Пальцы Ричи листали альбом все быстрее и быстрее и неожиданно открыли пустые страницы. Ричи пролистал альбом назад: альбом раскрылся на фотографии старого Дерри приблизительно 1930 года, где были изображены Мейн-стрит и Канал-стрит. Это была последняя фотография.
— Здесь нет школьной фотографии Джорджа, — обратился он к Биллу и посмотрел на него с облегчением и вместе с тем с раздражением. — Ты что мне болтал? Ее здесь нет!
— Ч-что?
— Последняя здесь фотография старого Дерри. — Ричи смотрел на Дерри тридцатилетней давности: старомодные автомобили и грузовики, старомодные светофоры с большими стеклянными шарами, как крупные виноградины, пешеходы на набережной Канала, заснятые в движении. Билл перевернул страницу — больше фотографий не было, дальше шли пустые страницы. Ричи был прав.
«Нет, подожди, не совсем пустые», — отметил он про себя. В одном углу виднелся кармашек, куда вставляют фотографии.
— Она б-была здесь, — сказал Билл и постучал пальцем по кармашку. — В-вот в-видишь.
— Ни фига себе! Куда же она делась!
— Н-не з-знаю.
Билл уже взял у Ричи альбом, сейчас он лежал у него на коленях. Он принялся пролистывать его назад, ища фотографию Джорджа. Через минуту он бросил эту затею, однако ж страницы продолжали переворачиваться. Они открывались и закрывались сами по себе, медленно, но неуклонно; слышался отчетливый шорох, точно тасовали колоду. Билл и Ричи выпучили глаза и снова уставились в альбом.
Альбом опять раскрылся на последней фотографии, больше страницы не переворачивались. Это была фотография в коричневом тоне. На ней был изображен центр Дерри, запечатленный задолго до того, как Ричи и Билл появились на свет.
— Вот тебе на! — внезапно воскликнул Ричи и взял у Билла альбом. В голосе его уже не звучал страх, а лицо выражало крайнее изумление. — Ни фига себе!
— Что? Что т-такое?
— Да это ж мы! Ни фига себе! Е-мое! Смотри!
Билл взял альбом с другого края. Они склонились над ним, как мальчики-хористы над нотами. Билл сделал резкий вдох, дыхание его замерло, и Ричи понял, что Билл тоже заметил.
По Мейн-стрит к переулку шагали два мальчика. В том месте, куда они направлялись, Мейн-стрит пересекала Сентер-стрит, а Канал уходил в трубу, она тянулась под землей на полмили. Два мальчика отчетливо были видны на фоне бетонного парапета у края Канала. Один был в бриджах, другой, похоже, в матросском костюме. На голове у него была твидовая кепка. Они повернулись в три четверти к камере, как будто глядели на что-то в дальнем конце улицы. Мальчик в бриджах, вне всякого сомнения, был Ричи Тоузнер, а мальчик в матросском костюме был Билл Заика.
Ребята, точно загипнотизированные, уставились на свое изображение. Эта фотография была почти в три раза их старше. Ричи почувствовал, что у него пересох рот, будто его забили пылью. В нескольких шагах впереди мальчиков шагал какой-то мужчина, придерживая поля своей мягкой шляпы. Полы его пальто, раздувшиеся от порыва ветра, казалось, застыли. На улице виднелись машины с открытым верхом, «шевроле» с подножками.
— Я не в-верю… — заговорил было Билл, и в тот же момент изображение на фотографии пришло в движение.
Автомобилю с открытым верхом полагалось бы навечно застыть посреди перекрестка (во всяком случае, пока старая фотография не обесцветится), однако он вдруг взял с места и пересек перекресток, выпустив из выхлопной трубы облако дыма. Миновав перекресток, он поехал в гору. Из бокового окна высунулась белая рука водителя и подала сигнал: левый поворот. Машина свернула на Корт-стрит, зашла за белый край фотографии и скрылась из виду.
«Шевроле» и «паккарды» сразу пришли в движение и принялись лавировать на перекрестке. Спустя двадцать восемь лет отогнутый ветром край пальто у мужчины выпрямился. Мужчина поправил на голове шляпу и зашагал на глазах у изумленных Билла и Ричи.
Мальчики на фотографии повернулись анфас, и через секунду Ричи догадался, что они смотрят на грязную шелудивую дворнягу, пересекающую Сентер-стрит. Мальчик в матросском костюме — Билл — засунул два пальца в рот и свистнул. Не в силах пошевельнуться или даже подумать о чем-то, оторопев от изумления и страха, Ричи вдруг осознал, что слышит этот свист, слышит, как урчат двигатели машин. Звуки эти были едва уловимые, как будто они донеслись сквозь толстое стекло, но их было слышно — явственно слышно.
Собака посмотрела в сторону мальчиков и заспешила по своим делам. Мальчики переглянулись и расхохотались, как в мультфильме какие-нибудь бурундуки. Затем они двинулись дальше; вдруг Ричи, одетый в бриджи, схватил Билла за руку и показал на Канал. Они повернулись в ту сторону.
«Нет-нет, — промелькнуло в голове у Ричи. — Не надо, не надо».
Они подошли к низкому бетонному парапету, и вдруг через него перемахнул клоун, точно игрушка, выскакивающая из ящика. Лицо его было точь-в-точь как у Джорджа Денбро, смоченные водой волосы зачесаны назад, только рот, перепачканный гримом, кривился в зловещей ухмылке, а вместо глаз были черные дыры. В одной руке клоун сжимал связку из трех воздушных шаров. Другой рукой потянулся к мальчику в матросском костюме и схватил его за шею.
— Нет! Нет! — вскричал Билл и протянул руку к фотографии.
Рука погрузилась в фото!
— Перестань, Билл! — крикнул Ричи и схватил Билла.
Но было уже поздно. Ричи заметил, как кончики пальцев прошли сквозь матовую поверхность фотографии и погрузились в какой-то другой, потусторонний мир. Он увидел, как они изменили цвет: из полнокровных, розовых они превратились в какие-то кремовые, как у мумии; такой цвет иногда называют белым, хотя на старых фотографиях он вовсе не белый. В то же время они уменьшились, истончились и словно отсоединились от руки. Это было похоже на странный оптический обман, когда опускаешь руку в стеклянный сосуд — и часть руки под водой, кажется, плавает отсеченная, а другая часть находится от нее в нескольких дюймах.
В том же месте, где пальцы Билла перестали быть пальцами и стали фотографическим изображением, на них появились диагональные порезы. Казалось, он засунул руку не в фотографию, а между лопастями включенного вентилятора.
Ричи схватил его за локоть и дернул руку изо всех сил. Мальчики упали на бок. Альбом Джорджа свалился на пол, раздался сухой хлопок — и он сам собою закрылся. Билл сунул пальцы в рот. На глазах у него выступили от боли слезы. Ричи заметил, что у Билла тонкими струйками по ладони к запястью течет кровь.
— Дай посмотреть, — попросил он.
— Б-б-больно, — еле выговорил Билл и протянул руку ладонью вниз.
На указательном, среднем и безымянном пальцах виднелись лесенки поперечных порезов. Мизинец едва коснулся поверхности фотографии (если у нее была поверхность) и, хотя порезов на нем не было, как впоследствии рассказал Билл Ричи, ноготь оказался обрезанным, причем до того аккуратно, как будто работали маникюрными ножницами.
— Ух ты, Билл! — вырвалось у Ричи. «Срочно забинтовать — единственное, о чем он мог подумать в эту секунду. — Слава Богу, хорошо отделались. Если бы он не отдернул Билла, пальцы, возможно, пришлось бы ампутировать». — Надо бы йодом и забинтовать. Твоя мама может…
— Не надо м-м-маму, — ответил Билл. Он снова схватил альбом. С руки на пол закапала кровь.
— Не открывай его больше! — вскричал Ричи и бешено схватил Билла за плечо. — Боже мой, Билли, ты едва не лишился пальцев!
Билл дернулся и стряхнул его руку. Он принялся листать страницы, лицо его горело зловещей решимостью, которая больше всего испугала Ричи. Взгляд у Билла был безумный, почти как у сумасшедшего. Порезанные пальцы оставляли на альбоме свежие следы крови. Кровавые пятна еще не походили на кетчуп. Но скоро они высохнут и будут похожи на пятна соуса. Ричи не сомневался в этом.
И снова открылась фотография. Центр Дерри.
Посреди перекрестка — машина с открытым верхом. Другие застыли на прежних местах. Мужчина, направлявшийся к перекрестку, придерживал края своей мягкой шляпы, пока его пальто отдувалось ветром.
