Раскольников знал, чем это могло кончиться, если бы он прибыл пред ясные очи Ежова, и поэтому принял помощь полиции, которая отпустила его на все четыре стороны, и он поехал во Францию, где в Париже просил своих друзей, советских дипломатов, о продлении заграничной визы. Но ему ответили, что за незаконное пребывание советского дипломата за границей полагается смертная казнь. После этого Раскольников и поселился в Ницце, на юге Франции, вместе со своей Музой (младенец у них умер). За ним началась слежка. Там же он написал знаменитое открытое письмо Сталину, которое напечатала уже его жена и об этом написала в своих воспоминаниях: “Подсовывая агентам Ежова фальшивые документы, компрометирующие честных работников миссии, внутренняя линия РОВСа в лице капитана Фосса добилась разгрома нашего полномочного представительства в Болгарии, от шофера Казакова до военного атташе полковника Сухорукова“.

В это время я и получил задание от капитана Фосса каждый день после обеда следовать за полковником Сухоруковым, когда он выходил из полпредства на улице Московской и шел на бульвар Царя-освободителя, где за памятником Александру II стояло высокое новое здание. Там и жил полковник Сухорукое со своей женой. Я, идя позади, говорил, чтобы он не терял времени и принимал нашу помощь, так как и его Сталин с Ежовым не пощадят, и всегда старался передать ему записку с объяснением, куда ему вместе с женой идти со своими личными вещами. Эту записку он никак не хотел сначала принимать, но я ее просто подкладывал под дверь его квартиры. И полковник Сухорукое принял наше предложение и исчез из полпредства.

Жена Раскольникова пишет о внутренней линии РОВСа, которую организовал капитан Фосс. Эта внутренняя линия должна была охранять все наши эмигрантские, и в первую очередь военные организации РОВСа, от проникновения советской агентуры, которая тогда уже повсюду стала проникать в различные белые организации. Вот в эту-то секретную организацию и набирались подходящие люди, и в первую очередь верная молодежь, которая выполняла беспрекословно все распоряжения начальства.

На эту внутреннюю линию обрушились и большевики, стараясь всячески спровоцировать ее и особенно капитана Фосса, которого представляли как “большевистского агента“, чтобы запугать эмигрантов. Этим потом воспользовались некоторые противники лично капитана Фосса и РОВСа, а также появившиеся новые политические организации, претендующие на водительство эмиграции.

Пусть что угодно пишут и выдумывают всякое вранье о капитане Фоссе, но я его знал не только как моего начальника. Я неоднократно бывал в семье почтенного протоиерея отца Владимирского, на дочери которого был женат Клавдий Александрович. Старшая дочь, Полина Николаевна, была на редкость добрым и отзывчивым и очень интеллигентным человеком. Клавдий Александрович жил вместе со всей семьей на улице Царя Аспаруха недалеко от “докторского“ садика, против которого находился штаб РОВСа и где часто Клавдий Александрович с Полиной Николаевной прогуливались вместе со своим любимым псом сеттером. Клавдий Александрович очень любил охотиться, и этот сеттер всегда был с ним. Он был также любителем лыжного спорта.

Непрерывно совершенствуясь в военных науках по пособиям Красной Армии, он являлся примером для всех офицеров. Капитан Фосс нам всем полностью доверял и говорил, что наша работа зависит лишь от нас самих и ответственность за нее ложится на совесть каждого. Он не требовал и категорически не приказывал, а говорил с каждым по-дружески, давая советы или говоря “на ваше усмотрение“. Этот человек ничего для себя или для своей славы не делал. Перед сном стоял на коленях перед иконкой и молился Богу. И всегда нам всем говорил, чтобы мы всюду старались помогать местному населению и уцелевшему духовенству в организации наших церквей и чтобы мы сами не забывали наших праздников и посещали наши храмы, где это возможно. Немцы ему предлагали немецкое подданство и сразу же чин полковника с назначением на очень важный пост, на что Клавдий Александрович отвечал едва заметной улыбкой. Капитан Фосс был принят как русский офицер в болгарский генеральный штаб, и болгары прислушивались к его мнению и предоставляли ему большие возможности. До войны он ездил в самые крупные генеральные штабы в Европе (я его часто сопровождал) и приносил огромную пользу болгарскому генеральному штабу; III отдел РОВСа был поставлен на невероятную высоту в отношении своей боевой работы против ужасного террора Сталина.

В Софии в годы моего студенчества я не только успешно занимался в университете, но меня усиленно готовили для активной борьбы с большевиками. Под начальством капитана Фосса я научился всей секретности и осторожности в нашей борьбе против коварного и безжалостного врага — коммунистов. Я должен был всегда быть очень внимательным и наблюдательным не только к нашему врагу, но и к моим соратникам в этой борьбе. Так, в те годы вдруг появился у нас сын генерала Абрамова, который жил в Советской России, и генерал Абрамов о нем ничего не знал. Сын служил в советском флоте и где-то в большом европейском порту ушел и вскоре появился у нас в Софии. Конечно, отец был очень рад. Этот Николай Абрамов, довольно ладный, высокий, интеллигентный молодой человек скоро стал нашим инструктором по стрельбе — стрелял он действительно отлично, гася папиросу на довольно большом расстоянии. Он быстро вошел в секретные дела III отдела РОВСа, которые были исключительно интересными для большевиков.

Тогда удалось поставить целую сеть резидентов по всей западной границе СССР, до самой Финляндии. Я изредка бывал у Николая Абрамова в его небольшом магазинчике на улице Легэ, где он торговал коллекциями марок и был уже женат на очень милой русской девушке (ее мать была известным в Софии зубным врачом) и был принят в большое русское и болгарское общество. Однажды у него в магазине я увидел человека, которого никогда нигде не видел.

Я рассказал об этом капитану Фоссу, который очень заинтересовался, и вскоре мы узнали, что Николай Абрамов был арестован болгарской политической полицией и ему предъявлено обвинение в шпионаже в пользу СССР. Это было очень неожиданно для нас, а как бедный генерал Абрамов все пережил. Николай Абрамов был пойман с поличным при передаче информации через этого неизвестного, который прибыл из Греции для связи и передачи информации советским агентам. Мы были потрясены: ведь Николай Абрамов многое знал. Особенно этот арест отразился на резидентуре РОВСа, которая была установлена по всей границе СССР до Финляндии. В Софию тогда прибыла группа офицеров РОВСа, которые немедленно были сняты со своих постов. О Николае Абрамове, после того как он отказался от предложения отца застрелиться и был выслан болгарами за пределы страны, мы больше ничего не слышали.

Я уже упоминал, как его оценила жена первого советского полпреда в Софии Муза Раскольникова, написав в 1991 году, в год смерти капитана Фосса в Мюнхене в возрасте 93лет, свои воспоминания, и это был самый лучший венок на его могилу, и не только на его могилу, но и на могилы всех «цветных» полков. Я у него неоднократно бывал, приезжая из США в Мюнхен, и проводил с ним долгие часы в обсуждении наших позиций в отношении большевиков и СССР. В последний раз он мне говорил, что хочет быть похороненным на кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем, где лежат под большим православным крестом в ряд все «цветные» полки, ядро Белой Армии, — марковцы, корниловцы, алексеевцы. Вечная же память и вечная слава российским героям, рыцарям духа без страха и упрека!»

Надо сказать, что Павел Николаевич Бутков написал воспоминания и о работе капитана Фосса в СССР во время Второй мировой войны. Но это уже совсем другая история, которая только ждет своего исследователя…

Я отдаю себе отчет, что абсолютное большинство читателей этой книги с гневом начнут обвинять меня в ревизионизме. Да кто такой этот Гаспарян, что позволяет себе усомниться в предательстве Скоблина? Сама дочь генерала Деникина в этом была уверена! О работе генерала на советскую разведку много и с удовольствием писали газеты. А газеты всегда правы…