В Швеции арестовали Ингмара Бергмана, обвиняя его в неуплате налогов. Обвинение это суд отклонил, но после длительного расследования. Все это вынудило мастера работать за рубежом. Одри выступила в защиту Бергмана. Она осудила «преследование» коллеги-художника.
Актриса предложила Бергману «убежище» у себя в Толошеназе. Он им не воспользовался.
Нет никакого сомнения в том, что в ту пору Одри была в тревожном состоянии духа. С друзьями она беседовала на религиозные темы, а ведь eё нельзя было назвать верующей в прямом смысле слова. Она пристрастилась к чтению стихов. Одним из eё любимых поэтических произведений стало стихотворение Вордсворта «Прелюдия», где поэт говорит о единстве всего живого. Нравились ей и поэма Т. С. Элиота «Бесплодная земля», и его стихотворная драма «Вечеринка с коктейлями». Своему английскому другу, актеру Роберту Флемингу, она иногда цитировала слова, которые произносит в драме Элиота психиатр, приходящий из потустороннего мира.
«Эта жизнь хороша. Хотя вам не дано узнать, насколько хороша! До вашего последнего мгновенья… Цель путешествия не поддается описанью; узнать вам суждено не так уж много, пока eё вы не достигли; Вы путешествовать должны вслепую. Но путь ведет вас к обладанью Тем, что вы искали, но не там, где нужно».
Одри уехала из Голливуда домой в подавленном настроении. «Когда-то вручение „Оскаров“ было церемонией, – сказала она, – теперь это только ритуал». Разочарования продолжали преследовать eё и в Швейцарии. Она отвергла все сценарии, которые здесь ожидали ее. Один из них назывался «Мост слишком далеко», и он рассказывал об обреченной на неудачу попытке парашютистов союзнических армий захватить стратегически важный мост в Арнеме в 1941 году.
По иронии судьбы роль, отвергнутую Одри, согласилась сыграть Лив Ульман. Еще одну роль, которая идеально ей подходила, Одри не получила из-за путаницы, возникшей при подборе актеров. Действие «Поворотного пункта» в постановке Герберта Росса разворачивалось в мире балета, когда-то так близко знакомого Одри. Было сделано предложение княгине Монако Грейс вернуться в кино и сыграть в этом фильме. Ее Величество почувствовала искушение ответить «да», но затем передумала: официально она считалась истовой католичкой, а eё героиня в фильме должна была изменять мужу. Необходимо было найти замену, и за роль ухватилась Энн Бэнкрофт. С прямотой, которая приходит с возрастом – а ей было уже почти пятьдесят – Одри сказала: «Чем старше ты становишься, тем все чаще должен либо воздерживаться от работы вообще, либо браться за глупые и ужасающие роли».
Была ли та роль, за которую она тогда взялась в мелодраме «Кровное родство», «глупой» или «ужасающей»? У окружавших eё людей хватило такта не задаваться подобным вопросом. Это был яркий снаружи и совершенно пустой внутри триллер. Одри Хепберн в роли двадцатипятилетней наследницы фармацевтической империи, за которой охотится психически больной убийца, – ну, не безрассудство ли это? Но мысли о безрассудстве заглушал острый аромат денег.
Ежегодно множество немецких граждан с внушительными доходами искали самые разные способы уменьшить налоговое бремя. Немало было таких, которые отдавали часть своих денег киносиндикатам, имевшим налоговые льготы. В июне 1978 года один из таких синдикатов, «Гериа», выдал 6 миллионов долларов на финансирование фильма «Кровное родство» с условием, что эта сумма будет освоена к концу года. В этой сделке не могло быть проигравших. Даже если бы фильм провалился, никто не остался бы в убытке. Это было великолепное условие, и Курт Фрингс был именно тем агентом, который не мог им не воспользоваться. Теренс Янг охотно согласился быть постановщиком фильма. Одри Хепберн тоже не отказалась от миллионного гонорара. «Я коплю себе на пенсию», – сказала она.
На самом же деле актриса пыталась обеспечить будущее детей. Деньги откладывались на необлагаемый налогом счет на острове Кайман, а потом были переведены в страховой фонд на Шона и Луку.
Сидни Шелдон тоже не заупрямился. Он переделал роль в сценарии и добавил персонажу Одри eщё десять лет, чтобы актриса смотрелась более правдоподобно. Впрочем, в этом не было нужды: ведь если Одри Хепберн играет роль, то кому какое дело до возраста этой смертельно перепуганной женщины? Теперь и дети уже не были препятствием в eё работе, так как Лука ходил в школу в Риме, а Шон учился в одном из швейцарских университетов. И всё-таки Одри согласовала расписание съемочных дней с расписанием авиарейсов Рим – Мюнхен, так как именно в Мюнхене шла главная работа над фильмом. Она успокаивала себя, что если понадобится, то быстро прилетит в Рим к сыну. Съемки также намечалось вести в Лондоне, Цюрихе, Париже, Нью-Йорке и Сардинии, что подчеркнуло бы мировой масштаб той финансовой корпорации, которой владеет героиня Одри.
Вновь почувствовала актриса ту ауру, которая eё окружала прежде. На сей раз костюмы для нeё делал Живанши. «Почему все преисполнены такого благоговения?» – спросила она в первый же день работы.
Из всего международного актерского состава Одри была самой знаменитой и удостоилась поистине царского поклонения. Роми Шнайдер, Мишель Филипс и Ирен Папас – все они казались лишь фрейлинами легендарной Хепберн. Омар Шериф был достаточно близким eё знакомым. Они вместе посмеивались над теми ролями, которые им приходилось играть в этой картине. Джеймс Мейсон говорил с легким сарказмом о том «животном акте», который они все вынуждены исполнять. Но Бен Газзара откровенно и цинично отзывался о смехотворной мелодраме. Само общение с Газзарой вскоре подняло ей настроение.
Чем-то Газзара напоминал Мела Феррера и Альберта Финни. Не смущаясь, он говорил все, что думал. Он повторял, что фильм не достоин его дарования, и пока Газзару не приглашали на съемочную площадку, он делал вид, что не имеет ко всему этому никакого отношения, а сыграв эпизод, начинал подыскивать оправдания своему участию в этой ерунде. У него был обширный запас крепких словечек, которые он не собирался держать при себе даже в присутствии Одри Хепберн. Он был настоящим «крутым» мужиком. Одри сразу же к нему привязалась, подобно принцессе королевской крови, воспринимающей грубую искренность как освежающую встряску после унылой смехотворности дворцового этикета. От Газзары исходила некая опасность. Это качество он прекрасно использовал в первых своих киноролях: курсанта-садиста в «Странном» и загадочного человека, подозреваемого в изнасиловании, в «Анатомии убийства». Умело использовал Газзара и непредсказуемость своей реакции в актерской игре. Сын итальянского эмигранта из Сицилии, он любил хорошо провести время и красиво пожить. И точно так же, как когда-то Одри подпала под обаяние итальянской способности Дотти откровенно, безо всяких оглядок получать наслаждение, так теперь она была очарована кипучим темпераментом Газзары. Он появился рядом с ней, когда она больше всего нуждалась в поддержке и зарядке бодрости. «Боишься не старости и даже не смерти, – сказала она в интервью американскому репортеру Кертису Биллу Пепперу, – а одиночества и отсутствия любви… мне кажется, меня никогда бы не стали беспокоить мысли о старости, если бы я знала, что меня всегда будут любить, и у меня будет возможность отвечать любовью на любовь».
Сказать, что фильм «Кровное родство» был плохо принят критикой, значит сильно смягчить истинную ситуацию: кинокартина была буквально растоптана. «Отвратительный, банальный, начисто лишенный юмора, неряшливо сделанный… и настолько бессвязный фильм, что за сюжетом практически невозможно следить» – таково было мнение критика из лондонского «Санди Экспресс». Даже не помогли четырнадцать костюмов, сделанных Живанши: классические одежды, рубашки из муслина, шикарный официальный наряд черного цвета, появляющийся на экране всего на одну минуту, черное вечернее платье с лифом из тюля, усыпанного бисером и с цветком на груди слева, продержавшееся на экране в течение всей любовной сцены у «Максима». Вся эта роскошь не поколебала единодушное мнение критики. Одри не удалось избежать eё ударов. «И что же, по мнению советников мисс Хепберн, она могла спасти в сценарии, представлявшем собой совершенно безнадежный хаос?» – задавался вопросом критик из «Ивнинг Стандарт». Она «спасла» крупную сумму денег (для себя), и это eё вполне удовлетворило. «Дейли Телеграф», по крайней мере, сохранил такт: «(Фильм) предлагает нам не слишком неприятную череду невероятных событий, происходящих в самых разных уголках планеты». Насколько «невероятны» эти «события», можно судить хотя бы по заключительному эпизоду, в котором Одри, держась за готовую обвалиться крышу охваченной пламенем виллы, должна решить за считанные мгновения, кто из этих двух мужчин, ждущих внизу и готовых eё поймать, хочет eё убить.