Я покраснела и мысленно вознесла хвалу упрямству старейшины.

— Яирне, я только одного не могу понять..., — задумчиво начала я. — Если наш владыка так здорово лечить умеет, то почему рука так и не слушается?

— Ох, девонька… Я ведь только лекарка. Травы, заговоры да умелые руки — вот моё призвание. Роды принять да рану залечить с благословления Родана. А владыка Теор Коин — маг, да какой! Ты вот у него лучше и спроси. Небось, не последний раз снился! — И она мягко улыбнулась.

— Спасибо, Яирне. За всё спасибо! Может, я помочь смогу чем-то? По хозяйству или в палисаднике? У вас такие красивые цветы перед домом!

— Может, потом как-нибудь позову. Ты заходи, если помощь нужна или совет.

Я поблагодарила лекарку, и мы попрощались.

На улице был погожий денёк, уже не такой жаркий, но всё ещё тёплый. «Скоро осень», — с грустью подумалось мне. Я шла по дороге в сторону девичьего домика, с озорной улыбкой вспоминая нашу недавнюю ночную прогулку. Людей на улицах было мало: кто в поле работает, кто по хозяйству хлопочет. Какая-то женщина вешала сушиться очаровательные розовые панталоны, по покрою больше похожие на мужские. Я никогда не видела, чтобы бельё можно было вешать с таким благоговением, и невольно хихикнула. Женщина заметила меня и мигом рассвирепела:

— Ну, чего уставилась? Белья никогда не видела?

— Простите меня, но вы с такой любовью их…

Она внезапно успокоилась и тихо заметила:

— Молода ты ещё. Вот когда будет тебе, кому бельё стирать, я на тебя посмотрю!

Я насмешливо улыбнулась и прошла дальше. Обе улочки в общине извилистые, клином врезаются в дорогу к замку. Мне досталась левая, и я шла, созерцая окрестности и откровенно наслаждаясь прогулкой.

Ещё издалека мне приметился чёрный силуэт всадника на лошади. Я залюбовалась грацией и величественностью чёрного жеребца. Его шерсть лоснилась на солнце, поступь выдавала многолетнюю выучку, а лоб рассекала узкая белая стрелка. Красавец холёный, дорогущий и наверняка горячо любимый! Я давно заглядывалась на лошадей, но подолгу в седле не сидела и только училась верховой езде. Когда конь поравнялся со мной, я протянула руку его погладить и тут вдруг вспомнила, что к лошадям обычно прилагается всадник. Посмотрела на знакомые сапоги из дорогой мягкой кожи, но взгляд поднять не решилась. Обладатель сапог сокрушённо заметил, обращаясь к своему коню:

— Вот так, Веарт, тебя хоть погладить хотели, а на меня и взглянуть не желают!

Какие же у него ямочки на щеках, когда он улыбается!

— Добрый день, воевода Стааль, — улыбнулась я в ответ.

— И тебе доброго дня, красавица. Куда путь держишь?

— К девочкам хотела зайти. старейшина разрешил вернуться в девичью.

Веарт заинтересованно ткнулся мордой мне в ладонь — я недавно поела, и мои руки, наверное, пахли чем-то вкусным. воевода смущённо одёрнул упирающегося Веарта.

— Хочешь покататься? — Эрл Стааль похлопал вороного жеребца по холке. Тот всхрапнул и подозрительно покосился на дополнительную ношу. — Тебе понравится!

Вздохнув, я всё-таки погладила точёную бархатную шею. Заманчивое предложение! Если я сейчас откажусь прокатиться на этом красавце, никогда себе не прощу! Жан протянул мне руку.

— Только покатать! И никаких грязных намёков!

— Мои намёки будут исключительно чистыми, — он улыбнулся ещё шире.

Я вздохнула, ухватилась за предоставленную конечность, и была втянута на холку Веарта, спереди от всадника. Вынужденные объятия смущали, но без них я бы свалилась. Жан придерживал меня за талию, периодически втягивая назад, но и сам то и дело усаживался ровнее, нервируя хладнокровного Веарта.

— Может, сядешь по-другому? — не выдержал он наконец.

— Я не смогу перекинуть ногу, подол мешает…, — призналась я.

— А я помогу.

— Лучше не надо!

Ну а что? Помощь разная бывает...

— Как знаешь. Устанешь — скажи, — вздохнул темноволосый эрл.

Мы рысью пересекли Зареченский мост и направились в сторону луговых полей, мимо общинных садов, огородов и пашен, на которых копошились люди. Вскоре пашни сменились леском, и впереди замаячили зелёные бугорки Николь-Холмов. Я никогда сюда не заходила и только слышала про эти холмы, усыпанные в погожий летний день ароматными цветами и земляникой. Основательно устав, я всё-таки решилась сесть нормально.

— Только делай всё плавно, без паники, хорошо? — попросил Жан.

— Да…

Я подобрала юбку.

Процесс перекидывания ноги, откинувшись спиной на мощный торс воеводы, ощущая спиной через платье жар его напряжённого, как струна, тела, я не забуду ещё долго. После того, как он откинулся назад, увлекая рукой меня за собой, чтобы я смогла совершить это действие, я долго не могла сосредоточиться на дороге и красотах! Но моё волнение, к счастью, было не замечено. Я опустила подбородок, пряча пунцовые щёки за волосами, и стараясь думать о вороном жеребце, на котором так хотела прокатиться…

А любоваться было чем! С высоты породистого тяжеловоза всё казалось красивее и ближе. Можно было коснуться ветки рукой, позволив листьям прошуршать по раскрытой ладони. Я даже видела птичку, заливисто переливающуюся звонкой мелодией. Пахнуло земляникой… За неспешной прогулкой, дурманящими ароматами леса и холмистой поляны я забыла о смущении и о том, что сзади кто-то сидит. Просто пригрелась и откинула голову, глядя в небо, усеянное пушистыми облаками.

Лучики солнца пробивались сквозь шумящую листву и слепили глаза. Я почувствовала на виске лёгкий поцелуй. И вздрогнула, осознав, что уже давно сижу в объятиях воеводы, любуясь окрестностями. Молниеносно попыталась выпрямиться, по инерции летя носом к затылку занервничавшего Веарта, но меня притянули назад, прижимая к себе крепкой, перетянутой кожаным браслетом рукой. Вырываться было бесполезно, но и расслабиться я уже не могла, напряжённо сопя. Над ушком печальным хриплым голосом прозвучало:

— Прости. Так хорошо ехали… Не удержался!

Он ослабил хватку, позволяя мне сесть поудобнее, и взял поводья обеими руками.

— воевода Стааль, не делайте так больше…

Жан помрачнел:

— Так неприятно?

— Просто мы мало знакомы…, — смутилась я.

— Кати, я что, настолько тебе противен, что ты всё время меня отталкиваешь? И ради Родана, с каких пор мы перешли на «вы»? Я что–то пропустил?

Я насупилась:

— Не давите на меня. Пожалуйста! Вы… ты мне не противен. Просто я никогда ни с кем не встречалась!

— А Беорн сказал, ты замужем была…

— Не по своей воле. И это было каждый день. Не по своей воле, грубо и больно...

Я опять начала краснеть. Жан напрягся и невольно сжал кулаки.

— Так вот в чём дело…, — вздохнул он. — Жаль, что твоя жизнь сложилась таким образом. Но теперь всё будет иначе.

— Будешь охранять? — улыбнулась я.

Обернувшись, я увидела его улыбку и ощутила нежный поцелуй в затылок.

— Жан, — тихо начала я, — ты не сможешь всё время быть рядом. Всегда найдётся кто-то, для кого так поступать нормально.

В моей душе что-то шевельнулось. Что-то новое... Приятно, что он так печётся обо мне! Пусть это только обещания, всё равно приятно!

— Даже если сам не смогу, за тобой будут присматривать мои стражи. И, если честно, уже присматривают.

— Ты приказал за мной следить?

— А что мне оставалось делать? Ты всё время попадаешь в неприятности! То тебя принуждает какой-то шустрый малый, то в толпе теряешься… Только на глазах была — уже нет! Унёс, сказали, бесчувственную, какой-то блондин! — воевода разозлился. — Я, как дурак, рванул тебя спасать, а у вас там чуть ли не свидание! Могу поспорить, со мной бы ты купаться не полезла!

Испугавшись его громового голоса, я сжалась и тихо прошептала:

— Не кричите на меня, эрл Стааль…

Честно говоря, я не надеялась, что меня услышат. Бывший муж никогда не слышал.

Жан глубоко вдохнул и остановил лошадь. Спрыгнул на землю, помог спуститься мне. Поляна и впрямь была прекрасна, вот только настроение испортилось. Из глаз текли слёзы. Я вспомнила всё, что со мной случалось плохого. Как же мне хотелось защиты и поддержки в такие моменты! Ладони нагрелись, во рту появился жар. Я не знала что хуже — оставаться и дальше в прежнем положении или… Но как же невыносимо сложно шагнуть навстречу, довериться, открыться! Как страшно ждать предательства… Тот, кто сгорел в огне, тоже клялся, что это в последний раз. Я верила ему. Иного-то выхода у меня не было. Сбежать я не могла — меня держали под замком. И вся деревня знала. Знала, видела, слышала… Никто не заступился, ни словом, ни делом. Кажется, я плакала впервые за много лет. Как жаль, что он видит мои слезы.