней о той поддержке, которую он всегда оказывал ей, и о том ощущении безопасности и защищенности, которые она испытывала благодаря их дружбе: «Корни его дружбы глубоки и мощны. Надежные ветви его чувств укрывают всех тех, кого он любит».
Одри вспоминала о платьях, которые Живанши придумал для «Сабрины». «Одно из них было классическим, почти строгим вечерним платьем с нахальным маленьким бантиком на одном плече, что придало ему легкость и ироничность, которые мне так нравились». Живанши также создал великолепный туалет из белой органди с черной отделкой, в котором Сабрина появляется в зимнем саду, где Уильям Холден, исполнявший роль брата Хамфри Богарта, приглашает ее на медленный танец. Живанши даже назвал одну из тканей «Сабрина» в честь Одри.
Шесть лет спустя он изобрел духи («Запрет»), которые посвятил ей. Он даже принял на работу манекенщицу по имени Джекки потому, что она была похожа на Одри. Хепберн поистине стала музой-вдохновительницей дома моды Живанши, который помог ей создать образ, олицетворявший молодость, элегантность и изысканность.
Образ Одри на долгие годы сохранил аромат невинности. От Живанши актриса позаимствовала космополитичность, которая отличала ее от молодых звезд той поры. Когда Одри пришла в салон Живанши, она еще по-настоящему не родилась как актриса, ее экранное «я» формировалось, но было еще далеко от завершенности и цельности. Кутюрье, говоря метафорически, дал ей в руки зеркало и показал ту женщину, которой она может стать. Подобно ему, она будет удивительно твердо и хладнокровно заниматься созданием своего образа.
Летом 1953 года Одри посмотрела фильм «Лили». Он так понравился ей, что она трижды ходила в кинотеатр. Актриса, исполнявшая главную роль, поразительно была похожа на нее: то же мальчишеское лицо, такая же гибкая фигурка, естественная легкость и шаловливость. Лесли Карон была на два года моложе Одри и так же, как и она, танцевала в балете. Ее родители были тоже разных национальностей; ее талант заметила также очень известная в киномире личность – Грейс Келли. Карон уже снялась в одной из главных ролей в фильме, который тут же стал классикой, – «Американец в Париже».
«Лили» – это история девушки-сироты, за которой ухаживает и чьей любви добивается карнавальный кукольник. Снимала фильм студия «МГМ». На «очаровательно-некрасивом» личике Карон держалась та обманчивая грусть, которую Одри сразу же узнала, вспомнив собственное отражение в зеркале. «Ну, она же очаровательна!» – сказала она как-то Хедде Хоппер, дипломатично ответившей: «Ее нельзя назвать хорошенькой, но на экране она мила».
– Она хороша благодаря своей внутренней красоте, – сказала Одри без малейшего намека на какую-либо неприязнь.
– О, нет, – настаивала Хоппер, едва ли доверяя лестному отзыву одной звезды о другой. – Она не так красива, как вы.
Нет, вовсе не красота Карон заставляла Одри снова и снова приходить и смотреть этот фильм. Ее притягивал Мел Феррер в роли кукольника, чьи умелые прикосновения к сердечным струнам пробуждали в ней любовь к нему. Худощавый красавец-актер напоминал Одри тех принцев из сказок, которые она с жадностью поглощала в детстве и которые продолжала читать и по сей день. Феррер был энергичным и изящным актером, но до звезды он явно не дотягивал. Его очарование было очень профессиональным, но и слишком «просчитанным», «сделанным». А это часто оставляло зрителя холодным. Но Одри относилась к нему совсем иначе. Она встретила его в Лондоне тем же летом 1953 года на домашней вечеринке. Грегори Пек представил ей актера. Пек и Феррер уже были друзьями благодаря общим интересам, связанным с театром в Калифорнии. Феррер приехал в Лондон на премьеру «Лили» и на съемки «Рыцарей круглого стола», американского фильма, где ему была предназначена роль короля Артура. Он был на двенадцать лет старше Одри. Она же нашла его не только привлекательным, но и начитанным, обладающим разными талантами: автор детских книг, театральный, кино– и радио-режиссер; человек, казалось, знавший всех и вся в Голливуде и на Бродвее.
Пройдут годы, и многие будут задаваться вопросом: «Что же, черт возьми, Одри нашла в Меле?» Дать ответ на этот вопрос не так уж и сложно. У них было много общего. Подобно Одри, Мел Феррер начинал свою сценическую карьеру как танцовщик. Его наставником был Клифтон Уэбб, один из лучших бродвейских танцовщиков. Он за два часа научил Мела так хорошо отбивать чечетку, что феррер мог выступать как профессиональный чечеточник. Подобно Одри, он перенес тяжелое заболевание – полиомиелит, и три года потратил на лечение. Своей полупарализованной руке он сумел вернуть подвижность с помощью упорных тренировок. Одри же всегда восхищалась людьми сильной воли. Может быть, Мел напомнил ей ее благодетеля Пауля Рюкенса, который вот так же победил полиомиелит. Подобно Одри, Мел владел несколькими языками. Мать научила его говорить по-французски, отец-врач, кубинец по происхождению, – по-испански. Мел чувствовал себя дома не только в Америке, но и в Европе. Мел и Одри были даже внешне чем-то схожи. На некоторых фотографиях они кажутся братом и сестрой, а не мужем и женой.
Но было и одно резкое различие. Никто и никогда не считал общение с Феррером легким. Для него работа была наркотиком, и он всегда куда-нибудь торопился. Там, где Одри проявляла усердие, Мел выказывал настоящую одержимость. Но ей, вероятно, нравился его непоседливый нрав. Это напоминало ей отца, который с ирландской неуемностью строил все новые планы. И подобно Хепберн-Растону, Мел был большим «непоседой» и в личной жизни. Он курсировал между Нью-Йорком, где женился на скульпторше и затем развелся с ней, и Голливудом, где женился вновь, потом развелся со второй женой и женился на первой. От каждого брака у него было по два ребенка. Когда он встретил Одри, он пытался выпутаться уже из третьего брака.
