Говорили, что Франц-Иосиф – и его братья вслед за ним – появился на свет благодаря соляным ваннам, прописанным их матери, эрцгерцогине Софии, доктором Вирером-Реттенбахом. А потом здесь же случился императорский роман: помолвка между молодым императором и его прелестной кузиной Елизаветой, решившаяся в считаные минуты, несмотря на то что был уже назначен день его свадьбы со старшей сестрой девушки Еленой.

И теперь, хотя монархия осталась лишь в воспоминаниях, ностальгия по ней была сильна. В сезон водолечения сюда съезжалось множество мужчин, а еще больше – женщин, побродить по парку, помечтать перед колоннадой Кайзер-виллы. Впрочем, немалое общество собиралось и осенью – самые рьяные осколки старого двора, они слетались в Ишль в поисках ушедших времен, где каждому была отведена собственная роль в императорском спектакле.

В Бад-Ишле время, казалось, остановилось. Особенно видно это было на женщинах. Совсем мало или полное отсутствие косметики, никаких коротких стрижек и длинные платья старинного фасона вперемешку с национальными костюмами.

– Невероятно! – прошептал Морозини, когда «Амилькар» остановился у гостиницы, заняв место только что отъехавшего экипажа. – Если бы не машина, мне бы показалось, что я – мой собственный отец! Помнится, он бывал в Ишле два или три раза.

– Здешние хозяева отнюдь не дураки. Они отлично понимают: напоминание об империи – для них лучшая реклама. Сам отель носит имя Елизаветы, ванные заведения – Рудольфа и Гизелы, а самая красивая панорама – Софии. Не считая площадей Франца-Иосифа, Франца-Карла и так далее. Что до нас, мы сейчас устроимся, пообедаем и дождемся часа, когда будет прилично явиться на виллу... Адлерштейны построили замок Рудольфскроне, когда их старый, стоявший в горах, после оползня стал непригодным для жилья...

– Однако ты знаток! – восхищенно сказал Морозини. – А ведь мы не в Египте, а?

– Нет, но, когда долго путешествуешь с кем-нибудь, надо ведь поддерживать разговор. Ну, и мы с Лизой болтали...

– Ах да, я и забыл... А ты не знаешь случайно, где она находится, эта вилла?

– На левом берегу Трауна, на склоке Янценберга, – невозмутимо ответил Видаль-Пеликорн.

Слишком большое для охотничьего домика строение своими лоджиями, фронтоном и многочисленными окнами напоминало жилье какого-нибудь из иерусалимских паладинов. Рудольфскроне утопал в зелени и выглядел так чудесно, что становилось очевидным, почему госпожа фон Адлерштейн так часто сюда приезжает и подолгу задерживается: в этом доме куда приятнее жить, чем во дворце на Гиммельфорт-гассе.

Дворецкий, с огромным достоинством носивший кожаные штаны со шнуровкой и ярко-зеленую ратиновую куртку, один вид которой, несомненно, вызвал бы нервный припадок у его британских собратьев, встретил гостей перед высоким порталом, между статуями, поддерживавшими балкон.

Несмотря на громкие имена на визитных карточках, дворецкий выразил сомнение в том, что графиня сможет принять гостей, о приходе которых не было условлено заранее. Графиня неважно себя чувствует. Тогда Альдо, вовсе не желавший зря тратить время, спросил:

– А мадемуазель Лиза здесь?

Слова оказались магическими: суровое, похожее на маску лицо дворецкого осветила улыбка:

– О, если господа – друзья барышни, это совсем другое дело! Мне кажется, я узнал маленькую красную машину, она недавно побывала здесь...

– Да, я ее одалживал мадемуазель Лизе, – пояснил Адальбер, – но, если госпожа фон Адлерштейн неважно себя чувствует, не беспокойте ее. Мы зайдем позже.

– Сейчас узнаю, господа, сейчас узнаю... Спустя несколько минут он уже открывал перед гостями двери маленькой гостиной, обитой узорчатой атласной материей. Занавеси на окнах, выходивших в парк, были раздвинуты. Стены украшали многочисленные фотографии в серебряных рамках.

Совершенно седая, несмотря на отсутствие морщин, дама ждала их в шезлонге с письменным прибором на коленях. Впрочем, завидев гостей, она проворно убрала чернильницу и бумагу. Судя по длинному черному платью с кружевной шемизеткой, она была довольно высокой. Весь облик графини наводил на мысль о другом времени – том, что запечатлели фотографии на стенах, – но темные глаза были удивительно живыми и выразительными. А улыбка, внезапно озарившая ее лицо, была точь-в-точь как у Лизы.

Госпожа фон Адлерштейн, не колеблясь, выбрала из двух мужчин Адальбера и протянула ему унизанную очень красивыми кольцами узкую руку. Тот почтительно склонился к руке старой дамы.

– Господин Видаль-Пеликорн, – произнесла она, – мне очень приятно встретиться с вами... хотя я чуть-чуть сожалею о той легкости, с которой вы уступали капризам моей внучки. Когда я увидела ее за рулем вашей машины, я была изумлена, отчасти восхищена, но и встревожена. Не безрассудство ли это?

– Ни в коем случае, графиня! Мадемуазель Лиза прекрасно водит машину.

Но старая дама уже повернулась ко второму гостю, и ее улыбка стала не более чем любезной:

– Несмотря на громкое имя, которое вы носите, князь Морозини, я прежде не имела счастья знать вас. Хотя, мне кажется, вы пытались осаждать мой дом в Вене? Мне говорили, будто вы несколько раз спрашивали, где я.

Сухой тон должен был дать понять Альдо, что его настойчивость не понравилась графине.

– Виноват, графиня, и очень прошу вас простить меня, потому что я и правда буквально шпионил за вашим домом!

Она резко отстранилась и нахмурилась:

– Шпионили? Какое непристойное слово!.. Но какова же причина, скажите, пожалуйста?

– Мне было необходимо увидеться с вами по крайне важному делу, в котором мой друг заинтересован так же, как я сам.

– Что за дело?

– Сейчас услышите, но сначала позвольте задать вам один вопрос.

– Спрашивайте. И садитесь, пожалуйста. Усевшись в одно из обитых шелком кресел, на которые указала графиня, Альдо спросил:

– Вы только что сказали, что не знаете меня. Значит, мадемуазель Кледерман никогда вам обо мне не говорила?

– А что – должна была? Вам следует понять, – добавила госпожа фон Адлерштейн, стараясь хоть немного смягчить высокомерие, прозвучавшее в ее тоне. – Лиза знакома с множеством людей во всех концах Европы. Я же не могу знать всех. А вы с ней уже встречались? Где же?

– В Венеции, где я живу.

Он не счел необходимым рассказывать подробности. Если Лиза – возможно, потому, что не слишком этим гордилась, – не нашла нужным поведать своей бабушке о работе в палаццо Морозини, следует считаться с ее волей. Даже если он чувствует себя задетым и несколько огорченным от того, что бывшая Мина становится все менее и менее реальной.

Графиня между тем заметила:

– Меня это не удивляет, она очень любит этот город и, думаю, часто там бывает... Но, прошу вас, вернемся к вашему желанию поговорить со мной, о котором вы упоминали.

Морозини помолчал, подбирая слова, потом решился:

– Вот в чем дело. 17 октября, то есть совсем недавно, я вместе с бароном Пальмером, сидя в ложе Луи Ротшильда, слушал «Кавалера роз». Уточняю, что я прибыл в Вену из Италии по приглашению барона и с единственной целью: присутствовать на этом спектакле. В тот вечер, когда поднялся занавес, я увидел, как в вашу ложу входит очень элегантная, производящая сильное впечатление дама. Именно из-за этой дамы я и хотел встретиться с вами, графиня. Я бы хотел с ней познакомиться.

– А с какой целью, скажите, пожалуйста?

На этот раз тон графини был откровенно надменным, но Морозини предпочел этого не заметить.

– Может быть, склонность к романтике? – продолжала графиня. – Вы венецианец, и тайна, окружающая эту женщину, дразнит ваше любопытство и вашу фантазию?

«Я ей решительно не нравлюсь! Тот тип из Вены, очевидно, настроил ее против меня», – подумал Альдо и решил сыграть ва-банк.

– Сделайте милость, графиня: раз уж вы наделяете меня чувствами, выбирайте не столь ничтожные! Речь идет о важном деле, я сказал бы, даже очень серьезном: эта дама владеет драгоценностью, которую мне необходимо заполучить. Любой ценой.