В конечном счете ему достаточно будет посмотреть в глаза Билла и увидеть, что он тоже загорелся мыслью докопаться до истины.

— Но п-при чем з-здесь ф-фотография?

— А ты сам как думаешь, Билл?

Приглушенным голосом, не глядя на Ричи, Билл заявил, что сомневается, будто фотография имеет какое-то отношение к убийствам.

— Мне к-кажется, это б-был п-призрак Джорджа.

— Призрак на фотографии?

Билл кивнул головой.

Ричи задумался над этим предположением. Мысль о призраках отнюдь не смущала его воображение. Ричи не сомневался, что призраки существуют. Родители его были методисты, и Ричи регулярно бывал в церкви по воскресеньям, в четверг вечером устраивались богослужения для юных методистов. Ричи уже кое-что смыслил в Библии; он знал, что Библия не отрицает сверхъестественного. По Библии, Бог, во всяком случае на одну треть, есть Дух, и это только начало. Можно с уверенностью сказать, что Библия признает и бесов, недаром Иисус изгнал их целое полчище из одного бесноватого. Да еще каких уматных бесов! Когда Иисус спросил у бесноватого, как его зовут, бесы ответили: иди, мол, и поступай в иностранный легион. Что-то вроде этого они Ему посоветовали. И ведьм Библия тоже признает, иначе к чему бы там сказано: «Да не оставляй жить на земле ведьму». Кое-что в Библии похлеще комиксов ужасов. Людей живьем варили в котлах в кипящем масле. Или взять, к примеру, смерть Иуды Искариота: пошел и удавился. Или рассказ про злого царя Ахаза: когда он упал с башни, сбежались собаки и стали лизать его кровь. Или заклание младенцев, уже после рождения Моисея и Христа. А встающие из гробов, взлетающие на небеса. А пророки, предсказывающие будущее и сражающиеся с чудовищами. Все это есть в Библии, и каждое слово в ней сущая правда, как говорит его преподобие Крейг, да и родители тоже так уверяют. Сам Ричи нисколько в этом не сомневался. Он охотно готов был поверить версии Билла. Его беспокоила только нелогичность его объяснения.

— Но ты же сказал, что ужасно перепугался, Билл. Тогда зачем призрак Джорджа хотел тебя испугать?

Билл поднес руку ко рту и вытер губы. Рука у него подрагивала.

— Он, н-наверное, об-обозлился на м-меня. За то, что я п-послал его на смерть. Это я в-виноват. Я послал его на… — Билл не в силах был выговорить слово.

Отчаявшись произнести его, он прибегнул к жесту — качнул рукой. Ричи кивком головы показал, что понял его, но не согласен с ним.

— Я так не думаю, — сказал он. — Я понимаю, если бы ты его зарезал или застрелил — тогда другое дело. Или даже дал бы ему поиграть заряженным ружьем, а он застрелился. Но ты ведь ему не ружье, а кораблик дал. Ты ведь не хотел его смерти. Ты хотел, чтобы он немного развлекся, чтобы ему было весело, интересно. Разве не так?

Билл углубился в воспоминания, отчаянно напрягая память. От слов Ричи впервые за долгие месяцы он уже не с таким тяжелым чувством, как обычно, думал о смерти брата, но что-то в его сознании с тихой настойчивостью и непреклонностью говорило, что он не должен успокаивать себя. «Конечно, это твоя вина, — утверждала эта половина его души. — Конечно, ты виноват, может быть, не полностью, но, во всяком случае, отчасти».

Если он не виноват, то почему тогда он чувствует такой холод, когда сидит между матерью и отцом на кушетке? Если не виноват, отчего за ужином стоит гробовое молчание? Лишь звякают ножи и вилки, и под конец тебе становится невмоготу, ты хочешь уйти, виновато отпрашиваешься.

Такое впечатление, что призрак — он сам. Привидение, которое говорит, ходит, но его не видят и не слышат, привидение, которое все смутно ощущают, но тем не менее не воспринимают как нечто реальное.

Биллу совсем не нравилась мысль, что он виноват в смерти Джорджа, но иначе как объяснить поведение родителей? Единственная альтернатива была намного хуже: получалось, что всю любовь и внимание, которыми когда-то одаривали его родители, он получал благодаря присутствию Джорджа, а после смерти брата для него, Билла, ничего не осталось. И все это случилось так, ни с того ни с сего, непонятно почему. И если приложить ухо к той двери, двери в комнату Джорджа, то можно услышать, как где-то снаружи завывает ветер безумия.

Итак, Билл перебрал в уме все, что он чувствовал, говорил, делал в день смерти Джорджа. Он отчасти надеялся, что слова Ричи верны, и точно так же надеялся, что тот не прав. Одно ясно: старшим братом он был далеко не идеальным, не то слово! Они частенько ссорились, даже дрались. Неужели и в тот день у них была драка?

Нет, никакой драки не было. В тот день Билл чувствовал себя до того кисло, скверно, что у него не хватило бы злости затеять драку с Джорджем. До прихода брата он спал, и ему снилось

(черепаха)

какое-то забавное существо — какое именно, он уже не помнил. Проснулся он под шелест стихающего дождя. В столовой что-то с досадой бормотал Джордж. Билл окликнул его и спросил, в чем дело. Джордж вошел в спальню и сказал, что пытается свернуть из газеты бумажный кораблик, следуя инструкциям в книге «Смастери сам», но у него ничего не выходит. Билл велел Джорджу принести книгу. Сидя рядом с Ричи на крыльце колледжа, он вспомнил, как зажглись глаза у Джорджа, когда бумажный кораблик был сделан, и сделан отлично, как тепло ему, Биллу, стало на сердце от этого взгляда. Наверно, Джордж подумал, какой чудесный у него старший брат, какой толковый, упрямый, мастер на все руки. Короче говоря, Билл почувствовал себя старшим братом.

Да, из-за этого кораблика Джордж погиб, но Ричи прав: кораблик не заряженное ружье. Билл не мог предполагать, что из этого выйдет. Никто не мог предположить, что случится.

Билл судорожно вздохнул: то, что прежде давило его, камнем спало с груди. И сразу стало легче, свободнее, светлее. Он раскрыл рот, чтобы сказать Ричи об этом, но вместо этого разрыдался. Ричи положил руку ему на плечо, но предварительно бросил беглый взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что никто с подозрительностью не наблюдает за ними, думая, что на крыльце колледжа присели два педераста.

— Все нормально, — сказал он. — С тобой все нормально, Билл. Да брось ты! Заткни фонтан.

— Я н-не хо-хотел, чтобы его убили! — прорыдал Билл. — Я это не м-мог и п-п-предположить.

— Старина, Билли, о чем речь! Конечно, не мог! — заверил друга Ричи. — Если бы ты хотел спровадить его на тот свет, ты бы столкнул его с лестницы, что-нибудь в этом роде. — Ричи неуклюже потрепал Билла по плечу, затем стиснул его в дружеском объятии. — Да брось реветь. Прямо как маленький.

Мало-помалу Билл успокоился. Боль не проходила, но стало легче, как будто внутри что-то очистилось. Как будто он вскрыл нарыв и из него вытек гной. Он почувствовал облегчение.

— Я не хо-хотел, чтобы его у-убили, — повторил Билл. — Если ты только за-заикнешься к-кому, что я п-плакал, я тебе нос расквашу.

— Не скажу, не беспокойся, — заверил Ричи. — Он же был твоим младшим братом, ясное дело. Если бы у меня убили брата, я бы, наверно, сошел с ума от горя.

— У т-тебя нет б-брата.

— Нет, но если бы был, я бы точно сошел с ума.

— Ты? С ума?

— Конечно. — Ричи замолчал и осторожно посмотрел на Билла, пытаясь определить, прошла ли у него истерика. Бил утирал красные заплаканные глаза мятым носовым платком, и Ричи решил, что истерика прошла. — Я почему тебя попросил? Я не понимаю, почему вдруг Джорджу вздумалось преследовать тебя. Может, фотография прольет свет на это дело. Может, она как-то связана с тем клоуном.

— М-может, Д-джордж не з-знает. Может, он д-думает…

Ричи понял, что пытается сказать Билл, и решительно отверг его предположение:

— Вот отдашь концы, тогда и узнаешь все, что думали о тебе люди, Большой Билл. — Он говорил снисходительным тоном учителя-мудреца, вправляющего мозги деревенскому простофиле. — Возьми Библию. Там говорится: «Пусть сейчас мы не можем рассмотреть хорошенько отражение в зеркале, после смерти зеркало отверзнется, как окно, и мы увидим все, что в нем есть». Это из Первого Послания Фессалоникийцам или из Второго Послания к Вавилонянам. Я уж не помню, из которого. Это означает…