– У меня есть свитки, – услышала она свой собственный голос, – с рисунками. Я не понимаю, что там написано. Там все по-китайски. Джоана, конечно, поняла бы, о чем они, ведь она столько всего прочитала. Но мне нужно, чтобы кто-нибудь перевел эти рукописи. Это подготовит меня к тому, что я хочу сделать. И ты мне должен помочь, – сказала Шарлотта и замолчала. – Или, может быть, мне сначала нужно сделать еще что-нибудь? – спросила она после небольшой паузы. – София ни о чем таком не упоминала. На самом деле она говорила про всякие неприятные звуки. Кстати, она всегда издает какие-то звуки? Неужели они так важны? Она рассказывала, что произносила что-то вроде «хм-м» и «ви-и», а еще нечто похожее на икание. Может, это было "умф"?

Кен Джин закрыл ей рот своей ладонью. У него была большая мозолистая рука. Эти мозоли приятно щекотали ей губы. Но самым восхитительным было то, что он низко наклонился к ней и начал шептать ей на ухо. Его теплое дыхание заставило ее задрожать.

– Вы перегрелись на солнце, мисс Шарлотта. Когда мы приедем домой, я дам вам стакан холодного лимонада, и все очень быстро пройдет, – сказал он.

Она не ответила. Да и как она могла это сделать, если он продолжал зажимать рукой ее рот. Шарлотта сидела молча, вдыхая запах его кожи и сладковатый аромат ладана. Она поняла, что этим запахом пропиталась и вся одежда Кен Джина. Его густые темные волосы были заплетены на затылке в тугую косичку, и эта косичка, свесившись через плечо, щекотала ей шею.

– Вы понимаете меня, мисс Шарлотта? – спросил он. – У вас жар из-за того, что вы долгое время находились на солнце и насмотрелись фривольных картинок. – Она вдруг почувствовала, что он потянул к себе сумку со свитками и попытался забрать ее. – Скоро вы будете дома, с Уильямом. Вы примете холодную ванну и выпьете стакан лечебного чая. Я приготовлю его для вас. Вы просто забудете обо всем, что с вами сегодня произошло.

Его голос завораживал ее, а тепло, исходящее от тела мужчины, только усиливало охватившее девушку смятение. В висках у нее стучало. Каждый раз, когда Кен Джин наклонялся к ней, у нее голова шла кругом. Казалось, что-то трещало, искрилось, горело у нее внутри. А сейчас он был очень, очень близко. В какой-то момент он отстранился от нее и убрал свою руку с ее рта. Другой же рукой он тянул к себе свитки.

Шарлотта не сопротивлялась. Она уже почти сдалась, следуя требованиям нравственности. Все-таки нужно уметь подавлять свои греховные порывы и проявлять сдержанность и целомудрие. Свою первую брачную ночь она встретит чистой и непорочной. Кен Джин, наверное, хочет, чтобы она забыла все, что сегодня увидела и услышала, и продолжала жить своей скучной, добропорядочной и пустой жизнью.

– Нет! – неожиданно крикнула девушка и, схватив свитки, вновь прижала их к себе. – Они мои, и если ты не объяснишь мне, что в них написано, то я найду кого-нибудь другого, кто сделает это вместо тебя.

Кен Джин продолжал тянуть к себе ее сумку, и она заметила, что его карие глаза стали темными как ночь. Когда же он заговорил, в его словах чувствовалась некая зловещая сила:

– Вы не в себе, мисс Шарлотта. Я думаю, что по возвращении домой мне придется попросить вашу мать вызвать врача.

Девушка затряслась от страха. Это была настоящая угроза. Если мать обнаружит свитки, то первое, что она сделает, – это сожжет древние рукописи. Потом миссис Викс пошлет за врачом, чтобы тот пустил ее дочери кровь и таким образом избавил от порочных мыслей, а после этого закажет большую мессу за спасение заблудшей молодой души. Шарлотта просто не может допустить, чтобы мать вмешалась во все это.

Она закусила губу и глухо произнесла:

– Этот мужчина уже ушел.

Кен Джин нахмурил брови. Он, конечно, не понял ее. Тогда Шарлотта махнула рукой в сторону улицы.

– Ну, тот, с бамбуковыми тростями, – пояснила она. – Мужчина, который переходил улицу. Он уже ушел. Мы можем ехать дальше.

Кен Джин посмотрел на улицу, кивнул и снова взялся за поводья. Однако он держал поводья одной рукой. Шарлотта рассчитывала, что он задействует обе руки, чтобы управлять экипажем, но ошиблась. Одной рукой он крепко сжимал сумку, а другой продолжал управлять лошадью.

– Эти свитки принадлежат Джоане, Кен Джин. Я не отдам их тебе, – с твердостью в голосе заявила она.

– Эти свитки принадлежат тигрице Ши По, мисс Шарлотта, и ни один чужеземец никогда их не видел.

Девушка гордо выпрямилась.

– Я видела! – воскликнула она. – Джоана тоже видела их. Я бы сказала, что много чужестранцев…

– Нет! – грубо закричал Кен Джин и с силой дернул сумку на себя. Но он вцепился в нее только одной рукой, а Шарлотта – двумя, поэтому сумка осталась у нее.

– Ты разорвешь их! – закричала девушка. Подняв глаза, она увидела его упрямо сжатые губы. – Если ты скажешь матери, что я больна, то я не премину рассказать ей, что сегодня утром ты возил меня в бордель. И я видела твой… твой… Ну, ты понимаешь… И в нем торчали иголки! А потом…

– Меня уволят, – закончил он за нее и, повернувшись, посмотрел на девушку в упор. Его лицо ничего не выражало, оно было каким-то пустым, как и его голос. – Вы этого хотите? Хотите, чтобы меня уволили?

Шарлотта почувствовала, что не может говорить, и закашлялась.

– Конечно нет, – помедлив, ответила она. – Но я хочу знать то, что давно известно Софии и Джоане, – сказала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. – То, что известно всем, кроме меня.

Кен Джин вздохнул. Его вздох был очень тихим и больше походил на скрип ветки, раскачиваемой ветром, но Шарлотта все-таки услышала его. Ей захотелось узнать, о чем же он сейчас думает. Он вел себя так по-китайски. Она внимательно стала рассматривать его лицо. Это занятие захватило ее, и она даже не услышала, о чем он ей говорит. А когда она наконец поняла, что Кен Джин обращается к ней, ей пришлось усилием воли заставить себя отвлечься от своих мыслей.

– Что ты сказал? – спросила она.

Они подъезжали к воротам, за которыми начиналась английская часть города, и Шарлотта уже не надеялась, что он заговорит с ней. Кен Джин остановил экипаж и повернулся к ней лицом.

– Я сказал, что буду вас учить, – негромко произнес молодой человек. Затем Кен Джин прищурил глаза, и девушка поняла, что он собирается сообщить что-то важное. – Но вы не должны никому об этом рассказывать – ни вашим родителям, ни Софии, ни даже вашей лучшей подруге Джоане. Вы меня понимаете?

Шарлотта сглотнула и медленно кивнула головой в знак того, что согласна, хотя совершенно не понимала, на что именно она соглашается. Когда же Кен Джин отвернулся от нее и снова взялся за поводья, девушка выдернула сумку из его руки.

– Свитки останутся у меня, – заявила она, выпрямившись. – Я хочу удостовериться, что ты будешь учить меня правильно.

Кен Джин вошел в спальню и посмотрел на свой старый деревянный стол. Его поверхность, покрытая небольшими щербинами и чернильными пятнами, напоминала лицо человека, перенесшего оспу. Ящики выдвигались с трудом, а один из углов стола просто раскололся на щепки. Тем не менее он любил это огромное чудовище.

Ему нравились внушительные размеры стола, которые обеспечивали необходимый простор для работы. На столешнице было достаточно места, чтобы разместить все бумаги и бухгалтерские книги, а также прочий хлам; Кен Джин мог свободно положить на стол локти, легко дотянуться до того места, где лежали его счеты, и при этом не заляпать чернилами какой-нибудь важный документ. Этот большой неказистый стол был чрезвычайно удобным. И это был его стол.

В каком-то смысле Кен Джин был похож на этот стол. По европейским меркам его нельзя было назвать красивым, но это не мешало белым женщинам наслаждаться его огромным членом и тем, как он искусно им владел. Их не особо заботило его грубое обращение; по правде говоря, некоторым из них это даже нравилось. Главное, что они требовали, – это сохранить их девственность, а все остальное уже не имело значения. Он заставлял их женскую энергию бить фонтаном и пил ее как воду, а они при этом сохраняли свою невинность.