Снова раздается звонок в дверь, и Эмитт снова принимается за дело. Папин телефон разрывается новым хитом из его профиля, и я отвечаю женщине.

— У тебя свидание с тренером по тантрическому сексу, — говорю я отцу, затем делаю мысленную пометку отмыть свой мозг от последствий этих слов позже.

— Я ни с кем не встречаюсь.

Мой телефон издает сигнал оповещения, и я проверяю его, пока отвечаю на звонок, открывая новую фотографию от Романа.

— Ты встречаешься с ней. Она не в твоем вкусе, потому что ее губы настоящие, а не нарисованные, но она подойдет.

Он что-то бормочет, а я поднимаю голову, пытаясь понять, зачем Роман прислал мне фотографию моей руки, засунутой в апельсиновую кожуру.

Я: Ты когда-нибудь объяснишь это? Я пыталась дозвониться до тебя. Почему у тебя моя рука?

Неудивительно, что он игнорирует мое сообщение, как и всю неделю.

— Все наверх? — зовет Эмитт откуда-то из дверного проема.

— Да, пожалуйста, — отвечаю я, а затем снова возвращаю все внимание к своему упрямому отцу. — Ты встречаешься с ней в эти выходные. В общественном месте. Не пей ничего, не зная, откуда это наливают. И сообщи мне точное время, когда ты вернешься.

Он берет отвертку и направляет ее на меня, как оружие.

— Я твой отец, — говорит он, выглядя совершенно нелепо, так как все, что я могу видеть, это увеличенные зрачки, когда он пытается делать страшные глаза.

— Отца застукали за растлением надувной куклы. Я устала искать причудливые способы выразить это словестно.

Он тяжело вздыхает, а Эмитт возвращается, качая головой.

— Я оставил дверь открытой, — говорит он, возвращаясь.

— Почему? — спрашиваю я, когда он проходит мимо.

— Это займет некоторое время.

Я хотела спросить об этом, но отвлеклась. Дженни роняет карандаш, Эмитт наклоняется, чтобы поднять его, и Дженни откидывается назад, чтобы снова поглазеть на его задницу. Мой телефон звонит во время самого интересного момента шоу, я смотрю на него, хмурясь. На этот раз моя рука лежит на коробке. Это все, что я вижу.

Я: Почему ты не отвечаешь????? В чем твоя грёбаная проблема?????

Этот придурок до сих пор отказывается отвечать на мои вопросы.

Убирая телефон, я свирепо смотрю на отца, который продолжает делать все, что ему нравится.

— Ты идешь на свидание. По-моему, давно пора. Ты познакомишься с ней, и если тебе действительно повезет, она будет стоить второго свидания.

Я похлопываю его по плечу и ругаюсь, когда на мой телефон приходит очередное сообщение. Что у него сегодня за дела? Почему так много фотографий?

На этот раз моя рука застряла между полотенцами… почему это выглядит так знакомо?

— Если я пойду на это свидание, — говорит папа, выводя меня из замешательства, когда я убираю телефон, — ты уберешь меня с этого сайта?

Он не смотрит на меня.

— Я уберу тебя оттуда, когда ты наденешь кольцо кому-нибудь на палец. — Он открывает рот, и я добавляю: — Кому-то, у кого по венам течет красная, теплая кровь. Я имею в виду, ты можешь получить какую-нибудь вагину, если захочешь, не буквально, конечно.

Он бормочет проклятия, а я улыбаюсь. Это становится скучным, и очевидно, что он погряз в работе. Решив вернуться попозже, чтобы он сделал все необходимое с Джилл, я поднимаюсь к себе в квартиру.

Как только вхожу внутрь, то начинаю визжать, падать и визжать еще больше. Какого черта?

Стон срывается с моих губ, когда я стучу рукой по полу. Чертыхаясь, оглядываюсь на безумие в своей комнате.

— Какого собственно черта? — стону, потрясенная, оглядывая все коробки в моей комнате. От моей спальни до ванной едва проложена тропинка, а гостиная, по сути, забита до отказа. Моя кровать — единственная вещь без цветов и коробок.

Я уже собиралась позвонить матери, когда заметила записку на кровати. Она напечатана, и на ней написано только одно предложение: «Все эти гребаные ухаживания».

Что, черт возьми, это значит?

Я начинаю открывать коробку, о которую споткнулась, когда слышу отчетливый звук льющейся воды в душе, кровь в жилах стынет, как лед. Спотыкаясь и ударяясь о коробки, я хватаю метлу из угла и начинаю пробираться в ванную.

Один из этих доставщиков решил принять душ в моей долбаной ванной?

Я сломаю метлу о его задницу, если ему так нравится нарушать чужие границы.

Тихо пробираюсь в ванную, затем бросаю взгляд на Джилл, когда она раздавливает тонкую ручку метлы. Делая глубокий вдох и выдох, врываюсь в ванную, а мой боевой клич Банши эхом отражается от стен, когда я размахиваю метлой в сторону душевой занавески.

Занавеска распахивается, и с моих губ срывается вздох, когда рука выхватывает метлу прежде, чем она успевает коснуться очень мокрого, скользкого, невероятно сексуального, обнаженного мужчины.

— Ты всегда такая жестокая? — растягивает он слова.

— Роман, — шиплю я, почему-то дрожа.

Одной рукой он убирает с глаз мокрые чернильно-черные волосы, а другой выдергивает метлу из моей руки и отбрасывает в сторону. Он выгибает бровь, его лицо при этом ничего не выражает.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спрашиваю я, обнаружив, что моя маленькая ванная стала намного меньше, чем была несколько секунд назад.

— Я зашел в ванную и неожиданно оказался здесь. Очевидно, это был водоворот или что-то в этом роде, — говорит он сухо, и в его глазах промелькивает намек на юмор, как будто он продолжает насмехаться над моими словами с того дня, как я ввалилась в его комнату.

Кажется, это было так давно.

— Очевидно, — тихо говорю я, склонив голову набок. — Или, ты проехал пять с половиной часов, чтобы принять душ в моей ванной. Это объяснение, конечно, не так вероятно, как твоя теория вихрей, но всегда лучше изучить все возможности.

Говорю в основном на автопилоте. Мой мозг все еще пытается понять, проснулась я или нет, или мне просто приснился хороший сон, в котором Роман оказался голым в моем душе. Он выглядит точно так же, как в тот первый день — задумчивый, самоуверенный и высокомерный.

И сексуальный. Конечно, сексуальный.

И мокрый.

И мускулистый.

И мокрый.

И горячий.

И мокрый…

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я его, пока он продолжает изучать меня с ухмылкой на губах.

Он поворачивается, а я вижу его задницу. Теперь я знаю, почему задница Эмитта больше меня не впечатляет. Это не задница Романа. Черт, классная задница.

— Дорога была долгой, а мой кондиционер перестал работать где-то около часа назад.

Я вскидываю глаза, пытаясь уловить смысл в его ответе. Он ведет себя так, будто мы это планировали, и его тон подразумевает, что для него совершенно естественно быть голым и намыленным в моем доме. Не то чтобы я жалуюсь, но…

— Почему ты?.. — спрашиваю я, все еще пошатываюсь.

— Наверное, фреон кончился, — говорит он.

Я так запуталась… неважно. Как заезженная пластинка.

— В смысле, почему ты здесь?

Он выключает воду, и у меня пересыхает во рту, когда он оборачивается. Я думаю, он всегда твердый. Шок от того, что я действительно увидела его в своем доме, отвлек меня от этой части его тела. Но теперь мой глаз отточен.

Чертовски большой, голый, эрегированный член.

Он выходит из душа, его большие ноги выглядят так неуместно на моем розовом коврике для ванны с надписью «Rocker Chicks Do It Better». Мои глаза скользят вверх, но не выше его талии. В конце концов, я всего лишь человек.

— Ты будешь пялиться или подашь мне полотенце?

Я рассеянно протягиваю руку к полке, нащупываю полотенце кончиками пальцев, затем беру полотенце и протягиваю ему.

Он кривит губы.

Хотела бы я посмотреть, как он попытается использовать эту крошечную штуку, чтобы прикрыть молот Тора.

Он медленно идет ко мне, и мои глаза останавливаются на нем, наблюдая за зарождающимся хищным блеском его глаз. Пожалуйста, ради всего святого, позволь мне быть добычей.

Роман подходит ко мне, и мое дыхание становится прерывистым, когда я вытягиваю шею, откидывая назад, чтобы заглянуть ему в глаза. Его ухмылка на месте, но при этом его глаза при этом невероятно серьезны. Я привыкла к тому, что он более беззаботен и полон смеха, как и подобает закрытому парню. А сейчас он вернулся к настоящему Роману.