– Они возвращаются, – сообщил Ролло рыжий Галь. – Наши люди нашли их в каком-то селении, куда они приехали на лошади скальда, спрашивали дорогу.

Больше он ничего не добавил. У Ролло был утомленный вид, запавшие глаза. Полночи он, его люди, несмотря на грозу, провели в седле, объезжая все окрестные селения и виллы в надежде найти жену конунга и скальда. Охранник Эммы Беренгар, промокший до нитки, с вывихнутой, висевшей на перевязи рукой, продолжал поиск и когда рассвело, несмотря на боль и усталость.

– Если бы не несчастье со мной, мы бы не утеряли их, – твердил он Ролло. – А так многие столпились вокруг меня, а те, что поскакали следом, вскоре стали возвращаться, сказав, что скальд и госпожа, видимо, будут преследовать оленя до болот у истоков Андели. Уже тогда я послал людей за ними, но они вскоре сбились со следа.

Ролло слушал его, глядя на дым, струившийся из полукруглых окошек старых римских бань-терм. Старался казаться спокойным, думать о делах. Эти бани, например, он восстановил, но его соотечественникам, привыкшим к небольшим, полным пара, клетушкам, римские хоромы терм с облупившейся мозаикой на колоннах, мало чем напоминали место для мытья. По сути, теперь там располагались казармы. Им нравились каменные своды длинного здания терм, где они без опасения пожара прямо на плитах пола разводили костры, а подпольная отопительная система – гипокауст – вскоре пришла в забвение, и там, где раньше шел теплый воздух, скапливались кучи нечистот и плодились крысы.

Конунг, внешне невозмутимый, вернулся во дворец. Слышал за спиной разговоры, перешептывания о жене конунга и скальде Бьерне. Многие считали, что от ветреной Эммы и следовало ожидать нечто подобное. Ее симпатия к скальду многим бросалась в глаза. Ролло молчал, лишь на скулах у него вспухали напряженные желваки. Когда он, прибыв вечером во дворец, узнал о случившемся, он прежде всего подумал, что Эмма попала в руки франков. Но сквозившая в глазах Лодина и других викингов насмешка, стала наводить его совсем на другие мысли.

Даже челядь осуждала Эмму. Многие считали, что Ролло следует ее заточить, удалить от себя, как некогда поступил Карл Толстый, заподозривший в измене императрицу Рикорду, хотя та и клялась, что готова доказать свою невинность мыслимыми и немыслимыми способами.

Ролло хотелось удавить их всех, но гордость и достоинство воина заставляли его оставаться внешне спокойным. Когда под утро ему сообщили, что найдена кобыла Эммы, он еще больше замкнулся в себе. Почему-то больше не думал, что с его женой что-то случилось. Воображение рисовало совсем другие картины. Где, демон возьми, они проводят ночь, что даже не уследили за Ригунтой? Но, когда совсем рассвело, он, как ни в чем не бывало, пошел следить за разгрузкой баржи.

Таким же спокойным он выглядел и когда Беренгар привез Эмму. От одного ее грязного, растерзанного вида у Ролло в душе все перевернулось. Видел, как она робко подошла к нему. Перевел взгляд на Бьерна. Тот держался словно бы вызывающе.

– Клянусь Валгаллой, на море я соображаю куда лучше, чем в чаще леса. Особенно, когда не вижу светила альвов.[18] Мы просто заблудились, Рольв.

Ролло прошел мимо Эммы, даже не взглянув.

– Бьерн! – Окликнул, не оглядываясь.

Тот лихо соскочил с седла. Пошел за Ролло даже посвистывая. На ходу подмигнул Эмме, желая подбодрить, но она резко отвернулась.

Когда рабыни принесли ей в покои теплой воды, явилась и Виберга. Просила принять ее немедленно. Сезинанда, видя в каком состоянии Эмма, выставила ее за дверь.

– Надеюсь, ты понимаешь, что ты натворила? – стягивая через голову Эммы грязное платье, ворчала она.

«Какая она стала толстая, – почему-то подумала Эмма. – Но все равно привлекательная. И Беренгар не желает знать иных женщин, кроме нее. А Ролло… Бог мой, что теперь сделает Ролло?»

– Тебе всегда нравилось мучить мужчин, – ворчала Сезинанда, пока рабыни наливали в лохань горячую воду. – Но тебе давно пора понять, что мы не в Гиларии-в-лесу и Ролло не бедняга Вульфрад и даже не Ги, которым ты могла помыкать, как хотела. Да и ты уже не та Птичка, которая порхала в лесах Гилария, уверенная в своей красоте. Ты – жена Ролло, а он не из тех, кто прощает измены.

– Не было никакой измены, – вяло произнесла Эмма.

– Ну если конунг тебе поверит…

«Если поверит…» Он должен поверить!

Сезинанда отошла, и Эмма увидела свое отражение в металле зеркала. Царапинка на щеке, грязные пряди волос. Такой же она была и когда они с Ролло бродили по лесам Бретании, когда их любовь только зарождалась. Диво, как она такая могла понравиться Ролло! Грязная, измученная, озлобленная. И их любовь, как солнечный луч сквозь листву, их любовь преодолела даже колдовство Снэфрид, железную волю самого Ролло.

Неужели же теперь, из-за глупых сплетен, что распускают дворцовые бабы, он оттолкнет ее? Нет, Ролло любит ее, а она любит только его, и это самый крепкий мост, что соединяет их. Она должна сказать Ролло, как сильно любит его, что дороже его и сына у нее ничего нет. Ей нужно сломить его недоверие. И у нее все еще есть такое оружие, как ее красота.

Эмма откинула волосы с лица, чуть повернула голову, разглядывая себя.

– Сезинанда, принеси мне ларец с моими драгоценностями, – спокойно произнесла она. И, не обращая внимания на удивленный взгляд подруги, добавила: – И платье, то, с дубовыми листьями по подолу. Ролло оно очень нравится.

Она терла себя так, словно собиралась в бой.

– Здесь постоянно крутится Виберга, – заметила Сезинанда, когда Эмма, закутанная в широкое белое полотно, уже сидела перед зеркалом, перебирая пряжки и гривны с подвесками. – Говорит, у нее срочное дело.

Эмма лишь пожала плечами, велела фрейлине тщательнее вытирать волосы. В этот момент в дверь без стука ворвался паж Риульф. Лира сбилась за спину, лицо взволнованное. Женщины так и зашумели на него, но он прямо кинулся к ногам Эммы.

– Госпожа!.. Ролло и Бьерн… Там что-то происходит. Никто не смеет войти, но, кажется, конунг убивает скальда.

Эмма побледнела, замерла.

– Ты сделаешь очередную глупость, если вмешаешься, – сдержанно заметила Сезинанда.

Но Эмма уже вскочила.

– Платье! Живо!

Ролло и в самом деле накинулся на Бьерна, едва тот начал свои пояснения. Думал ли он когда-либо, что именно его побратим, мальчишка, с которым он рос, сын дворовой девки и невесть кого, друг, которого он любил, которому доверял, станет его соперником!

И когда Бьерн, в своей обычной цветистой манере стал говорить, что Ролло следует не прислушиваться к нашептованиям глупцов и подлецов, а верить своему сердцу, Ролло так и кинулся на него. Схватил железной хваткой за горло, повалил, стал душить, почти с наслаждением наблюдая, как потемнело лицо скальда. Но в следующий миг он сам охнул, отшатнулся, получив сокрушительный удар по почкам, и теперь уже Бьерн, едва переведя дыхание, бросился на него, нанеся удар в челюсть.

С грохотом повалилось тяжелое дубовое кресло, через которое падал Ролло, но тут же, извившись змеей, он ударил Бьерна ногой в живот. Они дрались не на шутку, но ни один не хватался за оружие. С лязгом падали украшавшие стену клинки и миски. Они молотили друг друга кулаками, швыряли, выкручивали суставы, сжимали один другого до хруста в костях. Все это походило на «простой бой», где противники должны убить друг друга голыми руками, и столпившиеся под дверью стражи и прислуга, прислушиваясь к происходящему, так и решили, что конунг решил собственноручно разделаться с соперником, а испуганный Риульф кинулся к покоям Эммы.

Именно в это время Ролло, схватив тяжелую длинную дубовую скамью, замахнулся на Бьерна так, что, не успей скальд отклониться, непременно разбил бы ему голову. Ролло еле устоял на ногах, глядел на друга, отскочившего к нише окна. Все еще тяжело дыша, поставил скамью у стены, сел, откинулся и стал вытирать истрепанным рукавом струящуюся из носа кровь. Оба тяжело дышали. Бьерн тихо ругался, выплевывая с кровью обломки зубов.