Она не спешила уйти, я тоже. Главным образом потому, что не знал, как вести себя в таких случаях. Если и существовали какие-то правила, мне они были неведомы. Как быть? Встать и выйти, оставив ее здесь? Поцеловать на прощание? Официально «разорвать» наши отношения?

Потом Ли сделала нечто такое, что ни разу не делала со дня нашего знакомства, чем удивила меня. Она легла на кровать и, глядя в потолок, стала рассказывать мне о колледже. Всякие подробности. Например, что она, идя на занятие, проходит не через кампус, а вокруг, потому что та дорога более тихая и там растут дубы, а во Флориде дубов мало. Что ее соседка по комнате – шумная особа, не может тихо ни войти, ни выйти, и с каждым разом совершенствует это свое неумение. Что она записалась в класс постмодернистской литературы просто для порядка, а потом полюбила этот предмет.

Мелкие частности. Обыденные, прозаичные обстоятельства, из которых состоит повседневная жизнь. Оказывается, мы совершенно не знаем друг друга. Печально.

Мне вспомнились все три года, что мы встречались с Ли, и каждое воспоминание как две капли воды похоже на другое. Я смотрел на ее безупречно красивые руки, теребящие пуговицу на блузке, и пытался вспомнить, мягкие ли они на ощупь, – потому что уже забыл, а может, вообще никогда не обращал на это внимания. И я уже начал думать, что, наверно, я классический мудак, а Ли вдруг умолкла, посмотрела на меня, улыбнулась.

– Я всегда считала, что однажды нам придется серьезно поговорить. По-настоящему, – сказала она. – Прикинула и решила, что разговор должен состояться. Пусть и односторонний.

Я тоже улыбнулся. Еще раз повторил, что мне очень жаль. Она сказала, что, может быть, как-нибудь заглянет ко мне – просто повидаться. Я подумал, что она вряд ли зайдет, да и она, наверно, знала, что не зайдет, но мы не стали друг друга разубеждать.

Она даже не расстроилась. Я не заметил особых переживаний. Не было ни вопросов, ни слез. Уверен, я повел бы себя так же, если б инициатива исходила от нее. Расставание с Ли прошло так же, как и все остальное с Ли, – легко.

Даже проводив ее, я все еще был уверен, что мне ничего не стоит передумать и вернуть все на круги своя. Трахнуться с ней на заднем сиденье ее автомобиля и тем самым сжечь мосты.

– Это меняет дело, – говорит Дрю.

Не знаю, что там изменилось для Дрю. Одно мне ясно: я только что отказался от секса с одной девушкой из чувства вины перед другой, которая мне даже не принадлежит.

– Почему ты не сказал, что спал с ней? – спрашиваю я. И мне нужно точно знать, ждал ли он, пока она опьяняет, прежде чем трахнуть ее. Если ждал, ему несдобровать.

– А я с ней не спал. – Не такого ответа я ожидал.

– Ты же сказал, что спал.

– Ну, в игре не вся правда правдива. – Дрю пожимает плечами.

– Но и она не стала возражать. – Я вспомнил, как они переглянулись. Он спрашивал у нее разрешения. Только непонятно, почему она ему это позволила.

– У нас с ней договоренность.

– Какая? – требую я объяснений, хотя требовать не имею права.

– Тебе-то что?

– Ты вечно ее лапаешь. По твоей милости она похожа на шлюху.

– Во-первых, не только по моей милости. Во-вторых, если она попросит меня прекратить, я перестану. А так – с какой стати?

– Я тебя об этом прошу.

– У нас с ней взаимовыгодные отношения. Вроде того, как у тебя с Ли, только без секса. И ей хорошо, и мне. С какой стати я должен от них отказываться? – Дрю не скрывает подтекста.

– Но для тебя это ничего не значит.

– А тебе не все равно?

– Нет, она моя, и я не хочу, чтобы ты к ней прикасался. – Ни дать ни взять пятилетний пацан, устроивший драку из-за игрушки. Я чувствую себя идиотом, но слово не воробей, и к тому же то, что я сказал, – правда. А я не хочу, чтобы это было правдой.

– Знаю, – с вызовом заявляет Дрю.

– Знаешь?

– Я не дурак, Джош. Вы двое пожираете друг друга глазами с начала учебного года. У меня с ней быть ничего не могло, и у нее со мной тоже.

– Тогда за каким хреном ты устроил все это представление?

– Хотел услышать твое признание от тебя лично. – Дрю улыбается и идет к дому. От радости я даже злиться на него не могу.

– А что у вас с Тьерни? – спрашиваю я, когда он поднимается на крыльцо.

– Пытаемся не затрахать друг друга. Пытаемся не поубивать друг друга. Все как обычно у нас с Тьерни.

На следующее утро в девять часов я у дома Насти. У нас были совместные планы, но после минувшего вечера я не уверен, что они остались в силе. Я жду на подъездной аллее, потому что Марго наверняка легла спать, а я не хочу своим стуком ее разбудить.

Дверь отворяется, и выходит Солнышко – в цветастом розовом сарафане, в белых босоножках на плоской подошве. Интересно, кто она сегодня? Солнышко садится в машину, захлопывает дверцу.

– Заткнись. На день рождения подарили, – объясняет она, не дожидаясь моих комментариев.

– Это не значит, что ты обязана это надевать. – Но я рад, что ты его надела.

– Надо же было хоть что-то взять из их психотерапевтических подарков, раз от телефона я отказалась. К тому же мне так часто приходится стирать твое белье, что на стирку своего времени просто не остается. – Она пристегивается ремнем безопасности, и мы, ни словом не обмолвившись о вчерашнем вечере, выезжаем на дорогу.

До полудня мы побывали в трех антикварных магазинах, но я так и не нашел ничего похожего на пристенный столик, который искал. Если Солнышко верна себе, ныть она начнет примерно после пятого магазина. Обычно на этом этапе антиквариат ей надоедает до чертиков. Четвертый магазин, отличающийся особым – эксклюзивным – ассортиментом, находится через два города к западу от нас, и мне приходится пообещать ей мороженое, чтобы заставить выйти из машины.

– А может, поискать через Интернет?

– Это неинтересно, – говорю я. Она права: через Интернет было бы проще. Просто мне нравится самому рыться в антикварных лавках.

– Можно подумать, от этого радости много. – Солнышко открывает дверь и, всем своим видом демонстрируя недовольство, входит в магазин.

– Тебе ведь нравятся антикварные магазины.

– Мне?

– Тебе.

– С чего ты взял?

– Я тебя знаю. Никто не заставит тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать со мной, ты бы не поехала. А если б не поехала, тебя бы здесь не было. Напрашивается вывод: если б ты не хотела ехать, тебя не было бы здесь. Но ты же здесь, значит, следуя логике Солнышка, ты хочешь здесь быть.

– Я тебя ненавижу.

– Это я тоже знаю, – невозмутимо говорю я, и в ответ один уголок ее рта приподнимается.

– Сюда стоило поехать хотя бы для того, чтобы услышать от тебя столь длинную тираду. Не уверена, что ты когда-нибудь еще будешь так красноречив.

– Скорее всего, нет.

– Тогда напомни мне еще раз, почему ты не хочешь присоединиться к современному обществу и воспользоваться Интернетом.

Я пожимаю плечами, потому что объяснение, которое я намерен ей дать, возможно, прозвучит глупо.

– Мне нравится находить вещи, которые никто не ищет. Потерявшиеся, забытые, задвинутые в угол вещи. Предметы, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Я просто хочу найти их, хочу знать, что они есть. Вот что мне интересно.

– Но это же все старье.

– Антиквариат. В этом-то всё и дело.

– А может, лучше купить новую вещь? – Солнышко останавливается, оборачивается ко мне.

– Я люблю старинные вещи. – Рукой я подталкиваю ее в спину, заставляя идти дальше. – Они многое повидали на своем веку. И все еще живут.

– Но они хоть стоят тех денег, что за них просят? – Она смотрит на ценник нарядного буфета из красного дерева.

– Зависит от того, сколь сильно тебе хочется ее заполучить. Любая вещь стоит ровно столько, сколько ты готов за нее заплатить.

– И ты мог бы позволить себе что-то из антиквариата?

– Да.

– Так много мебели продаешь? – Она поражена.