И тут замечаю, что кольца дыма отдергиваются, едва коснувшись отбрасываемой дубом тени. Хочет нас достать Безымянный, выковырять из нехитрого убежища, а вот не получается у него. Не знаю уж, что там Дон дереву наобещал за защиту да помощь, но от себя в радость добавил бы столько же, кабы не больше.

Страх отступает, не уходит совсем, но ослабевает. И вместе с ним блекнет дым, теряя плотность и жуткий синий оттенок, отползает, прячется, исчезает в лесу. Потому что утреннее солнце уже вскарабкалось на небо, разгоняя сумрак.

Предрассветный час кончился.

– Что это было? – хрипло спрашивает господин Излон.

Я молчу, наслаждаясь тем, что все еще жив. Не взяла смерть, опять отступила, клятущая, отпустила восвояси до следующего раза.

Вместо меня отвечают одновременно Дон и Медвежонок:

– Райген.

– Безымянный.

И одинаково сплевывают на землю, отгоняя зло. Древнее, предками завещанное средство – соедини стихии, зло и отступит. А проще всего соединить воду и землю, огонь-то еще зажечь надо, да и попробуй соедини его с водой или землей, враз погаснет, какая уж тут защита.

– Очень понятно, – язвит Релли.

Молодец девчонка, быстро оправилась от пережитого страха. Я уж на что охотник бывалый, много чего в Злом лесу повидал (да и в Руине тоже), и то никак не отойду, а она в зеркальце посмотрелась, носик попудрила – и готово.

– А точнее никто и не скажет, – бурчит эльф, а Медвежонок поддакивает:

– Теперь еще и у нас спросят, раз в живых остаться свезло.

– Так чего сразу бежать? – недоумевает маг. – Можно было попробовать… пусть не огнем, воздухом или водой, скажем…

– Божьей, – добавляю я, ухмыляясь.

– Божьей – это к священнику, – возражает маг. – А водяной магией вполне, вполне…

– Поумнее тебя сгинули, – резко бросает эльф. – Нет против райгена оружия. Предки наши искали – и не нашли. Ни оружия нет, ни спасения…

– Дуб-то как спас? – спрашиваю я.

– Дуб… – эльф умиротворенно улыбается, гладит дерево по шершавой коре, и старый великан негромко мурлычет под его рукой. Вот как Звел свят – мурлычет! – Не в силах справиться с пришедшим злом, мои предки оградили от него мир кольцом дубов-стражей. Но маги людей вызвали Огненный Потоп, и защита пала…

– А райген откуда взялся? – интересуюсь я. – Ты ведь говоришь – пришедшее зло?

Дон – невиданное дело – смущен и растерян. С чего это, на него совсем не похоже. С интересом жду ответа, молчание затягивается.

– Не только маги людей бывают беспечны, – говорит Дон, отворачиваясь.

Чтобы успокоиться, эльф снова гладит ствол древнего стража, и тут я разом забываю про всех магов, людских и не очень.

Потому что под его ладонью медленно проступает маленькая радуга.

«Гриб ноздреватый, усыпанный радужным цветом», – зачарованно повторяю я, протягиваю руку к чуду. Ну и пусть не зверь-ягода, ну и что с того, что в хозяйстве бесполезен! Разве это не чудо – прикоснуться к сказке… и она не пытается тебя при этом сожрать!

– Чудо-гриб! – вопит Медвежонок, его глаза сияют ожиданием чего-то волшебного. – Я знал, я верил! Все замки открывает… и тот, что у священника, тоже!

– Тот и так открыт, – спускаю я его с небес на землю.

Медвежонок обиженно сопит, другие замки на свете то ли есть, то ли нет, неизвестно, а вот единственный доступный нипочем не открыть.

– Тот самый чудо-гриб? Из сказки? – Вообще-то я от Релли этих слов ждал, но никак уж не от господина мага.

– Он самый, – говорю.

– Думаю, что в Руине он нам понадобится. – Господин Излон внимательно рассматривает диковину. – Там-то замки на каждой двери будут, уж поверьте.

А ведь он прав, мысленно признаю я. В Руине чудо-гриб ох как пригодится!

И ощущение сказки, слегка придавленное действительностью, возвращается. Как и положено героям, мы нашли волшебную штуковину… не зверь-ягоду, конечно, и не цвет-звезду, которую можно выгодно пропить, а все же настоящую сказочную диковину.

– Пошевеливаться надо, – бросает эльф, и я с ужасом вспоминаю о гоблинах и их котоухих братьях.

Шум мы подняли изрядный, кто слушать умеет, нипочем не пропустит, стало быть, убираться отсюда надо со всей возможной поспешностью.

Только вот сил совсем не осталось, все ушли на беготню от проклятого тумана. Сейчас бы затаиться и переждать… но в Злом лесу на месте стоять нельзя, не любит он этого.

Тварь появляется внезапно, будто гриб-споровик из-под земли. Но, в отличие от гриба, не взрывается, разбрасывая во все стороны иглы-споры, а пристально смотрит на нас и утробно рычит. Предупреждает, значит.

– Хорошая киска, – с опаской говорит Релли, но попытки погладить животное не делает. И правильно, такую кто чужой тронь только, вмиг без руки останешься.

Зверушка мне донельзя знакома. Навидался, пока в плену у кошков сидел. Они у них дичь выслеживают, загоняют, да и против гоблинов неслабо дерутся. Называют их котгоблины… как бы это перевести получше? Котокот. Кот-оборотень. В кошачьей ипостаси от домашних мурлык нимало не отличается. А как перекинется, превращается в такого вот монстра, что перед нами сейчас стоит. Тоже кошка, только большая и страшная. А также быстрая, ловкая и агрессивная. А еще – умная, злобная и коварная. Словом, тварь хоть как бы и домашняя, а в Злом лесу себя как дома чувствует, там все такие.

Котокот открывает пасть, готовясь разразиться истошным мявом (который даже глуховатый гоблин издалека услышит, а уж кошки с их нечеловеческим слухом и подавно), но эльф бестрепетно кладет руку на морду ищейке, и та с усилием проглатывает рвущийся из глотки боевой кошачий клич.

– Тише, тише, – говорит успокаивающе. – Хорошая зверушка, не надо шуметь.

Тварь урчит, ластится и трется о колени Дона. Мне даже завидно, так и хочется по серой морде погладить, но лишними руками пока еще обзавестись не успел. Эльф с трудом удерживает равновесие (еще бы, зверюга вдвое больше его весит), успокаивает котокота, и мы наконец-то продолжаем путь. Тварюшка следует за нами, словно пришитая суровыми нитками.

– Кыш! – оборачивается эльф. – Домой! Домой иди!

Разбежался! Зверушка, радостно муркнув, лезет тереться о колени эльфа, для чего ей приходится лечь на землю. Релли хихикает, тварь бросает в ее сторону укоризненный взгляд и продолжает мучить бедного эльфа. Нет, так мы точно далеко не уйдем.

– Шарад! – рычу, как заправский котгоблин. – Брукс! Аре брукс!

Котокот вскакивает, как разбуженный, ошалело смотрит на меня. К слову сказать, твари эти на редкость умные, никакая собака рядом не сидела. И котгоблина от человека она отличает с легкостью, потому-то слышать привычную речь из чужих уст для нее куда как непривычно. Зверюга в легкой панике – с одной стороны, команда есть команда, надо бежать обратно, откуда послали. С другой – а по какому такому праву какой-то человек ею распоряжаться будет?

– Что ты ей сказал? – требовательно вопрошает эльф.

– То же, что и ты, – ухмыляюсь. – То есть «Выполнять! К хозяину! Быстро к хозяину!». Только на том языке, что она понимает.

– Шарад! Брукс! Аре брукс! – скривившись от отвращения, цедит эльф.

Да, если кого Дон и презирает больше людей, так это котгоблинов. И гоблинов. И еще гномов, наверное. И уж говорить на их языке для него противно донельзя.

Котокот обиженно смотрит на Дона, но возражать своему кумиру не решается. Это со мной можно покочевряжиться, а эльфам любые твари подчиняются беспрекословно.

– Быстрее! – командует эльф. – Пошевеливайтесь, люди!

«Люди» это свое так сказал, будто к какашке обращается. Скриплю зубами, но подчиняюсь. Потому что прав он, если не пошевелиться, то либо зеленые, либо котоухие на нас наткнутся, чтоб и тем и другим в болоте сгинуть. Нашли, понимаешь, время отношения выяснять, не могли неделю-другую обождать.

Дон почти бежит, остальные толпой следуют за ним. Хочу сказать, что по Злому лесу так ходить – все равно что смерти искать, но воздерживаюсь. В конце концов, эльфу виднее. С тварями местными он, дай Звел, сговорится, а вот с относительно разумными существами – навряд ли. Дружелюбием да обходительностью эльфы от сотворения мира не страдали.