Но вот у подножия холма, неподалеку от большой излучины одной из двух рек, перед ними предстала каменная глыба, густо покрытая письменами. Монголы придержали лошадей и в изумлении уставились на камень.

Николай мрачновато изрек:

— Они этого раньше не видели, дело ясное. А вот я видел.

— Ты здесь бывал?

— Нет. Но видел снимки. Если я прав, то это место слияния рек Онон и Балдж. А этот монумент был воздвигнут в шестидесятых годах двадцатого века.

— Значит, здесь вклинился участочек из иного времени. Неудивительно, что эти парни так таращатся.

— Текст, по идее, должен быть написан на древне-монгольском языке. Но никто не знает наверняка, все ли здесь правильно.

— Думаешь, сопровождающие нас монголы смогут это прочитать?

— Скорее, нет. Большинство монголов были неграмотны.

— Значит, это мемориал? Мемориал в честь чего?

— В честь восьмисотлетия со дня рождения…[14]

Тут они поехали дальше и оказались на гребне последней гряды холмов. Внизу раскинулась чудесная зеленая равнина, а на ней стояла деревня из юрт. «Это не деревня, — подумал Николай. — Это настоящий город».

Несколько тысяч шатров стояли ровными рядами, сходящимися под прямым углом. Некоторые юрты были такими же замызганными, как те, что космонавты видели в степной деревне Скакатая, но в самом центре возвышалась более впечатляющая постройка — большой комплекс соединяющихся между собой павильонов. Комплекс был обнесен стеной, к которой примыкали «окраины» — нечто вроде посадского городка из более скромных юрт.

Со всех сторон сбегались проселочные дороги и вели к воротам в стене. По дорогам передвигалось множество конных и пеших, а над юртами поднимались столбики дыма и вливались в бледно-коричневую пелену смога, нависшую над городом.

— Господи! — вырвалось у Сейбл. — Да это просто шатровый Манхэттен!

Наверное, можно было и так сказать. Но на зеленых лугах за городом Николай увидел огромные стада мирно пасущихся овец и коз и табуны лошадей.

— В точности так, как описано в преданиях, — пробормотал Коля. — Они всегда были только кочевниками. Они правили миром, но заботились лишь о том, чтобы было где пасти стада. А когда приходит время перебираться на зимние пастбища, весь этот город снимается с места и движется к югу.

У ворот всадников остановил стражник в синем, расшитом звездами кафтане и войлочной шапке. Сейбл спросила:

— Как думаешь, эти парни хотят продать нас?

— Скорее, они хотят кого-то подкупить. В этой империи все принадлежит правящей знати — Золотому роду. Люди Скакатая не могут продать нас — мы уже принадлежим правителю.

Наконец им разрешили следовать дальше. Начальник стражи послал с ними несколько воинов. Сейбл, Колю и только одного из монголов вместе с повозкой, нагруженной вещами космонавтов, пропустили в город.

Повозка покатилась по широкой улице, ведущей прямо к большому шатровому комплексу в центре. Под колесами чавкала расквашенная глина. Юрты здесь стояли большие, некоторые из них были украшены лоскутами дорогих тканей. Но главное впечатление на Николая произвела мерзкая вонь — пахло, как в деревне Скакатая, только в тысячу раз сильнее. Коля с трудом сдерживал тошноту.

Однако, невзирая на запахи, на улицах было полно народа — и не только монголов. Китайцы и, похоже, японцы, выходцы с Ближнего Востока — то ли персы, то ли армяне, арабы и даже круглоглазые жители Западной Европы. Носили здесь красиво скроенные рубахи, сапоги и шапки, многие надевали тяжелые ожерелья, браслеты и кольца. Яркие комбинезоны космонавтов порой привлекали взгляды, так же как и их скафандры и прочий скарб, уложенный на повозку, однако жгучего интереса все это ни у кого не вызвало.

— Они привыкли к чужакам, — заключил Николай. — Если мы не ошибаемся насчет нашего местонахождения во времени, то это — столица континентальной империи. Мы ни в коем случае не должны недооценивать этих людей.

— Не бойся, не буду, — мрачно буркнула в ответ Сейбл.

По мере того как они приближались к центральной постройке, им встречалось все больше и больше воинов. Николай замечал лучников и мечников, державших оружие наготове. Даже те из воинов, что не стояли на страже, отрывались от еды или игры в кости и одаривали чужаков пристальными недобрыми взглядами. Наверное, этот громадный шатер окружало около тысячи стражников.

Подъехали к входному павильону — такому большому, что в него без труда поместилась бы юрта Скакатая и еще осталось бы место. Над входом висел бунчук из нескольких белых хвостов яка. Здесь тоже произошли какие-то переговоры, и внутрь шатрового комплекса отправился посыльный.

Он вернулся вместе с человеком довольно высокого роста. Черты лица у него были азиатские, но при этом — удивительно голубые глаза. Одет он был в роскошные, украшенные богатой вышивкой жилет и штаны до колен. С этим человеком прибыла целая команда советников. Он осмотрел космонавтов и их вещи, пощупал ткань, из которой был сшит комбинезон Сейбл, и удивленно прищурился. Затем о чем-то быстро переговорил со своими советниками. Потом щелкнул пальцами, отвернулся и собрался уходить. Слуги принялись сгружать с повозки вещи космонавтов.

— Нет, — громко и решительно произнесла Сейбл. Николай мысленно содрогнулся, но она не желала уступать. Высокий мужчина обернулся и, широко раскрыв от удивления глаза, воззрился на незнакомку.

Она подошла к повозке, захватила руками парашютный шелк и расправила его перед высокопоставленным человеком.

— Это все — наше имущество. Darughachi tengri. Понимаешь? Это останется у нас. А вот эта ткань — это наш дар императору. Дар с небес.

Николай нервно проговорил:

— Сейбл…

— На самом деле нам почти нечего терять, Николай. Эти слова насчет небес ты первый произнес.

Высокий мужчина растерялся. Но вот его губы разъехались в широкой улыбке. Он отрывисто выговорил какое-то приказание, и один из его советников опрометью умчался вглубь шатрового комплекса.

— Он понимает, что мы блефуем, — заключила Сейбл. — Но он не знает, как к нам относиться. Сообразительный малый.

— Если он слишком сообразительный, нам с ним надо быть поосторожнее.

Советник возвратился и привел с собой европейца — щуплого мужчину невысокого роста, лет, наверное, около тридцати — точнее трудно было сказать, поскольку лицо его, как у всех здесь, было покрыто изрядным слоем грязи, а волосы и бороду он явно давно не стриг. Он смерил Колю и Сейбл резким пытливым взглядом, после чего быстро заговорил.

— Похоже на французский, — заметила Сейбл. Так оно и было. Его звали Базиль, и он был родом из Парижа.

В помещении типа приемной девушка-служанка подала им еду и питье — нарезанное кусочками и приправленное специями мясо и напиток вроде лимонада. Девушка была пухленькая, не старше четырнадцати-пятнадцати лет, из одежды на ней было всего лишь несколько полупрозрачных накидок. Коле показалось, что и в ее жилах течет какая-то европейская кровь. Взгляд пустой, отрешенный. Откуда же ее сюда привезли?

Цель высокорослого вельможи вскоре стала ясна. Базиль неплохо знал монгольский язык и должен был послужить переводчиком.

— Они думают, что все европейцы говорят на одном и том же языке, — объяснил Базиль, — от Урала до Атлантики. Но в такой дали от Парижа подобную ошибку легко понять…

Николай говорил по-французски довольно сносно — на самом деле лучше, чем по-английски. Он изучал французский в школе. Но французскую речь Базиля, происходившую из времен, отделенных всего несколькими веками от зарождения этой нации, понять было не так просто.

— Это примерно то же самое, что встретиться с Чосером,[15] — объяснил Николай Сейбл. — Представь, как изменился с тех пор английский язык… а Базиль, похоже, родился века на полтора раньше Чосера.

А Сейбл, оказывается, даже не слышала о Чосере.