— Стали, правда, вот удивительно! Наверное, в этом есть что-то от неистребимых свойств человеческого духа.

— Верно. — Он остановился и посмотрел на нее, и она увидела в его взгляде затаенный гнев, который порой замечала прежде. — И там, куда ты идешь, где тебе предстоит встретиться с врагом, бросить вызов которому не решился бы даже Александр, ты должна пробудить в себе эти самые свойства. За всех нас.

Молодая мать, жена воина, сидела на низеньком табурете около шатра, прижав к груди младенца. Личико у младенца было бледное, как диск луны. Мать поймала на себе взгляд Бисезы и улыбнулась.

Евмен сказал:

— Вавилонские астрономы решили, что Разрыв следует считать точкой отсчета для нового календаря, нового года — даже для начала одного из их великих циклов, Больших Лет. В тот день все началось заново. И уже родились первые дети, зачатые на Мире. Они не существовали в том мире, откуда пришли мы, и не могли бы существовать, потому что их родители жили в разные эпохи. Но их прошлое не разбито вдребезги, как наше.

Они существуют только здесь. Интересно, чем они займутся, когда вырастут?

Бисеза внимательно посмотрела на него. Пляшущий свет костров не давал рассмотреть глаза Евмена.

— Вы очень многое понимаете, — сказала она.

Он обезоруживающе улыбнулся.

— Как говорит Кейси, я, как все древние греки, жуткий хитрец и горжусь этим. А ты чего ожидала?

Они смущенно обнялись, а потом пошли обратно в город.

Когда наутро Бисеза пришла в храм Мардука, Абдыкадыр ждал ее, а Кейси уже трудился, проверял сенсорную аппаратуру. Они пришли сюда ради нее; она была тронута их верой в нее, а их профессионализм вселял в нее уверенность.

Джош тоже был на месте. Бисеза оделась в летный комбинезон, во многих местах зашитый или залатанный, а Джош нацепил фланелевый костюм и сорочку — и, что самое смешное, повязал галстук.

«Но с другой стороны, — подумала Бисеза, — мы ведь понятия не имеем, с чем столкнемся сегодня, — так почему не выглядеть наилучшим образом?»

А лицо у Джоша было бледное, под глазами залегли темные тени.

— В бесконечность — с больной головой! — простонал он. — Ну да ладно, по крайней мере, хуже мне уже точно не будет, что бы ни случилось.

Бисеза выказывала странное нетерпение и раздражительность.

— Пора, — сказала она нервно. — Вот, держи.

Она протянула Джошу небольшой ранец. Он устремил на ранец взгляд, полный сомнения.

— Что здесь?

— Вода. Сухие пайки. Кое-какие медикаменты.

— Думаешь, нам это понадобится? Бисеза, мы проникаем внутрь Ока Мардука, а не в поход идем по пустыне.

— И все-таки она права, — бросил Абдыкадыр. — Почему не предусмотреть все, что можно?

Он взял у Бисезы ранец и бросил его Джошу.

— Лови.

Бисеза строго проговорила:

— А если ты намерен весь день капризничать, я тебя здесь оставлю.

На искаженном страданиями лице Джоша возникло слабое подобие улыбки.

— Я больше не буду.

Бисеза огляделась по сторонам.

— Я попросила Евмена и Гроува, чтобы они не позволяли никому близко подходить к храму. Я бы предпочла, чтобы вообще эвакуировали всех из города, но, наверное, это нереально… Мы ничего не забыли? — Она вымылась в ванне, почистила зубы — самые простые человеческие действия, и теперь гадала, где и когда в следующий раз сможет привести себя в порядок. — Абди, позаботься о моем телефоне.

Абдыкадыр тихо отозвался:

— Я же обещал. И… вот еще что. — Он протянул ей два листка вавилонского пергамента, аккуратно сложенные и запечатанные. — Если ты не против…

— От тебя?

— От меня и от Кейси? Если получится… если тебе удастся разыскать наших родных…

Бисеза взяла письма и убрала их во внутренний карман комбинезона.

— Сделаю все, что будет в моих силах.

Кейси кивнул.

— Что-то происходит! — громко проговорил он в следующее мгновение. Он поправил на голове наушники и постучал пальцем по электромагнитному датчику, извлеченному из недр сломанного радиоприемника с борта вертолета. Кейси уставился на Око. — Никаких изменений в этой хреновине я не вижу. Но сигнал усиливается. Такое впечатление, что тебя кто-то поджидает, Бисеза.

Бисеза взяла Джоша за руку.

— Нам лучше занять места.

— Где?

Легкий ветерок пошевелил волнистую прядь волос у него на лбу.

— Хотела бы я это знать, — буркнула она в ответ и любовно пригладила волосы Джоша. Но ветерок подул снова, прикоснулся к щекам Джоша. Он дул неведомо откуда в сторону центра святилища.

— Это Око, — оторопело вымолвил Абдыкадыр. Вокруг него поднялись в воздух листки бумаги и свободно лежащие провода. — Это его вдох. Бисеза, приготовьтесь.

Ветерок превратился в шквал, настолько сильный, что Бисеза почувствовала, как ее толкает в спину. Она потянула Джоша за собой и сделала шаг к Оку. Шар висел на своем обычном месте, и на его блестящей поверхности красовалось ее кукольное изображение, но листки бумаги и соломинки взлетали вверх и прилипали к шару.

Кейси сорвал с себя наушники.

— Черт! Такой визг был — электромагнитный треск… плата сгорела. Кому бы эта дрянь ни сигналила, но явно — не мне!

— Пора, — прошептал Джош.

«Вот оно», — подумала Бисеза.

Отчасти она и сама в это не верила. Но это уже происходило. У нее сосало под ложечкой, ее сердце учащенно билось, и она была несказанно счастлива из-за того, что ее руку сжимают крепкие пальцы Джоша.

— Посмотрите вверх, — сказал Абдыкадыр. Впервые с тех пор, как они обнаружили Око, оно начало изменяться.

Поверхность шара сохранила блеск, но теперь она сверкала, как лужица ртути, и по ней пробегали волны и рябь.

А потом поверхность сжалась, как оболочка неожиданно сдувшегося шарика.

Бисеза увидела перед собой воронку со стенками, выстланными посеребренным золотом. В этих стенках она видела свое отражение и отражение стоявшего рядом с ней Джоша, но их образы рассыпались, как в осколках разбитого зеркала. Воронка находилась словно бы прямо перед лицом Бисезы, но она догадывалась, что, если бы она вздумала пройтись по святилищу, или поднялась бы выше Ока, или встала бы под ним, она все равно увидела бы те же самые очертания воронки — стены, сотканные из света, стремящиеся к центру.

Это была не воронка, не просто трехмерный объект, это была погрешность в ее реальности.

Бисеза оглянулась через плечо. Воздух наполнился искрами, и все эти искры летели к центру сдувшегося Ока. Абдыкадыр был здесь, но стоял как бы вдалеке, и его фигура виделась расплывчато. Он держался за край дверного проема, он стоял на полу, отворачивался, уходил — не последовательно, а одновременно — казалось, кинокадры вырезали и смонтировали как попало.

— Ступай, да поможет тебе Аллах, — проговорил он. — Ступай, ступай…

Но его голос заглушил шум ветра. А потом биение света превратилось в слепящий ураган, и Бисеза перестала различать фигуру Абдыкадыра.

Ветер вцепился в ее одежду, потянул вперед, чуть не сбил с ног. Она изо всех сил пыталась сохранять разумное отношение к происходящему. Попробовала считать вдохи и выдохи. Но ее мысли разделялись на части, те фразы, которые она пыталась сформировать, распадались на слова, на слоги, на буквы, превращались в бессмыслицу.

«Это Разрыв», — подумала она.

Когда-то он произошел в масштабе планеты, разрубил на части континенты. А теперь Разрыв ворвался в эту комнату, разрезал на части жизнь Абдыкадыра, и вот теперь, наконец, забрался к ней в голову — ведь, в конце концов, даже ее сознание было погружено в ткань пространства-времени…

Она посмотрела внутрь Ока. Свет струился в его сердцевину. В эти последние мгновения Око изменилось снова. Контуры воронки перетекли в шахту с прямоугольным сечением, уходящую в бесконечность. Эта шахта искажала перспективу, поскольку размер ее стен не уменьшался с расстоянием, а оставался неизменным.

Эта мысль о перспективе была последним, о чем успела сознательно подумать Бисеза перед тем, как ее целиком охватил свет и отнял у нее даже ощущение собственного тела. Пространство исчезло, время остановилось, она стала песчинкой — яркой, упрямой, бессмысленной звериной душой. Но все это время она не переставала чувствовать тепло руки Джоша.