В видеозаписях, сделанных кинооператорами ЮНИСЕФ, рядом с ней можно заметить Роберта Уолдерса. Но он никогда не подчеркивает своего присутствия. Он идет за нею примерно на расстоянии двух ярдов, готовый в нужную минуту прийти на помощь.
Одри после возвращения из поездок тщательно отбирала приглашения на публичные выступления и встречи. Например, она отказывалась участвовать в телевизионных шоу, развлекательный характер которых, по eё мнению, не соответствовал cepьёзности eё целей. Но, конечно, в интервью ей часто задавали вопросы о ней самой и о eё фильмах. Почему бы и нет? Это был тоже способ привлечь внимание общественности к работе ЮНИСЕФ.
Прилетев из Эфиопии, она давала пресс-конференции в Англии, Канаде, Швейцарии, Финляндии, Германии и США. Многие из этих поездок предпринимались на её собственные деньги. Тут-то ей и пригодились способности Роберта Уолдерса. Он часами сидел на телефонах и факсах в «La Paisible», договариваясь об особой оплате гостиничных.номеров для Одри, выпрашивая билеты первого класса на самолеты, осуществляя весьма сложную и тонкую операцию «выгодного взаимообмена».
Одновременно с этим он добивался того, чтобы eё миссия выглядела со стороны как турне «с целью саморекламы». Одри, которая всячески уклонялась от интервью, теперь давала их чуть ли не круглый день. Она вставала eщё до восхода солнца, занималась косметической подготовкой к эпизодам в утренних телешоу, предназначенных для рекламы ЮНИСЕФ. Она поднималась на подиумы в конференц-залах, заполненных репортерами. «У меня едва хватало времени на сон и еду», – вспоминала Одри. В Вашингтоне она ухитрилась дать пятнадцать интервью в день и eщё каким-то образом втиснуть официальный завтрак с конгрессменами и их женами, где обратилась к ним с призывом увеличить помощь США Эфиопии. И eё слова достигали нужной цели.
После турне по Европе и Северной Америке актриса побывала в Турции на Всемирном Дне Детей. Повсюду Одри показывала видеозаписи тех ужасов, свидетелем которых была. Однажды она сказала, отвечая на вопрос репортера: «Да, конечно, на мне была косметика и макияж. Назовите это тщеславием, если хотите. Но мне просто казалось, я больше помогу детям, если буду хорошо выглядеть перед камерой».
Бывали случаи, когда слава Одри затмевала главные цели eё миссии. Один шикарный магазин в своей рекламе, бегло упомянув о пожертвованиях для ЮНИСЕФ, дал подборку eё фотографий в роскошных туалетах от Живанши и «рецепт» того, как приобрести «облик Хепберн» с помощью косметических средств, многими из которых Одри не пользовалась. «Я занимаюсь всем этим вовсе не для того, чтобы сделать рекламу Живанши, – сказала Одри. – Он в этом не нуждается».
Повсюду на пресс-конференциях повторялось одно и то же. Журналисты приходили с подозрением, что это спектакль, где бывшая кинозвезда в туалетах от Живанши рассказывает о голодных детях. Но они отбрасывали свои сомнения, как только Одри начинала говорить. «Слава, – сказала она Линн Барбер, – это просто „часть багажа“, оставшегося со времен моей работы в кино». Журналистка писала: "Я сказала что-то о том, что «она жертвует своим временем», и Одри буквально набросилась на меня. «Это не жертва. Ведь жертва означает замену того, что вам нужно. Это не жертва, напротив, это – дар». И все же инстинкт кинозвезды ей не удалось полностью подавить в себе. Почти автоматически, когда наш фотограф попросил eё сесть у окна, она сказала: «Но другой стороной, это моя лучшая сторона».
Снова и снова в этих интервью всплывает eё детство и воспитание, которое она получила от матери, сочетавшей заботу со строгой дисциплиной. «Во время войны, – говорит Одри, – я болела бронхитом, и (мать) сказала: „О, как жаль, что я не могу достать тебе хоть немного апельсинового соки… Как бы мне хотелось достать для тебя хоть немного молока… Хоть немного яиц…“ И я подумала, как хорошо, что она хочет меня немного побаловать. Но сегодня я понимаю, как тяжко ложиться вечером спать и не знать, чем ты завтра будешь кормить своих детей». Парадоксальным образом мать и дочь – такие независимые друг от друга, когда баронесса была eщё жива – поменялись местами в воспоминаниях Одри, и она начала понимать глубже и полнее свою мать.
В апреле 1989 года Одри опять отправилась в путь, на этот раз в Судан. Там проходила акция «Линия жизни». Актриса ездила по опасным, заминированным дорогам, встречалась с вождями повстанцев и умоляла пропустить транспорт с гуманитарной помощью – продуктами и медикаментами. Это была обычная рядовая командировка среди примерно пятидесяти других. Она побывала в Сальвадоре, Вьетнаме, Гватемале, Таиланде, Кении, Сомали. Она выжила, по eё собственным словам, только потому, что у нeё был «La Paisible», куда можно было вернуться и немного прийти в себя.
Видеозаписи миссий милосердия – это калейдоскоп сцен, болью отзывающихся в сердце. В центре всегда эта изящная хрупкая женщина в простой рубашке, внешне очень спокойная и при этом искренняя в каждом своем поступке, каждом жесте. «Я очень хорошо вас знаю», – уверяет она местного сотрудника службы гуманитарной помощи в Сомали, и лицо мужчины покрывается, подобно спелой дыне, сетчаткой мелких морщинок – он расплывается в улыбке. Одри с нежностью кормит чужих младенцев с ложечки. Она позволяет дюжине крошечных ручек тянуть eё за волосы, щипать руки – их глаза как будто говорят; какая же вы толстая! Дети в школьном классе повторяют за ней несколько простых предложений, аплодируют ей, и она в ответ аплодирует им. И это наполняет ребячьи сердца радостью на целый день. Кажется, что eё не заботила собственная безопасность. Одри ходит среди засохших пальм и пустых колосьев, а неподалеку отчетливо слышна пулеметная очередь. Она встречает и утешает Каролину Тернер, диетолога, коллега которой по ЮНИСЕФ Шон Деверу умер у нeё на руках от огнестрельной раны.
Великолепная строка Теннесси Уильямса о «доброте незнакомцев» как бы воплощается в каждой eё встрече. Ее рабочая дорожная одежда контрастирует с ослепительно яркими красками на местных тканях. По временам Одри производит впечатление гостьи с другой планеты. За ней повсюду следит множество глаз. Глаза, подобные темным вишням в чашках с молоком… глаза на лицах, которые кажутся высеченными из гладкого камня или вылепленными из воска… глаза двадцати тысяч человек, одновременно устремленные на нее.
Однажды вертолет с Одри сел на взлетную полосу американского авианосца, где ей вручили чек на 4 тысячи долларов, собранных командой. Она стоит на палубе в окружении военных, многих из которых eщё не было на свете, когда она мчалась на «Веспе» по улицам Рима, а Грегори Пек примостился на заднем сиденье. Одри едва сдерживает слезы и часто моргает на ярком солнце. «Это не хуже, чем сниматься в кино», – говорит ей один офицер, не подозревая, что эта eё деятельность по сравнению с работой в кино приносит ей больше удовлетворения.
И вновь она на суше. Высохшая земля, бесплодная земля – вот слова, которые подходят к любой стране, куда заносили eё командировки по линии ЮНИСЕФ. Она посещает больницы и слышит там слова, до ужаса знакомые ей: отеки, анемия, закупорка вен. Одри вспоминает о том, какой она была истощенной в конце войны. Актриса приходит в школу, где – слава Богу! – дети выглядят вполне здоровыми, а их учитель только что закончил писать на доске алфавит. Гостья берет мел и, к великой радости детворы, дописывает «… и, любовь», а рядом рисует сердечко.
Вернувшись в США, она появляется в передаче Ларри Кинга на «Си-Эн-Эн», где «инквизитор» в рубашке с короткими рукавами спрашивает: «Почему вы не работаете?» Но Одри никогда не теряет самообладания. Она возражает: «Но я работаю, Ларри… на ЮНИСЕФ… Одни делают больше, другие меньше. Но я делаю меньше других. Но сознание важности того, чем я занимаюсь, делает меня счастливой». Бесспорно, гораздо счастливее, чем она была тогда, когда работала на такие далекие от человеколюбия организации, как «Парамаунт», «Уорнер Бразерс» и «МГМ». «Как странно, что не существует науки мира, – говорит Одри, – а наука войны существует».
