– Умолкни! – Лицо Ролло нервно дергалось, но говорил он почти тихо. – Когда-то ты едва не упустил ее, но я простил тебя. Более того – возвеличил, ибо считал преданным другом. Ты же повел себя, как трусливый раб, и по твоей вине мою жену похитили. Поэтому ты сам должен умолять меня сделать тебе «кровавого орла», не то я надену на тебя ошейник и заставлю до конца дней вычищать сточные канавы в Руане.

Однако за Беренгара вступились и Лодин, и Бьерн. По закону никто не смеет неволить свободного викинга, если его вина не доказана свидетелями или судебным поединком.

– Что ж, – мрачно кивнул Ролло. – Обвинителем здесь являюсь я, и ясный Глитнир докажет мою правоту.

Пожалуй, для Беренгара это был наилучший выход. Умереть с мечом в руке и попасть на пиры Валгаллы, миновав христианский рай. И никто не сомневался, что ему не выстоять против Глитнира в левой руке первого мастера на мечах Нормандии. Поэтому, когда он обезоружил конунга, даже самые преданные люди Ролло стали говорить, что Боги на стороне Беренгара.

Они разошлись. Беренгар как ни в чем не бывало пошел отдавать распоряжения, чтобы монахи приготовили викингам пищу, а воины подготовили корабли к отплытию, ибо было ясно, что им нет смысла больше здесь оставаться. Проследил, как запрягают мулов в дормезы. Усадил в один епископа, в следующем расположились женщины с детьми. Сезинанда взволновано цеплялась за него.

– Едем с нами. Тебе незачем вторично искушать судьбу, оставаясь подле Ролло. Он все равно считает тебя виновным.

Беренгар лишь поцеловал ее в щеку. Взлохматил волосы старшего сына. Двое малышей уже спали на днище дормеза. Глядя на посапывающего Гийома, Беренгар нахмурился. Нет, ему еще есть о чем говорить с конунгом.

Ролло, прикрыв глаза, сидел на выступе выщербленной стены, слушал пение Раульфа, перебиравшего струны лиры. Рядом стоял Лодин. Просто стоял, ибо к пению и мелодии он был равнодушен, но именно он привел к Ролло пажа, зная, как все это бренчание успокаивающе действует на его друга-левшу.

Мальчик пел с серьезным, сосредоточенным лицом:

Риульф пел на языке франков «Песнь о Роллонде», какой его научила Эмма. Когда он умолк, Ролло спросил:

– Ты будешь скучать по ней, Риульф?

– Нет, – твердо ответил подросток.

У Ролло чуть приподнялись брови.

– Ты ведь был так привязан к ней?

– Был.

Риульф приглаживал взлохмаченные ветром кудри, поднимал на конунга ясный взгляд.

– А теперь я предан лишь тебе, левша. И прошу взять меня на войну, когда ты пойдешь против франков.

Ролло выпрямился. Война. Да, именно так. Теперь уже ничто не удерживает его дома. Правда, промелькнули какие-то мысли о южанах, что из-за оспы вряд ли пойдут в поход, о викингах из Англии, которые вряд ли успеют присоединиться. Не так он все задумывал.

Но… о, Боги! Когда еще норманны были сильнее, нежели теперь? Зачем оттягивать? Он встал, почувствовал себя соколом, вылетевшим на охоту после долгого перерыва. Война – буря копий, сходка мечей, радость Одина – вот, что отвлечет его от тоски, даст выход ярости, поможет встряхнуться.

Лодин увидел, как оживился Ролло, и тоже обрадовался.

– Нам всем надоело нюхать дым очагов да глядеть, как траслы[26] унавоживают пашни за усадьбой, – сказал он, выставляя в улыбке свои страшные клыки. – Клянусь, нам давно пора принести жертву Одину, чтобы он ниспослал нам славы, побед и богатой добычи.

Подошли еще несколько норманнов. Узнав, что их конунг не намерен больше откладывать наступление, развеселились. Кто приплясывал, кто шуточно боролся, но были и такие, которые сокрушенно качали головой и ворчали, что не лучше ли сначала собрать урожай, да и франкам тоже, чтобы иметь возможность добыть поболее добра.

Ролло уже не слушал возражений, он отдавал распоряжения. На Луару гонцов следует послать незамедлительно. Но он еще не знал, куда сначала направить свой удар – на Каролинга или на Робертина. К кому из них прибудет его беглянка-жена? Он тряхнул головой, прогоняя сомнения. И тут он вновь увидел Беренгара.

– Тебе бы умнее было отправиться с женщинами в Руан и не мозолить мне глаза.

Беренгар постарался не придать значения издевке в голосе Ролло.

– Если ты велишь – я уеду. Но прежде я должен тебе кое-что сообщить.

Ролло почувствовал раздражение, но все же отошел с Беренгаром. Мальчик-пастух испуганно погнал прочь коз, когда они подошли.

– Сначала скажу об Оттаре, – медленно начал Беренгар. – Мы похоронили его на плоту, как викинга. И я лично вложил в его руки сверкающую Игль, так как у берсерка не было сыновей, кому можно было ее передать. Как и отомстить за его смерть.

Ролло стоял, засунув большие пальцы рук за пояс, чуть покачиваясь с пятки на носок. Сдерживал нетерпение, выражая почтение к памяти убитого.

– Оттар был убит кинжалом, – продолжал Беренгар. – Я еще тогда подумал, как смел должен быть человек, решившийся противостоять этому берсерку. Но все же кинжал против Игль…

– Оттар ведь был с Эммой? – почему-то переспросил Ролло. Глаза его сузились, стали внимательны.

– Да. И убил его тот, кто встретил… или ждал ее в лесу.

Он вытащил из-за пазухи завернутый в кусок овчины кинжал. В его изящной рукояти сверкнул голубой сапфир. Узкое лезвие из превосходной стали.

– Сам понимаешь, Рольв, что это не оружие против берсерка. Им можно было убить его лишь издали. А значит, кто-то знал, как опасен Оттар. И он убил его издали, метнув оружие. Следовательно, этот кто-то, должен хорошо видеть в темноте. Ночь-то хоть и выдалась лунная, но в лесу, в тени чащи… Заметь, сколь верным был бросок. Оттар отправился к Одину тотчас. Даже не выронив из руки Игль. Хорошая смерть для викинга.

Он помолчал, глядя, как побледнел Ролло, не сводя глаз с кинжала. Сказал медленно:

– Тот, кто свалил Оттара, хорошо видел в темноте.

– И имел натренированную руку, – кивнул Беренгар.

Больше он ничего не стал говорить. Для него это была лишь догадка, смутное воспоминание о драгоценном кинжале на бедре женщины, которую он недолюбливал и подозревал. Он мог и ошибиться. Но не Ролло.

– Глер, – назвал конунг кинжал по имени, и даже губы его побелели.

Теперь он ощутил почти страх. Снэфрид когда-то клялась, что отомстит. И если она встретилась с его Эммой…

– Она убила ее, – еле выговорил он, и мир сразу словно провалился в преисподнюю, а сердце взорвалось болью, и если бы Беренгар не поддержал, он бы упал.

Охранник понимал, что сейчас творится в душе конунга.

– Нет, Ролло, нет.

Он сел рядом с ним на травяной откос старой насыпи.

– Хотя, я ведь тоже подумал о худшем, когда разглядывал этот кинжал. Я не был уверен, но все же… Короче, этим утром я велел своим людям еще раз обыскать это место. Пядь за пядью. Ты слушаешь меня?

– Внимательно, – кивнул Ролло, не сводя глаз с узкого лезвия.

– Это недалеко от реки, – начал Беренгар, – вверху сосняк, где нет кустов, а берег весь зарос ольхой. Ниже – камыши и осока. Когда мы обследовали все наверху, то не обнаружили ни Эммы, ни следов, что волоком кого-то тащили. Зато обнаружили следы подбитых гвоздями башмаков. Двоих или троих, мы не разобрали. Они вели к реке и там один из моих людей нашел то, что мы не заметили с первого раза, когда были поражены гибелью берсерка и исчезновением Эммы.

Там среди осоки было вытоптанное место, а на песчаном берегу явственно было заметно место от лодки. Это еще не все. Берег тот скалистый, но есть грот. И в нем находились следы от копоти на камне. Они были там. Я не знаю, кто, но Эмму похитили именно они.