«Тебе почти тридцать три. Сколько еще ты будешь так жить?» – пришли на память слова сестры.

«Куда дольше, чем ты можешь вообразить, Китти», – мысленно ответила она, но воспоминание о последней встрече с сестрой вынудило ее отставить бокал.

Эми не могла позволить себе опуститься, не следить за собой, как это делали многие замужние женщины. Лицо, фигура – это было все ее богатство. Она должна оставаться молодой и привлекательной. Сохранять молодость и красоту стоило немалых усилий, но это то, что привлекает в женщине мужчин. Каждое утро Эми несколько часов проводила за туалетом, добиваясь желаемого эффекта. С каждым годом на это уходило все больше времени.

Вспомнив о Китти, она помрачнела. Та встреча оставила у нее тяжелый осадок, глухое раздражение. Эта благонравная девица действительно думает, что у нее тут бордель! А она просто устраивает вечера, чтобы ее «подруги» могли развлечься, познакомиться с джентльменами, которые хотят какого-то разнообразия, устав от тщеславных и чопорных жен. Что ее гости делают после того, как покидают этот дом, Эми не касается.

Ей тридцать три. Она желает насладиться тем, что ей удалось достичь. Эми долго и трудно шла к этому с того самого дня, когда человек, которого она любила и за которого надеялась выйти замуж, бросил ее без гроша в кармане.

Многие женщины, оказавшись в ее положении, становились шлюхами, продающими себя в Сент-Джеймском парке за какой-нибудь шиллинг. Она, после своего несчастья тщательно выбирая любовников и никогда не забывая о будущем, достигла вершины в своей профессии.

Теперь о будущем можно не тревожиться. Эми научилась обращаться с деньгами. Знала, когда нужно быть экономной, а когда можно дать себе волю. Ее вечера не стоили хозяйке дома ни гроша. На другое утро слуга обычно приносил ей поднос с конвертами, набитыми пятидесятифунтовыми купюрами, и с визитными карточками дарителей. Эми посылала каждому джентльмену любезную записку, сообщая, что делать подарок не было необходимости, но что она воспринимает его как искреннее движение щедрой души.

Она тратилась главным образом на одежду, слуг и содержание дома и собственного выезда. Необходимо было держать марку, всегда оставаться на высоте. Малейшее отступление от этого правила привело бы к непоправимым последствиям. Люди стали бы задаваться вопросом, уж не сходит ли она со сцены, пошли бы сплетни, и ее бросили бы ради новой восходящей звезды.

Тридцать три. День ее рождения. И где же, черт возьми, ее друзья?

Она невесело рассмеялась. Что это на нее нашло? Она сама себе лучший друг, и это ей давным-давно известно.

Она с вызовом подняла бокал: «За Эми Спенсер!» – и выпила до дна.

Дверь открылась, и вошла мисс Коллиер, ее компаньонка. Это была статная дама под сорок, которую обстоятельства вынудили искать средства к существованию, и она больше года назад нанялась к Эми. Эми жалела ее и в то же время подшучивала над ней. Она была убеждена, что ее компаньонка надеялась найти богатого мужа из числа джентльменов, бывавших у хозяйки. Однако мисс Коллиер быстро пришлось убедиться, что чем старше мужчины, тем за более молоденькими и хорошенькими женщинами охотятся.

– Пришла миссис Брюс, – объявила мисс Коллиер. – Примете ее?

– Почему бы не принять? – сказала Эми. Джулия была ее лучшей подругой – или той, кого принято считать за подругу среди дам их круга. – Я приму ее здесь, тут уютней. Проводите ее ко мне.

Вскоре появилась молодая женщина, одетая по последней моде. Эми не преминула заметить, когда они обменивались поцелуем, что ее соперница не в лучшей форме. Да, Джулия была ее соперницей – по крайней мере Джулии хотелось надеяться на это. Она снимала дом на Чарлз-стрит, имела ложу в театре, но еще не достигла той вершины популярности, когда ее вечера посещали бы мужчины из высшего общества. Подобно Эми, она понимала, как важно создать о себе мнение как о первой красавице, расположения которой все ищут.

Мисс Коллиер вышла приготовить чай с бисквитами, и они принялись обсуждать общих знакомых. Эми чувствовала, что Джулия пришла неспроста, – что-то важное привело ее. Она казалась встревоженной, возбужденной, но заговорила о главном не раньше, чем мисс Коллиер принесла чай.

– Ротем окончательно оставил меня, – сказала она и неестественно рассмеялась. – У него действительно появился кто-то другой.

Ее жеманный смех действовал Эми на нервы. Когда-то лорд Мельбурн сделал Джулии комплимент относительно ее очаровательной манеры смеяться, и Джулия не забывала об этом.

– Мужчины непостоянны, – неопределенно ответила Эми.

– Значит, ты что-то знаешь? – тут же ухватилась за ее слова Джулия, манерно вскинув голову, отчего ее кудряшки рассыпались по плечам. – Все говорят, что они встретились у входа в твой дом. Кто она, Эми? Кто моя соперница?

– Не слышала ни о какой сопернице, хотя… может быть, это леди Ротем вернулась из Испании?

– О нет. Ходят слухи, что он устроил свою любовницу в маленьком домике в Хэмпстеде и никуда ее не выводит. И сам нигде не появляется, он превратился в настоящего отшельника. Я послала ему несколько записок домой, на Кавендиш-сквер. Ротем ни на одну не ответил. Это так несправедливо. Я отвергла Лейнстера, потому что была уверена, что Ротем уже у меня в кармане. А теперь все надо мной смеются, говорят, нечего было торопиться, что цыплят по осени считают…

Сердце Эми сжалось от дурного предчувствия.

– В Хэмпстеде? – переспросила она. – И они встретились возле моего дома?

– Ты не знала?

Эми не слушала ее. Она припомнила, как Маркус описывал ей Катрин, желая узнать, кто эта девушка и что она делает в ее доме. Он удовлетворился ее ответом, заставив поверить, что более не интересуется незнакомкой. Ах, Маркус, ах, хитрец!

Отбросив светские манеры, она прервала монолог Джулии:

– Кто сказал тебе о доме в Хэмпстеде?

– Берти Лэмб, вчера вечером в театре. Его кучер слышал это от кучера Ротема.

Эми решила прекратить этот разговор, опасаясь, что он заведет их слишком далеко, а вот как успокоить Джулию Брюс, она знала.

– Берти Лэмб хуже любой сплетницы. Он обожает все преувеличивать. Я видела, как он смотрит на тебя. Не удивлюсь, если Берти сам имеет на тебя виды. Разве ты не понимаешь, что его очень устроило бы, если б ты порвала с Ротемом? Тогда у него может появиться шанс.

Джулия просияла, в красивых зеленых глазах вспыхнул интерес. Она услышала то, что желала услышать.

– Берти? Думаешь, он увлечен мной?

– Конечно, увлечен. А разве все мужчины не увлечены тобой?

Зазвенел серебристый смех.

– Но Берти почти нищий.

– А еще у него дурные манеры, и он бессовестный тип, – подхватила Эми. – Ротем куда лучше.

– Но почему он не отвечает на мои письма?

– Причин может быть сколько угодно. Только он сам может тебе ответить.

Джулия опустила глаза и старательно помешивала ложечкой в чашке. Потом с легким прищуром взглянула на Эми.

– Ведь вы с Ротемом были одно время близки?

Все знали об этом, так что Эми даже не пыталась отрицать.

– Когда-то я была его любовницей, но это было больше десяти лет назад. Мы расстались друзья ми, и до сих пор у нас прекрасные отношения.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе, Эми? Что ты совсем не ревнива. Я бы на твоем месте выцарапала глаза любой, на кого загляделся бы Ротем. – Джулия, позабыв о своем серебристом смехе, захихикала. – Только ведь здесь все наоборот, не правда ли? Это женщины заглядываются на него.

– Ревность, – сухо заметила Эми, – это то, что женщина в нашем положении не может себе позволить. Только жены могут ревновать. Помни об этом, если вздумаешь распускать слухи о Ротеме. Вряд ли ты захочешь, чтобы он стал твоим врагом.

– Конечно, не захочу, – поспешила заверить ее Джулия.

Она не стала засиживаться и вскоре ушла, более уверенная в себе, а точнее, самовлюбленная, как всегда.

Эми посмотрела в окно, проводила взглядом отъезжающую карету и направилась в спальню писать письмо Катрин. В голове у нее царил полный хаос, и она несколько раз все перечеркивала и принималась писать заново. Она начала письмо в пятый раз, когда вошел лакей с большим пакетом, доставленным только что. Вскрыв его, она нашла акварельный пейзаж, изображавший Хэмпстедскую пустошь, и приложенную к нему записку.