— Я хочу, чтобы ты знала: твой отец выживет, и, если ты его бросишь, это не будет концом света. Хочу, чтобы ты знала, что твой отец склонен забывать, что иногда и у других людей тоже есть потребности. Он позволит тебе остаться там, потому что не заметит, что ты хочешь быть где-то еще, пока ты не скажешь ему. Он действительно ничего не замечает, Каша.

Закатив глаза, я выхватываю бутылку шампанского и делаю большой глоток.

— Не могу поверить, что ты рассказала мне все это, чтобы убедить меня уехать за сотни миль, чтобы быть с парнем, которого я только что встретила.

— Он заставляет тебя улыбаться, и он уже влюбился, — тихо говорит она. — Он видит тебя. Большинство людей не видят, какой ты удивительный человек. Но не Роман. Он действительно видит тебя, и я не хочу, чтобы ты что-то упустила, потому что беспокоишься о взрослом мужике, который, кстати, вполне способен позаботиться о себе сам.

Он даже не помнит, что нужно поесть. Неужели она действительно забыла?

Я не указываю на это. Вместо этого пью шампанское, делая вид, что ничего не изменилось. Даже говорить о переезде смешно. Я едва знаю Романа. Конечно, это была потрясающая неделя, но… да. Сумасшедшая.

— Когда ты начала носить шестой размер? — интересуется она как-то не в тему.

— Несколько лет назад, — отвечаю я, стараясь не рассмеяться нелепой перемене в разговоре.

— Я могла бы поклясться, что ты все еще носишь четверку.

Я даже не знаю, что делать с такими странностями, но теперь я начинаю задаваться вопросом, является ли случайность наследственной чертой.

— Мне будет интересно знать, почему ты носишь футболку с ламой? — спрашивает она, на что я фыркаю.

Думаю, Андерсон не говорил ей. Опять же, рассказывать своей мачехе, что вас отшлепала госпожа и почти трахнула фаллоимитатором, скорее всего, малоприятная тема для совместного времяпровождения.

— Скорее всего, нет.

Мы сидим в тишине еще несколько минут, когда вдруг кто-то проходит мимо нас, как будто он торопится или что-то потерял.

— Роман! — зовет Моника, и он останавливается, поворачивается и смотрит на нас, насмешливо выгибая бровь, пока не замечает меня, и его взгляд смягчается.

— Извини, — говорит он, прочищая горло и проводя рукой по волосам. — Лидия сказала, что вы ушли этим путем, и я… забеспокоился, что что-то не так. Не хотел вам мешать.

— Хороший парень, — говорит мама, ухмыляясь мне. — Действительно хороший молодой человек.

— Ты заказал пиццу? — спрашиваю я, не обращая внимания на свою назойливую мать, которая на самом деле чувствует себя сейчас матерью больше, чем когда-либо прежде.

— Ага. Она будет здесь через несколько минут, но тебе не нужно спешить. Как я уже сказал, просто волновался. Я действительно не хотел…

— Все в порядке, — перебивает мама. — Мы просто болтали о жизни и любви. Мы закончили.

Я искоса взглянула на нее и увидела, что она счастливо улыбается. Самая странная ночь в моей жизни — и это говорит о многом.

Роман берет меня за руку, когда я спускаюсь, и смотрит на мою футболку перед тем, как рассмеяться, качая головой.

— Андерсон убьет тебя.

— Значит, я не хочу знать? — задумчиво произносит мама у меня за спиной.

— Определенно нет, — говорит Роман, все еще посмеиваясь, когда я улыбаюсь.

— По-моему, это эпично. Яма!

Он сгибается пополам, и я слышу, как мама тоскливо вздыхает. Я поднимаю глаза, когда Хит подходит к нам и смотрит на нас с любопытством. Я не дала ему шанса. Никогда не была груба с ним, просто безразлична. Когда он по-настоящему любил мою мать, а она любила его.

Жаль только, что она не удосужилась сказать мне об этом раньше. Может быть… я не знаю. Я чувствую, что жизнь как-то обманула всех нас прямо сейчас.

Пальцы Романа переплетаются с моими — нет, не с пальцами Джилл. Он избегает Джилл. Я не знаю, почему он так недоверчив, когда дело касается ее. В конце концов, она спасла мой рот от незаслуженной травмы.

Он оттаскивает меня, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как Хит наклоняется и целует мою маму, как будто его не было слишком долго и ничего не может с собой поделать. Мое сердце немного оттаивает, и я задаюсь вопросом, в чем еще я была слепа, чтобы разглядеть это раньше.

— Ты в порядке? — спрашивает Роман, когда я оборачиваюсь.

Наклоняюсь к нему, и он целует меня в макушку. Я определенно не хочу его бросать, но у отношений на расстоянии есть срок годности. Независимо от того, чему научилась, мне придется быть королевой свалки, пока у папы не будет кого-то, на кого он сможет положиться. Он… Я люблю его. Он любит меня. Ему нужно, чтобы я была рядом.

— Тебе когда-нибудь выносили мозг?

— Да, — говорит он, ухмыляясь. — Тот день, когда ты ввалилась ко мне в комнату в одном полотенце и заговорила о вихрях, был просто умопомрачительным.

— Я имею в виду, тебе когда-нибудь выдергивали ковер из-под ног, потому что все, что ты знал до этого, было полным дерьмом и только половиной истории?

Он медленно кивает.

— Ага.

— Хочешь узнать еще что-то сногсшибательное? — спрашиваю я, решив перевести разговор на более легкую тему.

Я ни за что не расскажу ему все это дерьмо, которое только что на меня свалилось. И я не говорю ему, что моя мать в значительной степени предложила мне оставить все, что я знала до этого, чтобы дать нашим отношениям шанс на продолжение.

— Конечно. Что?

— Мое имя в словаре городского сленга определяется как «минет».

Он спотыкается, ругается и чуть не падает, когда отпускает мою руку, а я радостно подпрыгиваю, хихикая, когда он догоняет меня.

— Ты все выдумываешь.

— Проверь. Я покажу тебе почему, позже, если тебе интересно.

На этот раз он падает.

***

— Я нахожу удивительным, что в твоей жизни не было ни одного неловкого момента. И нахожу это совершенно невозможным, — говорю я Роману с набитым пиццей ртом. Да, я сейчас просто красавица в своей футболке с ламой, уплетающая пиццу.

— А я нахожу удивительным, что ты выпила так много, — говорит он мне, ухмыляясь, когда берет еще один кусок.

Прочистив горло, я решаю задать трудный вопрос.

— Как у тебя обстоят дела с рабочим расписанием?

Я стараюсь говорить небрежно, но мы оба знаем, почему я спрашиваю.

— Лихорадочно. Забитое. С высокими требованиями. Очень…

— Ты занятой парень. Поняла.

Он опускает глаза, а я решаю пойти другим путем.

— Ты любишь свою работу, не так ли?

Улыбка появляется на его губах, когда он снова поднимает взгляд.

— Большую часть времени. Мне нравится, когда мне бросают вызов, а в маркетинге ты всегда должен быть начеку.

Он любит свою работу и постоянно занят. Слишком занят, чтобы проехать сотни миль, чтобы увидеть девушку, с которой он дурачился на свадьбе. Слишком занят, чтобы увидеть девушку, если она проехала сотни миль, чтобы увидеть его.

Я вдруг чувствую себя глупо, пытаясь притвориться, что есть что-то. Он ни разу не упомянул о том, что будет завтра. Правда? Нет. Ни малейшего намека на желание увидеть меня снова.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он, убирая мои волосы за ухо и изучая мои глаза.

— Думаю, нам надо было взять побольше пепперони, — говорю я, заставляя себя улыбнуться.

— Врушка.

— Я думаю, что верблюжья лапка возвращается в моду, и не уверена, что чувствую насчет этого, — говорю я с серьезным лицом.

Он выглядит таким растерянным. Я хорошо умею менять тему разговора.

— На что похож твой дом? — спрашиваю я, пробуя воду.

Он всегда мог бы сказать, что я увижу это своими глазами, если он захочет увидеть меня снова.

— Ничего особенного, правда. И это квартира, а не дом. Я живу в городе, чтобы быть ближе к работе. Моя сестра обставила ее для меня.

Он пожимает плечами, как будто это ничего не значит, а я улыбаюсь, как будто я не опустошена. Никакого приглашения. Никаких упоминаний о будущем.