Вот таким и был славный торговый город Сеехавен. Жили в нем люди так же, как везде: работали по будням и не только, отдыхали и в праздники, и просто без повода, рожали, любили, болели, старели, умирали, рождались. И так без конца и начала…

…Передний плот, на котором плыл Кнакер, стукнулся о сваи пирса. Его зацепили крючьями, подтянули, дождавшись броска канатных концов, быстро сделали узел, пришвартовав связку тяжелых бревен. Еще немного – и вниз скинули небольшую веревочную лестницу. Главный сборщик, покряхтывая, поднялся наверх. Оглянулся на давешнего ражего детину, уже стоя под зонтом, торопливо раскрытым подбежавшим подчиненным. Акселя порадовало выражение лица мытаря, из радостного, ожидающего мзды, разом ставшее кислее привозимого фрукта лимона. Ишь, голубчик, точно хотел нажиться на плотогонах, а тут начальство… Еще раз оглянулся на бородача, на нескольких стражников, прохаживающихся по пирсу с тяжелыми дубинками и арбалетами. Решил все-таки плюнуть и растереть. Больно уж хотелось в тепло, в дом.

Остальные попутчики поднялись следом за ним, вот только с конякой вышла заминка. Хозяин жеребца долго торговался с грузчиками, одной рукой позвякивая монетами во вместительном поясном кошеле, а другую демонстративно положив на круглый шар на рукоятке широкого и длинного меча, висевшего на боку. Грузчики лениво отбрехивались на упреки в жадности, но помогать не торопились. Детина хмурился и лапал оружие еще серьезнее. Стражники, недолюбливавшие портовых, лишь скалились в стороне, не торопясь вмешиваться. В конце концов, долго спорить с таким детиной не хотелось даже дюжим грузчикам, славящимся в порту лихостью и удалью. Буланого подцепили под брюхо крепкими талями и дружно, пыхтя и матюгаясь, подняли на доски. Тем временем Кнакера, про которого бородачу успели кое-что шепнуть, уже и след простыл. Бородач хмыкнул, обошлось без стычки, такой ненужной. Накинул недовольно ворчащим грузчикам на водку, и, поинтересовавшись таверной «У старого рыбака», развернулся в нужную сторону, забухав тяжелыми сапожищами по деревянному настилу, выводящему в город.

Проходя между первыми двумя домами, он задел локтем невысокого пожилого человека, с головой закутанного в кожаный плащ, чуть не спихнув того в кучу отбросов, сваленную возле стока. На его возмущенный вопль никак не прореагировал и спокойно отправился дальше.

2

В одном из двухэтажных домов, стоящем в Жестяном переулке старого города и сжатом со всех сторон соседями, находилась необычная для здешних мест лавка. Сейчас совсем непривлекательная и совершенно обыкновенная, а некогда с красивыми барельефами на липовых досках и каменным фундаментом, уже начавшим крошиться от времени. Вывеска, со скрежетом болтавшаяся из-за легкого ветерка и неправильного крепления, стоила немало. В свое время, конечно. Размером с кавалерийский щит, вырезанная из той самой жести, фигурная и выпуклая, украшенная чеканкой со змеем уроборосом, всем своим видом говорила о минувшем достатке. Выдавленная и зачерненная поверх букв темным лаком надпись гласила о том, что лавка принадлежит мэтру Аккадиусу.

А если присмотреться, то мелкие букашки текста добавляли мэтру веса, рассказывая о широкой специализации владельца. Ровнехонький и красиво исполненный шрифт сообщил разное: магистр оккультных наук, крупный специалист в черной и белой магии, а также по совместительству фармациус, дипломированный хирург, травник, маг, снимающий наговоры и порчу, а также искусный гадатель по картам Таро.

Внутри было еще интереснее. Под самым потолком болталось чучело засушенного карликового грифона, то ли натуральное, то ли настолько искусно подделанное, что не разберешь. Стенные полки, к слову, сделанные из мореного дуба, были сплошь заставлены непременно колдовским, и не только, инвентарем. Красовались на них стеклянные реторты с гомункулусами, некоторые из которых были чрезвычайно странными. Банки, на вид с плесенью, скорее всего, имеющей различное магическое происхождение и свойства. Равно как все прочие вычурные сосуды неизвестного происхождения, наполненные всяческими декоктами, суспензиями и эмульсиями.

По стенам, на толстых деревянных шпеньках, вбитых прямо в палисандровые панели, темные от времени, висели вместительные торбы с сушеными чудодейственными травами. Судя по запаху, среди чудодейственных почему-то находились также мята, душица, мелисса и зверобой. Часть деревянной отделки стен чуть приглушили драпировками из хоссровских ковров, покрытых вышивкой. Вышивки были разными, почему-то преобладали теологически неверные и развратные темы. К примеру, один из ковров украшала картина с участием двух Восставших братьев и непорочной сестры Маркетты, явственно доказывающая склонность святой сестры к порокам.

В углу, на старом столе, накрытом парчой с узором явно культового характера, светился магический шар. Волшебное сияние освещало почтенную густую бороду с проседью, породистый нос и кустистые брови хозяина. Брови были насуплены и задумчиво сдвинуты, узкие губы чуть шевелились, на покрасневшем лице и нахмуренном лбу выступила испарина. С первого взгляда становилось заметно, что маг, несомненно, решает непростую задачу, связанную с усиленной работой мозга и поразительным усилием воли. Длинные, холеные пальцы с ухоженными ногтями крепко вцепились в несколько ярких гадальных карт.

Три крестовых ворона легли на парчу первыми, за ними легли семерка, девятка и десятка. Следом вспорхнула красная червовая королева с волооким взглядом и большим открытым бюстом верха карты и проваленной костлявой грудиной и чумными пятнами лица внизу. Два вооруженных мечами рыцаря-валета: мрачный крестовый и огненный в ромбах. И пиковый туз-смерть в черном капюшоне и с косой в костлявой руке. Тяжелая задача решалась хозяином…

– Сдаюсь, – карты звучно, со слышимой досадой, шлепнули по столу, – сдаюсь, мать твою! Ну как с такими картами выиграешь?!! Особенно если козыри-то червы! Да и хрен с ним, на, щелкай… одолел.

– А думаешь, что не щелкну?.. – второй игрок карты не положил, но на подставленный нос никакого внимания не обращал. – Давай-ка, мэтр, ты нам взамен это, того… лучше винца колдувни. Да получше, слышь, а не как ту… Ну, ту бурдомагу, как в прошлый раз. Эх, выпендрежник, нет бы пивка!..

Маг покосился на партнера по игре, хмыкнул и закатил глаза к потолку, забормотал, замельтешил пальцами. Хлопнуло, треснуло и сверкнуло. На полуметровой высоте над столом материализовалась бутылка, густо поросшая плесенью и затканная паутиной. Чуть повисла в воздухе и едва не хрястнулась на твердую поверхность, но попала в точно подставленную ладонь второго игрока. Ладонь была широкая, крепкая, с ровным валиком мозолей. Такие мозоли легко встретить у гребцов или тех, кто много лет подряд держал в руках рукоять тяжелой секиры. Игрок наклонился вперед, внимательно рассмотрел бутылку и довольно крякнул. Шар осветил крупный нос, короткую, густую, как медвежья шерсть, бороду и маленькие глазки.

Гулко бухнула входная дверь, протопали торопливые шаги, и в проеме, отряхиваясь от ночного дождя, возник давешний невысокий в плаще, которого так грубо толкнули на пирсе. «Медвежья борода» выпрямился, оказавшись ростом никак не меньше вставшего мага, человека высокого. Шагнул вперед, чуть волоча левую ногу, и навис над вошедшим. Бутылка чуть качнулась в широченной ручище с толстыми предплечьями, сплошь покрытыми седыми короткими волосками.

Из-под низко надвинутого капюшона плаща показалась пара блеснувших очков с треснувшим левым окуляром и гладко выбритое худощавое лицо человека лет пятидесяти. На великана он смотрел без тени малейшей робости.

– Привет, шарлатаны! – человек улыбнулся. – Ну, не хмурьтесь, не хмурьтесь, мэтр, шучу. Успокойте вашего цербера.

– Да он вас просто не узнал, господин Гриф. – Аккадиус нисколько не оскорбился на грубую шутку вошедшего… или не показал виду. – Огер, это наш милейший постоялец, видимо, только что приехавший. Вы уж, любезный, как в следующий раз какие обновы прикупать соберетесь, да еще и побреетесь, предупреждайте нас. А то ведь темно, а у Огера с годами зрение лучше не становится, примет вас за вора… пришибет ведь.