И поскольку всякий охотник, будь то промысловик или любитель, потенциальный или даже профессиональный рыболов, поэтому стоит рассказать и о рыбацких ловушках, но не о сетях, неводах и бреднях, а о малоизвестных, которые охотники изготавливают исключительно из подручных материалов с помощью небольшого топорика и ножа в течение светового дня. Самый простейший способ летней ловли рыбы — так называемый лоточный. Когда после икромета рыба (язь, елец, плотва, окунь) начинает скатываться из пойменных озер, имеющих сток в реку, выбирают самое узкое место и пересыпают его — делают самую натуральную плотину из глины и с арматурой для крепости из ветвей. После чего изготавливают из толстого дуплистого дерева собственно лоток, а иногда и вовсе оставляют его в виде трубы. Когда рыбы перед плотиной накопится достаточно — это хорошо видно, залив буквально кипит, в верхней части плотины прокапывают желоб и устанавливают лоток, по которому устремляется поток воды. С другой, «сухой» стороны плотины ставят большую плетеную из ивы, корзину. Процесс пошел, иногда едва успеваешь затаривать и отвозить рыбу для засолки.

Для летней и зимней рыбалки плетут морды разного размера, в зависимости от назначения. Вначале из четырех связанных в квадрат черемуховых стволов делают пасть, или хайло, которое является основой для выплетения конусного горла и собственно морды. Плетут обычно из неошкуренного, тонкого и длинного ивняка, точно так же, как циновку, переплетая прутья соргой. Для изготовления сорги срубают молодую прямослойную черемуху, распаривают ее над костром, сначала расщипывают на две части по сердцевине, затем каждую снова распаривают и скручивают в веревку, чтобы древесина продольно истрескалась на волокна. После чего эти волокна достаточно легко разъединяют и получается очень крепкий вязальный материал, устойчивый к воде и солнцу. Морда представляет собой два сплетенных из прутьев конуса, где малый, с горлом, вставляется в большой, острая часть которого стягивается соргой, как завязанный мешок, чтобы через него потом вытряхивать рыбу. Эти ловушки устанавливают в протоках озер, в глубоких ручьях, но также и в речных заводях, приспосабливая к морде дополнительное крыло, сплетенное так же из ивняка, как циновка. Рыба проходит через хайло, попадает в узкое горло и, оказавшись в большом конусе, обратно выйти не может. Морду проверяют не часто, поскольку рыба в ней может находиться длительное время, как в садке.

Заманами (от слова «заманить») ловят рыбу в реках и длинных, пойменных озерах-старицах. Это та же морда, только гораздо больших размеров (хайло бывает до полутора метров в высоту и поперечнике, в зависимости от глубины водоема). С каждой стороны замана устанавливают под углом в 30–40 градусов относительно хайла крылья, иногда достигающие по десять и более метров. Рыба, попадая между крыльями, в результате окажется в хайле и затем пройдет через горло внутрь замана. В основном ловится белорыбица — язь, судак, окунь, щука, налим, плотва.

У «ясашных» эвенов русские сибиряки взяли на вооружение оригинальную ловушку, которая называется тюнек. Тюнеки вяжут также по принципу циновки, но из деревянного жилья. Для его изготовления подбирают сосновую прямослойную валежину — ветровальное дерево, упавшее лет двадцать назад уже с обгнившей заболонью и очень крепкой, смолистой серединой. Отрезают чурку длиной до двух метров, после чего раскалывают ее на две половины и из каждой с помощью клиньев дерут дранье, как для кровли, потом каждую драничку расщепляют на жилинки до сантиметра в диаметре. Один конец заостряют и начинают вязать той же соргой в три-четыре линии провязки, оставляя такое расстояние между жилинками, чтобы выскочить могла только мелкая рыба. Когда готова «циновка» длиною четыре-пять метров, вяжут по тому же образу и подобию крыло. Затем во льду, обычно на мысе или в заводи, долбят майну в виде сердечка, а от него под углом 90 градусов пробивают лед до берега. В «сердечко», повторяя его конфигурацию, устанавливают тюнек так, чтобы образовавшееся вогнутое вовнутрь горло, размером семнадцать-двадцать сантиметров (по всей глубине от дна до льда) было направлено к берегу. После чего горло разделяется крылом на равные части и перекрывает подледный поток до самого берега. Рыба может заходить с любой от крыла стороны, и двигаясь вдоль него, непременно угодит через горле в тюнек, откуда ее потом можно достать лишь с помощью сачка.

Есть еще один способ рыбной ловли, которым обычно пользуются поздней осенью перед ледоставам на речных отмелях — лучение или острожение. На нос лодки закрепляют стальную корзину на двухметровом выносе, где из смолья разводят большой, яркий костер. Выезжают на рыбалку поздним вечером и, тихо проплывая по отмелям, стоят наготове с острогой — это то же самое, что трезубец Нептуна, только зубьев у нее побольше и почаще, так что выглядит она в виде частого гребня. Рыба — щука и особенно налим — непременно выходит на свет и неподвижно замирает. Острогой бьют возле головы, помня еще и то, что оптические свойства воды обманывают, скрадывают глубину и несколько изламывают реальность, так что довольно легко промахнуться. Крупную рыбу, а на Оби, например, добывали щук до 15 килограммов и налимов до 10, бьют сразу двумя острогами, ибо, если на отмели она ударит хвостом, мало того, что сам с головы до ног мокрый, но и брызгами зальет костер. Эта же привычка рыбы выходить по первому льду на мелководье используется и в самой примитивной рыбалке: когда схватятся забереги, даже самые ленивые выходят на чистый, без снега, лед, осторожно двигаются по нему и высматривают добычу. Бьют киянками, колотушками, коими колят дрова, или обухом топора, потом раздалбливают лед и достают рыбу. Во время войны на такую рыбалку выходила вся деревня, от древних стариков до мелких ребятишек и получался совсем не плохой приварок, а самое главное, не облагаемый налогом.

Я не знаю, разрешены или запрещены эти орудия лова зверя и рыбы, впрочем, это и не важно, поскольку описываю их для того, чтобы в голодную, тяжкую годину, кои довольно часто случаются на Руси, мой соотечественник вспомнил бы изобретения дедов, изготовил их и, использовав «стратегический природный запас», прокормил бы себя, семью, соседей, а значит, и Россию.

Нерентабельность нынешнего охотничьего промысла во многом связана с большими затратами на транспорт и перевозку грузов, поскольку охотугодья — это всегда отдаленные, бездорожные, а то и малопроходимые таежные районы. Если еще полста лет назад штатник передвигался в основном, на казенной лошади (своих держать запрещалось), весельной лодке или пешим порядком, то сейчас механизация и топливо делают охоту убыточной. Был у отца сельповский мерин Семен девятнадцати лет от роду, который настолько привык к охоте, к стрельбе, иногда над самым ухом, что даже не вздрагивал. А напротив, коли был под седлом, то перед выстрелом замирал, чтоб не помешать всаднику. Батя иногда шутил, дескать, он скоро у меня и лаять начнет. Однако лаять Семен не начал, а вот добивать копытом глухарей и подавать отцу научился и делал это с великим удовольствием, ибо в тот час получал сахар. Когда мерин совсем занемог от старости, батя вывел его на пенсию и два года просто кормил да выгуливал по огороду. Про это узнало начальство и потребовало, чтоб Семена сдали на колбасу — отец грудью встал: не отдам! Восемь лет изо дня в день с лошадью, да он роднее родного стал, и поговорить можно, и пошутить, а то ведь в лесу-то больше не с кем. Пригрозили придти с милицией, и тогда отец ночью Семена в повод и пешком за шестьдесят километров, на свой участок, где и спрятал. А у него возле каждого зимовья стойло сделано и сено заготовлено. Пришла милиция, обыскали, батю в кутузку отвезли, но там мужики оказались правильные, послушали историю про Семена, написали, что тот сбежал от хозяина и вроде как в розыске находится, да отпустили. Мерин на пенсии прожил еще полтора года и умер своей смертью, после чего был с почестями похоронен на огороде. Иногда батя садился возле могилы, наливал рюмочку и поминал друга своего.