Подобно многим городам, большим и малым, Дерри строился без всякого плана. Он просто разрастался вширь.

Достаточно сказать, что городские проектировщики никогда бы не отвели ему это место. Центр Дерри занимал долину ручья Кендускиг, который пересекал деловую часть города по диагонали с юго-запада на северо-восток. Остальные улицы лепились по склонам прилегающих холмов.

Долина, куда вышли переселенцы, основатели Дерри, была заболоченной и густо поросла деревьями и кустарником. Ручей Кендускиг и река Пенобскот были очень удобны для лесоторговцев, но для тех, кто пилил бревна и строил из них хижины, Кендускиг был точно кость в горле: ведь каждые три-четыре года здесь случались наводнения. До сих пор центр Дерри находился под угрозой затопления, несмотря на огромные деньги, затраченные за последние полвека, брошенные на борьбу с наводнениями. Если бы дело было только в ручье, система дамб могла бы решить эту проблему. Но были и другие факторы. Низкие берега Кендускига, во-первых. А во-вторых, вся идиотская система городской канализации. С начала века в Дерри случалось много больших наводнений, и самое страшное — в 1931 году. В довершение бед склоны, на которых раскинулась большая часть города, были испещрены множеством мелких ручьев. Среди них был и ручей Торо, где нашли труп Черил Ламоники. После продолжительных ливней все эти ручьи выходили из берегов.

— Если на две недели зарядят дожди, — сказал как-то отец Билла Заики, — в этом паршивом городишке распространится инфекция. Начнутся насморк, головные боли.

В центре города Кендускиг был заключен в бетонный канал длиной в две мили. Этот канал проходил под Мейн-стрит на пересечении ее с Кэнел-стрит — своего рода подземная река в полмили длиной, а выходил на поверхность в Бэсси-парке. Кэнел-стрит, где, как преступники на перекличке в тюрьме, выстроилась большая часть городских баров, шла параллельно Каналу на окраине Дерри.

Не проходило и двух недель, чтобы полиция не вытаскивала из воды автомашину, угодившую туда по прихоти пьяного водителя. Воды Канала были загажены до безобразия канализационными стоками и отходами ткацко-прядильной фабрики. Время от времени на Канале ловили рыбу, но попадались одни несъедобные мутанты.

В северо-восточной части города со стороны Канала Кендускиг более или менее удалось укротить. На берегу, невзирая на нередкие случаи затопления, весь день напролет кипела торговля. По набережной разгуливал народ, иногда парочками, взявшись за руки (хорошо, если ветер дул куда надо, а если с Канала, то зловоние отравляло всю романтику променада). В Бэсси-парке, расположенном напротив средних школ, что стояли на другом берегу Канала, иногда устраивали свои сходки с кострами бойскауты. В 1969 году горожане были возмущены и шокированы, когда хиппи (один из них вышил у себя на штанах на заднице американский флаг), а также всякая педерастня, трахающаяся на глазах прохожих, повадились курить в парке марихуану и торговать «колесами». В 1969 году Бэсси-парк превратился в настоящую «аптеку» под открытым небом.

— Вот увидите, — говорили люди. — Не успеют прикрыть эту лавочку, кого-нибудь там укокошат.

Так и случилось. В водах Канала был обнаружен труп семнадцатилетнего юнца, вены которого были в буквальном смысле накачаны чистым героином. После этого наркота старалась держаться подальше от Бэсси-парка, ходили даже слухи, что там появился призрак утопленника. История, конечно, глупая, чепуха, но как бы то ни было, она отвадила наркоманов и прочих, а потому ее можно назвать полезною чепухой.

В юго-западной части города река доставляла жителям Дерри гораздо больше хлопот. Здешние холмы были глубоко изрезаны, здесь когда-то прошел ледник, а из-за бесконечной эрозии почвы и разрушительной работы многочисленных ручьев и ручейков склоны были весьма ненадежны. Во многих местах наружу выступала коренная порода, подобно открытым костям динозавра. Ветераны городского департамента коммунального хозяйства и дорожных работ знали, что после первого же осеннего заморозка тротуары в юго-западной части города придут в полную негодность, и можно рассчитывать на солидный куш. Бетон давал усадку, ломался, в проломы выходила коренная порода, как будто земля собиралась снести чудовищной величины яйцо.

На тонком слое почвы лучше всего чувствовали себя неприхотливые растения с неглубокой корневой системой — разные сорняки, низкорослые деревья, мелкий кустарник, ядовитый сумах нескольких видов. В юго-западной части склон круто обрывался к песчаной равнине, поросшей кустарником. Ее местные жители называли Пустырями, хотя в действительности здесь был только один пустырь, представлявший собой грязную полосу земли, длиной в три мили и шириной в полторы. Пустыри примыкали с одной стороны к верхней части Канзас-стрит, а с другой — к Оулд-Кейпу. В Оулд-Кейпе, жилищном массиве для бедняков, канализационная система была до того скверной, что то и дело лопались сточные трубы, и все нечистоты вытекали наружу.

Кендускиг проходил прямо по центру Пустырей. Городские застройки протянулись и на северо-востоке, по обе стороны Кендускига, однако здесь, у Пустырей, единственными городскими приметами были насосная станция и городская свалка. Если смотреть с воздуха, Пустыри походили на большой зеленый кинжал, острием обращенный к центру города.

Для Бена вся эта география, перемешанная с геологией, означала только одно: справа по ходу — обрыв, и ряд домов кончается. Вдоль тротуара тянутся шаткие побеленные перила высотой по пояс Бену — символическая ограда. Снизу доносилось приглушенное журчание воды — звуковая дорожка фантазий Бена.

Отсюда сквозь густую листву кустов и деревьев мелькал Кендускиг. Одни ребята рассказывали, что в эту пору у ручья летают комары величиной с воробьев, другие уверяли, что на спуске с обрыва есть зыбучий песок. Бен не верил байкам про комаров, но уже одна мысль о зыбучем песке пугала его. Там слева парила огромная, точно облако, стая чаек. Городская свалка. Слышались птичьи крики. За свалкой виднелись городские небоскребы и низкие крыши домов Оулд-Кейпа, примыкавшего к Пустырям. Справа от Оулд-Кейпа на горизонте маячила водонапорная башня, похожая на оттопыренный палец. Внизу, прямо под Беном, торчала водопропускная труба, ржавый кульверт, из которого, сверкая на солнце, низвергалась по склону и исчезала в зарослях вода.

Приятные фантазии Бена, рисовавшего в воображении Беверли, внезапно сменились довольно мрачными: а вдруг из этой трубы, пока он на нее смотрит, вывалится рука мертвеца? А вдруг, если он побежит звонить в полицию, в будке его встретит клоун? Смешной клоун в мешковатом костюме с оранжевыми пуговицами-помпонами. А что если…

На плечо Бену опустилась чья-то рука — он завизжал не своим голосом.

Сзади загоготали. Он рывком обернулся, задев спиной белые перила, ограждавшие тротуар от обрыва и буйных зарослей. Перед ним стояли Генри Бауэрс, Белч Хаггинс и Виктор Крис.

— Здорово, сисястый, — сказал Генри.

— Что тебе надо? — спросил Бен, стараясь придать своему голосу храбрость.

— Хочу тебя вздрючить, — произнес Генри. Казалось, он очень трезво, с серьезным и даже важным видом обдумывал, как осуществить свою угрозу. Но Боже, как же сверкнули при этом его глаза! — Я должен тебя проучить, сисястый. Не возражаешь? Ты ведь любишь учиться, любишь все новое.

Генри потянулся к Бену. Тот увернулся.

— Держите его, ребята!

Белч и Виктор схватили Бена за руки. Бен завизжал. Это был трусливый крик малодушия и беспомощности, но Бен не мог ничего с собою поделать. «Боже, только бы мне не заплакать, только бы они не разбили мои часы», — в ужасе и смятении подумал он. Он не знал, кончится ли эта разборка битьем часов, но отлично знал, что будет кричать и плакать, много плакать, прежде чем они его отметелят.

— Ни фига себе, поросенок резаный, — произнес Виктор и заломил Бену руку. — Верно, как поросенок?

— Это точно, — прохихикал Белч.