Появилась Мирей Леборнь со своим помощником; она встретилась с Билодо в портретной галерее. Ее беспокоило не то, на какую стену будет повешена каждая картина, а то, состоится ли выставка вообще.

– Не имеет никакого значения, жив ли еще этот сумасшедший, – умоляюще сказал Билодо. – Мы надежно защищены изнутри. Каждый возможный вход в музей, все двери и окна охраняются высокочувствительными датчиками. На тот случае, если кто-нибудь проберется внутрь, все открытое пространство – галереи, лестничные пролеты, залы, кабинеты, туалеты – оснащено инфракрасной сигнализацией. – Он показал ей небольшой цилиндр. – В каждую раму будет вмонтирована сигнализация.

– Вы забываете, что четыре картины Сезанна уничтожили именно тогда, когда музеи были открыты для посетителей, – сказала Леборнь. – Возможно, Вулкан хитрее вас и ваших датчиков и сигнализаций.

– В музее постоянно будут дежурить двадцать семь охранников, по крайней мере четверо в каждой галерее. Все они очень опытные, и каждый прошел специальную подготовку и знает, что ему делать.

– Но система безопасности еще не начнет действовать в полную силу, Гюстав. Она не будет установлена до первого февраля, около двух недель.

– Система в портретной галерее полностью установлена и проверена. С дополнительной охраной. Я уверяю, ни один музей в мире не был столь безопасным, как Гране.

Перед холлом был сад, окруженный низкими постройками. Рядом когда-то была конюшня на двадцать лошадей, но сейчас она не функционировала. На Рю Алферан, улице за музеем, выстроились четыре фургона. Они принадлежали управляющему, который выбрал конюшню для установки передвижной кухни. За нее отвечал небритый молодой человек плотного телосложения, казавшийся старше своих лет. Его ждал молодой человек с широкой улыбкой на длинном, узком лице.

– Нужна помощь на кухне? – спросил Леток.

Шеф оглядел худого черноволосого мужчину.

– Руки покажи, – сказал он грубо.

Леток был подготовлен к этому испытанию и вытянул руки ладонями вниз, а потом перевернул их.

– Можешь приходить на шесть часов завтра, с пяти до одиннадцати. Плата – двести тридцать пять франков.

Продолжая улыбаться, Леток сказал:

– Я приду.

Астрид тихо подошла к столу у окна и сняла трубку. Телефон звонил уже полминуты, но Фрейзер не ответил.

– Алло, – нерешительно произнесла она.

– Я звоню мистеру Ллуэллину. – Это был хриплый мужской голос, который она смутно припоминала.

– Кто звонит?

– Алекс Тобиас. Он ждет моего звонка.

– Это Астрид, мы встречались в Нью-Йорке.

– Точно. Рад вас слышать, – сказал Тобиас.

– Откуда вы звоните?

– Я в четырех домах от вас.

– Тогда мы можем увидеться. Подождите, пожалуйста, я найду мистера Ллуэллина.

Она постучала в дверь Ллуэллина, открыла ее и вошла в комнату. Ллуэллин в этот момент выходил из ванной, завернутый в полотенце. Он стоял перед ней почти голый, только полотенце было повязано вокруг талии.

– Звонит мистер Тобиас, – сказала она, указывая на телефон.

Он кивнул, и она вернулась в комнату и закрыла дверь.

– Как ваша поездка?

– Лучше не бывает, только немного дождило на второй день. Хелен говорит, что это я виноват, но я свалил все на вас, сказав, что это вы назначили дату.

– Уверен, мой друг в порядке, но все же спрошу.

– Он в отличной форме, но я почувствую себя лучше, когда мне больше не придется с ним нянчиться.

– Еще денек, Алекс. Только смотрите, чтобы его кто-нибудь случайно не унес. Кому-нибудь может понравиться ваш старый чемодан.

Тобиас рассмеялся:

– Не беспокойтесь, он выглядит еще хуже, чем обычно.

– Я хочу, чтобы вы от него не отходили. Мы его не будем показывать до дня открытия. А вы с Хелен никак не можете присоединиться к нам на приеме завтра вечером?

– Боюсь, нет. Хелен собирается на день в Марсель. Но можем вместе выпить, хотите?

Они поговорили еще несколько минут, попрощались и повесили трубки. Астрид тоже повесила трубку.

Поездка в метро казалась бесконечной, особенно человеку, который совершенно не умел ждать. На станции «Хэмпстед» на севере Лондона Бад Самюэльсон вышел вслед за толпой на улицу и пошел по указателям, которые привели его на Черч-роу. Этот популярный район мог считаться окраиной только потому, что был в трех милях от центра Лондона, но улицы были полны туристов. «Это сплошное очарование», – подумал Самюэльсон, проходя мимо двухсотлетних домов и ухоженных садов, которые окаймляли Черч-роу. Он увидел маленькую старую церковь Святого Иоанна, выкрашенную в белый цвет, с железными оградами, которые окружали двор и кладбище. Было двадцать минут пятого, через десять минут двери должны были закрыться для посетителей.

Внутри он увидел только голые чистые стены и старые деревянные скамьи; рядом с аналоем был бюст Китса. У окна стояла женщина в длинном, почти до пола, черном пальто. Она повернула голову. У нее было белоснежное лицо с экзотическими чертами и ярко-красными губами. Самюэльсон и молодая женщина были одни.

– Мистер Самюэльсон? – спросила она.

– Мари Симада? – отозвался он.

Шоссе Н7 вело на северо-запад от Экс-ан-Прованса через холмистую сельскую местность. Склонившись над рулем, Педер Аукруст медленно вел автомобиль, думая только о том, как тщательно подготовлены меры безопасности в музее Гране и как важно заполучить картину Ллуэллина до того, как она окажется в портретной галерее. Он думал также о том, как мало осталось времени. Выставка открывалась через два дня. Он отказывался признаться себе, что уже упустил шанс и что это задание сейчас будет гораздо труднее выполнить, чем тогда, когда богатый житель Нью-Йорка путешествовал по югу страны.

Успех зависел от того, насколько точно будет рассчитано время, кроме того, необходимо было устранить все возможные ошибки в стратегии. Ночь, проведенная в одиночестве, должна была помочь ему решить, насколько хорошо он все спланировал, и подготовить его к тому, что он должен был совершить в ближайшие сорок восемь часов.

Небо становилось разноцветным, слоистые облака частично закрывали солнце, до захода оставался час. Он ничего не ел весь день, кроме круассана и груши, которую взял с блюда с фруктами в портретной галерее, когда тщательно изучал свет, сигнализацию, выходы, окна и датчики, вмонтированные в подкладки картин. В карманах его пиджака были миниатюрные инструменты, с помощью которых он собирался вынуть холст из рамы.

Холст прекрасно поместился бы в специально подготовленном кармане, между двумя сшитыми между собой футболками. Портрет плотно прилегал бы к его широкой спине и остался бы незамеченным. Он оставался бы там до тех пор, пока Аукруст не встретился бы с Аланом Пинкстером. Потом он обменял бы его на такое количество денег, которого не видел за всю свою жизнь.

Он свернул на шоссе Д543, следуя через горы. Поехать на ночь за город его вдохновила реклама в журнале путешествий.

На перекрестке был знак, указывавший дорогу к гостинице «Короли и королевы». Он свернул на узкую песчаную дорогу. Дорога плутала среди деревьев и низких холмов, где встречались пастбища и овцы. Потом последовал еще один крутой поворот и последний – на запад, прямо на солнце, которое как раз садилось за ближайший холм. В тени холма он увидел гостиницу.

Он вошел в длинный, тускло освещенный зал с лестницей в дальнем конце и стойкой напротив нее, у стены. Справа, посреди зала, были двойные двери, ведущие в ресторан, напротив которого была комната со столиками, мягко освещенная розоватым светом, исходившим из ламп с темно-розовыми абажурами. Аукруст почувствовал сладкий запах и увидел двух людей за столиком в дальнем конце комнаты. Он прошел к столу и подождал.