Мадам Девильё и Билодо обменялись приветствиями как старые друзья.

– Это мистер Вейзборд, он был адвокатом моего мужа, – сказала она небрежно, делая ударение на слове «был».

– А вы директор музея, – обвиняюще сказал Вейзборд и перешел в атаку: – Вы не имеете никакого права пользоваться наивностью мадам Девильё. Сезанн стоит целое состояние, а не ту ничтожную сумму, что вы предлагаете.

– Я прошу простить месье Вейзборда. Я могу продавать картины кому захочу, его это больше не касается, он просто делает вид, что знает, сколько вы предлагаете.

– Вы когда-нибудь покупали или продавали предметы искусства? – мягко спросил Билодо.

– Я готовил бумаги для каждой картины из коллекции Девильё, – с важным видом ответил Вейзборд. – Я был семейным юристом более сорока лет. Кроме того, я помогал Гастону Девильё в поисках обоих Сезаннов. Именно я нашел Ренуара – жемчужину коллекции.

– Ты отговаривал Гастона покупать эту картину, – перебила Маргарита.

– Неправда. – Вейзборд закашлялся. – Она очень маленькая. Я просто был против цены.

– Вы не показывали мне Ренуара, – сказал Билодо.

– Его вставляли в новую раму, – счастливо сказала Маргарита, – и чистили.

– Кому вы поручали это?

– Новому человеку. Из Канн.

– Как его зовут? – спросил Билодо.

– Аукруст. Педер Аукруст. Чудесный человек.

– Значит, сейчас картина у вас? – осторожно спросил Билодо.

Маргарита улыбнулась еще шире.

– Конечно. Педер очень ответственный человек.

– Я должен познакомиться с ним. Это моя обязанность – знать новых людей. Особенно хороших.

– Вы увидите его. Я попросила Педера приготовить отчет о состоянии автопортрета. Боюсь, там есть несколько мелких проблем.

Вейзборд зажег новую сигарету.

– Портрет в отличном состоянии.

– Не совсем, – возразил Билодо. – Я сам осматривал картину и посоветовал бы сменить подрамник, еще на бороде есть плесень. Также имеются царапины на фоне, особенно в зоне окна.

– Вы говорите так, будто картина вот-вот развалится, – недовольно сказал Вейзборд.

– Это не такие уж серьезные проблемы, но состояние картины может ухудшиться, особенно опасна плесень. Споры размножаются, но этого не видно без микроскопа.

Как будто не слыша убедительных объяснений Билодо, Вейзборд продолжал жаловаться:

– Вы состряпали плохой отчет, чтобы занизить цену.

– Прошу вас, месье Вейзборд. Это не те проблемы, которые могли бы повлиять на цену картины. Я просто обращаю ваше внимание на некоторые дефекты, которые следует устранить.

Не замеченный ни Билодо, ни Вейзбордом, за полуоткрытой дверью стоял Аукруст. Маргарита увидела его и улыбнулась.

Билодо повернулся к Маргарите.

– У меня есть договор на покупку картины.

– Дайте я посмотрю.– Вейзборд достал другие очки.

– Не надо. – Маргарита отвела его руку, как будто он был ребенком. – Я хочу, чтобы картина принадлежала музею Гране. В их коллекции нет автопортрета Сезанна, и я собираюсь продать им портрет за любую цену, которую они могут предложить.

Вейзборд мучительно закашлялся.

– Это не твоя картина, и ты не можешь делать с ней что захочешь. Гастон настаивал на том, что если картина из коллекции будет продаваться, то только с большого аукциона. Гастон знал, что это будет лучше для тебя же.

– Эта картина не только Гастона, но и моя тоже. Сейчас его нет, и картины все мои. А ты должен всего лишь следить за выполнением условий завещания, которое ты сам же и написал, связываться с аукционным домом и получать свои немалые комиссионные.

– Если ты отдаешь задаром самую ценную картину коллекции, что же ты тогда сделаешь с остальными?

– Она не просто отдает нам эту картину, – запротестовал Билодо. – У нас есть предложения от двух анонимных благодетелей, которые помогут нам приобрести полотно.

– За сколько? – требовательно спросил Вейзборд. Билодо пожал плечами:

– Я не могу вам этого сказать. Они настаивают на том, чтобы сумма не разглашалась.

– Сколько они предлагают, Маргарита? – Вейзборд закашлялся, и лицо его побагровело.

Маргарита посмотрела на адвоката в упор, надеясь, что у него случится приступ и вмешательство в ее жизнь наконец прекратится.

– Я принимаю их предложение и не возьму своего слова назад.

Вейзборд покачал головой:

– Ты упряма и к тому же глупа. – Он повернулся к Билодо. – Портреты Сезанна выросли в цене из-за этих сумасшедших, и я настаиваю на том, чтобы мадам Девильё придерживалась условий завещания ее мужа. Напоминаю вам, что она не имеет права продавать ни одну из картин. В мире искусства завещание – важный документ. Закон трактует его однозначно. Если она попытается продать картину, я подам иск, чтобы сделку признали недействительной.

Слезы ярости выступили у Маргариты на глазах.

– Оставь это, Фредди, уходи.

– Наше предложение вполне приемлемо, – стоял на своем Билодо. – Помните, что музей Гране – это то место, где должен висеть портрет. Сезанн родился в Экс-ан-Провансе, он прожил здесь большую часть жизни; их нельзя разлучать.

Вейзборд зашелся кашлем.

– Объясните своим благодетелям, что я должен знать, сколько они хотят заплатить. Можете уверить их, что их предложение будет рассмотрено.

– Я им скажу. Но в любом случае портрет должен стать частью выставки, которая открывается в январе.

– Вы что, не ждете туристов? – презрительно спросил Вейзборд.

– Наши спонсоры – «Мишлен» и одна американская компания. Это будет самое полное собрание картин Сезанна в истории! – со страстью сказал Билодо.

Маргарита ждала реакции Вейзборда. Если картину выставить, то ее стоимость после выставки несомненно возрастет.

– Пока мы не решим вопрос об окончательной судьбе картины, я должен забрать ее в свое распоряжение.

– Ты не прикоснешься к ней, – твердо заявила Маргарита. – Кроме того, ты не составишь никаких бумаг и не сможешь расторгнуть сделку.

Вейзборд яростно замахал руками:

– Ты собираешься продать автопортрет Сезанна с явным нарушением условий завещания. – И с этими словами он двинулся к галерее.

Маргарита опередила его и стала звать Педера. Вейзборд, выказав удивительную силу, оттолкнул ее и направился к стене, на которой висел Сезанн. Рядом с картиной, изображавшей ферму неподалеку от дома Маргариты в Салон-де-Провансе, было пусто.

У Маргариты перехватило дыхание. Педера не было в галерее, не было его и в доме. Она посмотрела на подъездную аллею и увидела, что фургон уехал.

Вейзборд, конечно, отказался поверить в то, что автопортрет пропал. Он метался по дому, заглядывая под кровати и за диваны. Поиски ничего не дали. Сильный, долгий приступ кашля прервал его деятельность, и когда ему полегчало, он погрузился в безутешное молчание. Лицо его было красным, он задыхался. Только после того как Вейзборд перерыл весь дом, он обратился к Маргарите:

– Ты меня перехитрила, но последнее слово за мной.

Билодо он сказал:

– Вполне очевидно, что вы замешаны в этой афере, и я предупреждаю вас, что предприму решительные меры, если картина когда-либо появится в музее Гране.

Вейзборд вылетел из дома, окутанный облаком собственной ярости. На подъездной аллее он слишком резко развернул машину и переехал край цветника, раздавив несколько кустиков розовых и белых хризантем.

Гюстав Билодо воспринял вспышку Вейзборда молча и с удивлением. Маргарита успокаивала его:

– Фредди скуп и глуп, не обращайте внимания.

– Но он сказал, что мы не сможем выставить картину. Что он сделает?

– Будет говорить. Говорить, говорить, говорить. Он будет угрожать и снова говорить.

– Но картина? – спросил Билодо. – Она в безопасности?

– Вполне, – уверенно ответила Маргарита. – И вы ее получите. Как мы и договаривались. Мы будем играть в игры Вейзборда, но не по его правилам.

Билодо казался растерянным. Он приехал, чтобы вручить мадам Девильё чек и торжественно вернуться в Экс-ан-Прованс с Сезанном.