— Привет тебе, Мопо, сын Македама! Ты тот самый человек, который пролил кровь на пороге царского дома с целью околдовать царя. Да погибнет весь твой род!

Я видел, как она подошла ко мне, чувствовал удар по лицу, но ощущал все это, как во сне. Я слышал шаги палачей, когда они ринулись вперед, чтобы схватить меня и предать ужасной смерти, язык прилип к моей гортани, и я не мог произнести ни слова.

Я взглянул на царя и разобрал слова, сказанные им вполголоса: «Близко к цели, а все же мимо!»

Он поднял свое копье, и все смолкли. Палачи остановились, колдуньи замерли с простертыми руками, вся толпа застыла, точно окаменев.

— Стойте! — крикнул царь.

— Отойди в сторону, сын Македама, прозванный злодеем! И ты, Нобела отойди в сторону вместе с теми, кто назвал его злодеем. Что? Вы думали, я удовлетворюсь смертью одной собаки? Продолжайте выслеживать, коршуны, выслеживайте группами по очереди! Днем работа, ночью пир!

Я встал, крайне удивленный, и отошел в сторону. Колдуньи отошли в другую, совершенно озадаченные. Никогда еще не было такого выслеживания в стране. До сих пор минута, когда человека касался хвостом Изангузи, считалась минутой его смерти. Отчего же, спрашивал каждый из присутствующих, на этот раз смерть отступила? Колдуньи тоже недоумевали и вопросительно смотрели на царя, как смотрят на грозовую тучу, ожидая молнии. Царь молчал.

Итак, мы стояли в стороне, пока следующая группа Изангузи начала свой обряд. Они делали то же, что и предыдущая, а все же разница была: по обычаю Изангузи, каждая группа выслеживала по-своему. Эта группа ударила по лицу некоторых царских советников, обвиняя их в колдовстве.

— Станьте и вы в сторону, — сказал царь тем, на которых указали Изангузи, — а вы, указавшие на их преступность, станьте радом с теми, кто назвал Мопо, сына Македама. Быть может, все тоже виновны!

Приказание царя было исполнено, и третья группа начала свое дело. Она указала на некоторых из военачальников и в свою очередь получила приказание стать в сторону. Так продолжалось целый день. Группа за группой приговаривала своих жертв. Наконец колдуньи закончили и по приказу царя отошли туда же, где стояли их жертвы.

Тогда Изангузи мужского пола начали проделывать то же самое, но я заметил, что они чего-то смутно боялись, как бы предчувствуя западню. Тем не менее, приказание царя необходимо выполнять. Хотя колдовство и не могло помочь им, но жертвы должны быть указаны. Нечего делать — они выслеживали то того, то другого, пока не набралось очень много осужденных. Мы сидели молча на земле, гладя друг на друга грустными глазами, в последний раз, как мы думали, любуясь закатом солнца. Надвигались сумерки, и тех, кого колдуны не тронули, обуревало все большее исступление. Они прыгали, скрежетали зубами, катались по земле, ловили змей, пожирали их живыми, обращались к духам, выкрикивали имена древних царей. Наступил вечер, и последняя группа колдунов окончила свое дело, указав на нескольких стражей Эмпозени — дома царских женщин.

Только один из колдунов этой последней группы — молодой человек высокого роста, не принимал участия в выслеживании. Он стоял один посреди большого круга, устремив глаза к небу. Когда этой последней группе было приказано стать вместе с теми, кого они наметили своими жертвами, царь громко окликнул молодого человека, спрашивая его имя, какого он племени, и почему не принимал участия в выслеживании.

— Зовут меня Индабацимба, я сын Арии, о царь! — ответил он. — Я принадлежу к племени маквилизани. Прикажешь ли мне назвать, как подсказали мне духи, виновника этого деяния?

— Приказываю тебе! — сказал царь.

Тогда молодой человек по имени Индабацимба выступил из круга и, не делая никаких движений, не произнося ни одного заклинания, уверенно, как человек, знающий, что он делает, подошел к царю и ударил его хвостом по лицу, сказав:

— Я выслеживаю тебя, Небо! [18]

Крик изумления пробежал по толпе. Все ожидали немедленной смерти безумца, но Чака встал и громко рассмеялся.

— Ты сказал правду! — воскликнул он. — Ты один! Слушайте, вы все! Я сделал это! Я пролил кровь на пороге моего дома! Я сделал это собственными руками, чтобы узнать, кто обладает настоящим знанием, а кто из вас обманывает меня. Оказывается, во всей стране зулусов один настоящий колдун — этот юноша, а обманщиков — взгляните на них, сочтите их! Они бесчисленны, как листья на деревьях. Смотрите! Вот они стоят рядом с теми, кого они осудили на смерть — невинные жертвы, осужденные ими вместе с женами и детьми на собачью смерть! Теперь я спрашиваю вас всех, весь народ, какого они достойны возмездия?

Громкие крики раздались в толпе.

— Пусть они умрут, о царь!

— Да! — ответил он. — Пусть они умрут смертью, достойной лгунов и обманщиков.

Изангузи, как женщины, так и мужчины, стали громко кричать от страха, они молили о пощаде, царапали себя ногтями — никто из них не желал вкусить собственного смертельного лекарства. Царь же громко смеялся, слушая их крики.

— Слушайте, вы! — сказал он, обращаясь к толпе, где и я стоял среди осужденных. — Вас обрекли на смерть эти лживые пророки. Теперь настал ваш черед. Убейте их, дети мои! Убейте их всех. Сотрите их с лица земли! Всех! Всех! За исключением этого молодого человека!

Мы повскакивали с земли, исполненные ярости и злобы, со страшным желанием отомстить за пережитый нами ужас.

Осужденные карали своих судей.

Громкие крики и хохот раздались в кругу Ингомбоко — люди радовались своему избавлению от ига колдунов. Наконец все кончилось!

Мы отошли от груды мертвых тел — наступила тишина. Ни криков, ни мольбы, ни проклятий.

Лживые колдуны получили то, на что обрекали стольких невинных людей.

Царь подошел поближе посмотреть на их трупы. Те, кто исполнял его приказание, склонились перед ним и отползли в сторону, громко прославляя царя. Я один стоял перед ним, я не боялся стоять в присутствии царя Чаки, который подошел ближе и смотрел на груду мертвых тел и на облако пыли, еще не успевшее опуститься на землю.

— Вот они лежат здесь, Мопо! Лежат те, кто осмелился обманывать царя! Ты мудро посоветовал мне, Мопо, ты научил меня расставить им ловушку, однако мне показалось, что ты вздрогнул, когда Нобела, царица ведьм, указала на тебя. Ну, ладно! Они убиты — теперь страна вздохнет свободней, а зло, причиненное ими, рассеется, подобно этому облаку пыли.

И вдруг царь Чака замолк. Что это? Как будто что-то шевелится за этим облаком пыли? Чья-то фигура медленно прокладывает себе дорогу через груду мертвых тел.

Медленно поднималась она, с трудом отстраняя мертвые тела, пока не стала на ноги и, шатаясь, направилась к нам. Что за ужасное зрелище!

Перед нами стояла, вся в крови и грязи, Нобела, осудившая меня и восставшая из мертвых проклясть меня.

Вот она все ближе. Одежда висит на ней кровавыми лохмотьями, сотни ран покрывают ее тело и лицо. Я видел, что она умирает, но жизнь еще теплилась в ней, и огонь ярости и ненависти горел в ее змеиных глазах.

— Да здравствует царь! — воскликнула она.

— Молчи, лгунья! — ответил Чака. — Ты мертва!

— Нет… еще нет, царь! Я услыхала твой голос и голос этого пса, которого охотно отдала бы на съедение шакалам, и не хочу умереть, не сказав тебе нескольких слов на прощанье. Я выследила тебя сегодня утром, пока еще была жива, теперь, когда я почти мертвая, я снова выслеживаю тебя. О царь, он околдует тебя, верь мне, Чака. Он и Унанда, мать твоя, и Балека, жена твоя. Вспомни меня, царь, когда смертельное оружие в последний раз блеснет перед твоими глазами. Прощай!

Старуха с диким криком повалилась мертвая на землю.

— Колдуньи упорно лгут и нехотя умирают! — небрежным голосом произнес Чака, отвернувшись от трупа. Но слова умирающей старухи запали в его душу, особенно то, что было сказано про Унанду и Балеку. Подобно зернам, падающим в землю, они проросли и со временем дали плоды.