В такие моменты помогала отстраненность от процесса, примитивный аутотренинг. Это не она все делает, это манипуляторы медицинского робота, она всего лишь наблюдает. Явно мертвое срезать, живое оставить. Сомнительное осторожно ткнуть кончиком ножа, здоровая мышца при этом сократится и пустит капельку крови.

«Шейте красное с красным, желтое с желтым, белое с белым. Так наверняка будет хорошо.» Откуда это, отчего пришло на ум именно сейчас? Нет, не вспомнить[11]. Да и черт с ним. Пот выступил на лбу обильными каплями, но туго затянутый чепец задерживал соленые потеки, не пуская в глаза.

Так... кажется все. И еще немного солевого раствора. Точнее много, тут его жалеть нельзя. Подумать только, соль, обычная копеечная соль, которую родные использовали сразу пачками для приготовления курицы на сковородке, теперь была дорогим ресурсом, который отмеряли ложками и покупали за немалые деньги. Потому что привозили ее с прибрежных солеварен, а без соли невозможно консервировать продовольствие. Так что Сафир, по сути, промывал рану жидким серебром. Хотя все равно платить в конечном итоге не Аптеке, а заказчику, то есть Яну.

Полный ритуал требовал понюхать рану напоследок, и опытные медики, таким образом, ставили весьма точные диагнозы, но это было выше лениных сил. Девушка боялась, что ее вывернет прямо в разверстую плоть, подрагивающую синеватыми жилками. Да и не с ее обонянием пытаться вынюхать запах гнили в тяжкой, душной атмосфере «операционной».

Сафир отнял насосавшихся пиявок, сбрызнув их солевым раствором. Поместил обратно в бутылку, чтобы потом выпустить в специальную бочку с еженедельно сменяемой водой. Через пару недель гады снова будут готовы к использованию. Осталось наложить компресс из подорожника. Мясистый лист шириной с ладонь разрезать вдоль, одну часть иссечь и крепко сжать, выдавливая сок прямо в рану, вторую аккуратно прибинтовать поверх чистой тряпицей.

Все. Остальное в руках Параклета.

- Не шейте рану сразу, - через силу выговорила девушка, стягивая маску, так что та повисла на шее. Руки устали, поясница устала, ноги в деревянных ботинках сводило мелкими судорогами.

- В другой раз просто бинтуйте и везите в город.

- Ага, неопределенно согласился Ян. Придирчиво оглядел своего парня, который все еще пребывал в далекой стране пиявочных грез. И деловито спросил. - Как расплачиваться? Почем за все? Копы, тынфы? Сейчас пересчитаем по правде все сделаем.

Спросил энергично, напористо, требовательно. Даже шагнул почти вплотную, пытаясь нависнуть над Еленой (что при ее росте выше средней женщины Пустошей получилось не очень). Знакомая уловка, безыскусная и подлая. Член корпорации больше не принадлежит себе, он часть сообщества. Соответственно, давая какое-то обещание касательно работы, он отвечает от лица всей корпорации, заменяющей ученику и подмастерью данную при рождении семью. А кто ты такой, чтобы обсуждать денежные вопросы в обход мастера? И как ты можешь претендовать на оплату, достойную мастера, если всего лишь ученик, без году неделя?

Елена помотала головой, вытирая руки полотенцем. Пальцы казались липкими, будто вымазанными в теплом смальце. Чужая кровь словно просочилась до самых костей и суставов. А Ян все размахивал руками и требовал, предлагал, настаивал. Сафир кривился, но молчал, поскольку сам он работу не делал, только помогал, и никаких прав потому не имел, так что его вмешательство в торг стало бы проявлением вопиющего неуважения.

- Матриса. У вас с ней договор, - медленно и тщательно подбирая слова, вымолвила хирург поневоле. - Все обсуждай с ней.

- Кто нож в руки взял? - планомерно наступал Ян. - Кто кровь пускал? Матриса? Я ее здесь не видел! Ты работала, ты сама пришла и сама работала. Все это видели, зачем мне решать с Матрисой наши с тобой дела?!

Лена молча посмотрела на бригадира. День только начался, а она не выспалась из-за кошмара, смертельно устала от операции, и тут еще наскоки «жадного» прессовали мозг. Хотелось согласиться, просто чтобы это все, наконец, закончилось. Какое-то глупое, непонятное состояние сна наяву топило мысли, растворяя волю, как сахарный кубик теплой водой. В голове зазвонил неслышимый звоночек. Так разводки и делаются - жертву начинают психологически давить, загоняя в полную безысходность. Так, чтобы сознание вошло в «туннель», когда остается единственное желание, чтобы все это, наконец, закончилось. И кажется, что единственный выход - согласиться с агрессором.

Ярость и возмущение плеснули на душу, словно крутой кипяток. И сразу же перегорели в ненависть, как будто в волшебной реторте алхимика. Она - человек XXI века, который приспособился к жизни в медиевале, научился разбираться в травах, готовить эликсиры и припарки, резать живых людей, наконец, не блюя в разверстые раны! Ее взяла к себе в ученики страшная Матриса, которая имеет свою долю во всех делах Врат, даже в Ферме. С ней первым здоровается Сантели, которого все знают и все уважают!  И кто перед ней? Херов якудза с набитыми партаками! Ублюдок, который слишком труслив, чтобы спускаться в подземелья за Профитом, поэтому грабит более смелых и решительных.

Поддерживая в себе слепящий огонь ненависти, как пламенное жало сварки в потоке кислорода, Лена подняла голову и посмотрела прямо в глаза Яна. Громко хлопнула в ладоши, чтобы разбить транс, в который ее пытались загнать - так учил дед. Неожиданное действие, громкий звук, что угодно, лишь бы разорвать поток хорошо продуманной агрессии.

- Матриса, - четко выговорила она, разделяя слова. - Все. Дела. С Матрисой.

Ян пару мгновений давил ее злобным взглядом, однако девушка с легкостью выдержала это на остатках ненавистной вспышки. С Сантели такой фокус не прошел бы, а вот с «жадным» получилось.

- Как скажешь, - быстро и легко откатился Ян, как будто и не случилось ничего. - Вечером зайду.

- Я передам, как только ее увижу, - церемонно ответила Елена, понимая, что за каждым ее словом по-прежнему внимательно следят. - Было приятно иметь с тобой дело, herra - господин.

Операция вымотала ее, главным образом душевно. А психологическое единоборство с Яном опустошило до упора, так, что хотелось лишь одного - лечь на ближайшую лавку и заснуть. Дома Лена так и сделала бы, сказавшись больной. «И пусть весь мир подождет!», пока есть теплая постель и чашка «Greenfield Summer Bouquet» с тростниковым сахаром, а также каплей ягермейстера или «Angostura Aged 5 Years».

Только «здесь» - это не «там», и депрессия, посттравматическое расстройство, а равно прочие душевные невзгоды заменялись одним емким словом - «лень». Если ты не валяешься в лихорадке, а руки-ноги на месте, значит здоров. А если ты здоров и не работаешь, значит, ты ленив. А если ленив... Лена уже хорошо знала, какими методами здесь борются с ленью и не хотела испытывать их снова. Поэтому она сняла фартук, вымыла руки еще раз, ополоснула лицо ледяной водой из колодца и пошла открывать, наконец, аптеку. Потянулся долгий, очень долгий день...

Аптека действительно была похожа на настоящую аптеку, века этак из девятнадцатого. Прилавок из черного дуба, старые двустворчатые шкафы, ящики с вентиляционными отверстиями для хранения трав. Коромысло рычажных весов было подвешено прямо к потолку на тонкой цепи, на цепи же болталось ведерко с мерными зернами, которые использовались вместо совсем маленьких гирек. На отдельном столике выстроилась батарея сосудов, похожих на кувшины из синего и зеленого стекла, без ручек, с длинными изогнутыми носиками. В них смешивались эликсиры на каждый конкретный случай. Мышь брюзжала, но оперативно уносила использованные кувшины для промывки. На стене висело несколько рабочих цер, где Лена быстро набрасывала пропорции и цены, умножая в столбик - еще одно умение, которое высоко оценила Матриса.

День выдался напряженный. Весна - время, когда зимние запасы уже на исходе, а летняя зелень еще не заполнила прилавки. Торговцы распродают залежалый товар по высоким ценам, то и дело кто-нибудь травится. Желудочные, рвотные и слабительные шли просто на ура. Еще очень хорошо распродавалась мазь от ушибов, сделанная из растительного масла, вина и перетертых червей[12], мерзкое варево с соответствующим запахом, пропитывающим платье.