Я хотела сказать, что мой ребенок — сын её брата и это докажут результаты генетической экспертизы, но не успела. Всё случилось мгновенно. Я толком ничего не поняла. Последнее, что успела увидеть перед тем, как скатиться по лестнице вниз, — разъяренные глаза Сании.

Я с трудом проснулась. Распахнула свинцовые веки и первые секунды привыкала к освещению. Тяжелой рукой потянулась к лицу, сорвала с неё кислородную маску и сделала глубокий вдох. Взгляд наткнулся на белоснежный потолок, побродил по стенам, выкрашенным в бледно-голубой цвет, и остановился на мужчине, сидящем на стуле в углу. В силуэте я легко разглядела отца, а потому в груди кольнуло острой иглой. Бедный папа, заснул в неудобной позе, а у него больная спина, да и сколько он тут сидит?

— Пап, — позвала чужим, осипшим голосом. — Па-па…

Отец тут же оживился. В спешке подскочил на ноги, едва не зацепив стул. К моей кровати не подошёл, а подбежал. Трясущимися пальцами схватился за мою руку и вдруг стал покрывать её поцелуями.

— Пап, ну не плачь.

— Катюшенька, слава Богу! Слава Богу… Ты пришла в себя.

Повернула голову вправо и наткнулась на мигающие датчики. Таких я никогда не видела раньше, разве только в фильмах. Опустила голову чуть ниже… На сгибе локтя торчал катетер и к нему была присоединена капельница. Я зажмурила глаза, пытаясь понять, почему здесь нахожусь, но вместо воспоминаний в голове появилась тупая боль.

— Пить хочу.

Папа отошёл в сторону и уже через несколько секунд вернулся с пластиковой бутылкой в руках. Приподняв мою голову и удерживая её одной рукой, отец помогал пить воду, чтобы не захлебнулась, но я слишком торопилась, а потому стала кашлять.

— Пап, я давно здесь?

— Два дня, Кать, — грустно вздохнул отец.

— А мама где?

— Я её отправил спать. Она от тебя сутки не отходила, — отец вымученно улыбнулся, а затем, словно что-то вспомнив, двинулся к выходу из палаты.

— Ты куда? — крикнула ему в спину.

— Врача позвать. Ты не волнуйся, дочь, всё хорошо!

Я откинулась на подушку. Больница и я здесь уже два дня. Почему? В голове снова отозвалась боль. Я дотронулась рукой до того места на голове, где болело больше всего, и пришла в шок. Моя голова была обмотана бинтами.

В дверном проёме появился тучный мужчина в медицинском халате, а из-за его спины выглядывал отец и что-то шептал тому на ухо.

— Катя, здравствуйте, — обратился ко мне врач, скорее всего.

— Здравствуйте.

Мужчина подошёл к моей кровати. Пошарив рукой в кармане халата, достал маленький фонарик и включил его.

— Я вас сейчас осмотрю, хорошо?

Я согласно кивнула, а затем честно выполняла все требования мужчины. Он не только светил фонариком в глаза, но еще заставил меня закрыть их и дотронутся пальцем до кончика носа, да и молоточком по моим коленям он прошёлся неплохо, проверяя реакцию центральной нервной системы.

Закончив меня осматривать, мужчина принялся писать. Сначала он молчал, задумчиво всматриваясь в раскрытую тетрадь, а потом он перевёл взгляд на меня:

— Кать, вы понимаете почему оказались в больнице?

В ответ я пожала плечами.

— Наверное, заболела.

— Вы упали с лестницы, — сказал врач и стал следить за моей реакцией.

Я нахмурилась. Упала с лестницы? Наверное, поэтому у меня так сильно болит голова? Да и бинты…

— Вы помните, как это произошло?

Подумав, я отрицательно качнула головой, а отец издал громкий и грустный вздох, не сдержавшись.

— Хорошо, а что тогда вы помните?

— Да всё помню, кажется… Меня зовут Башарова Екатерина Максимовна, мне тридцать два, я живу в столице и работаю менеджером в банке. Замужем. Детей нет.

— Отлично, что ещё?

— Почему вы задаете такие вопросы? У меня амнезия, что ли?

— Пока что я пытаюсь в этом разобраться, Катя. Поэтому буду благодарен, если поможете. Какое ваше самое позднее воспоминание?

Я напряглась. Прикрыла глаза. Сделала глубокий вдох и… Ощутила комок, подкативший к горлу. Господи! Да от меня же муж ушёл к лучшей подруге! Поэтому я приехала к родителям — это хорошо помню, а дальше пустота. Видимо, я дома упала с лестницы со второго этажа.

— Мне больно о нём вспоминать, — наконец-то ответила я.

— Кать, я понимаю, но лучше скажите мне…

— От меня ушёл муж. К лучшей подруге!

— А как вы на лестнице оказались?

— Я не знаю. Я приехала домой к родителям и дальше ничего не помню.

— Ладно, Кать, — мужчина устало улыбнулся. Сунул фонарик в карман халата и сказал: — отдыхайте. Сейчас к вам придёт медсестра, проверит систему, возьмёт анализы. А завтра мы снова с вами увидимся.

Когда за мужчиной захлопнулась дверь, я уставилась на папу в немом вопросе, но он молчал и лишь виновато отводил взгляд в сторону.

— Пап, что случилось? Я не помню. Я действительно упала с лестницы?

— Да, дочка.

— Но как? Почему? Я хоть трезвая упала?

— Кать… Я не знаю, что стоит говорить тебе, что нет.

— Как это не знаешь? Скажи мне пап!

Я слишком распсиховалась, а потому сердце застучало быстрее. В голове появилась боль, перед глазами поплыли круги, а в животе вдруг стало щекотно. Если первые ощущения мне были знакомы и понятны, то странная щекотка не ассоциировалось у меня ни с чем! Я сунула руку под простыню и очень сильно удивилась, нащупав приличный животик. Толстой я никогда не была, а потому разъесться до таких размеров точно бы не смогла.

— Ты беременная, Катюша, — сказал отец, проследив за моими движениями и за сумбуром, легко читаемом на лице.

— Шутишь? — истерически хохотнула. — Я не могу быть беременной. Это невозможно…

— Кать, я правду говорю. У вас с Муратом будет мальчик.

Я подозрительно сощурилась.

Стоп! Кто такой Мурат? И когда я успела от него забеременеть?

— Татьяна Алексеевна, давайте перестанем выяснять отношения, и вы пропустите меня к Кате?

— А зачем, Мурат? Ты уже показал, как умеешь заботиться о моей дочери. Спасибо, больше не надо.

— Это случайно получилось! Я вам уже говорил.

— Случайно или нет — будет разбираться полиция. И поверь, я ни тебе, ни твоей семье спуску не дам. Если виноваты, то ответите по всей строгости закона, — грозно прошипела Авдеева-старшая, выводя меня из себя.

— Ладно, если меня не пускаете, то хотя бы разрешите профессору осмотреть Катерину.

— Что еще за профессор?

— Я за ним специально в столицу мотался. Еле уговорил приехать… Татьяна Алексеевна, даже если вы и злитесь на меня, то делайте это не во вред своей дочери! Ей очень нужна помощь грамотного специалиста. Пустите профессора в палату.

— У нас в больнице хорошие специалисты, не хуже столичных, — огрызнулась женщина.

— Ну да, наверное, поэтому они застряли на периферии и до сих пор не стали профессорами. Они же отличные специалисты.

— А вот этот твой сарказм сейчас вообще ни к чему. Я молюсь богу, чтобы Катя поскорее поправилась, и я забрала её домой, тогда ты уже точно не подойдешь к моей дочери, даже на пушечный выстрел.

Высказавшись, Татьяна Алексеевна демонстративно повернулась ко мне спиной и скрылась за дверью с обратной стороны. Я смотрел ей вслед и едва держал себя в руках, чтобы не снести нахрен эту дверь с петель! И лишь мысли, что это может напугать Катю, останавливали меня от необдуманных действий.

Я покрутился возле палаты, расхаживая размашистым шагом вперед-назад, а затем вышел на улицу и у первого встречного попросил сигарету. Сто лет не курил эту гадость, да еще столько бы не курил, но нервная система расшаталась ко всем чертям. За последние три дня, а ровно столько Катя находилась в больнице, меня швыряло из крайности в крайность раз десять, как минимум. Когда оставался наедине с самим собой, то жутко хотелось выть от отчаяния и боли… Но я стискивал челюсти, кусал губы до крови и пытался вызвать в себе ярость. Когда злился, то мозг более-менее работал в правильном направлении. Мне некогда было распускать нюни и впадать в депрессию, нужно было поскорее найти хорошего невролога и каким-то чудом привезти его в наш Мухосранск.