Теперь Эми позволила себе посмотреть на него. Они ехали в кебе, в котором она добралась до Хэмпстеда, и Роберт сидел напротив нее. Собственный ее выезд был настолько приметен, так бросался в глаза желтой атласной обивкой, что Эми опасалась, как бы кто-нибудь не узнал его и не начали расспрашивать о ней Кэт. Ей-то было все равно, что о ней говорят. Она была невосприимчива к сплетням, но Кэт другое дело.

Ее попутчик отвернулся к окошку, и Эми воспользовалась возможностью разглядеть его получше. Он очень отличался от мужчин, которые окру – жали ее. Молодой, много моложе ее. В скромной, темной одежде. Произношение безупречное, но яв – но не лондонское. Скорее всего ирландец. Да еще священник. Он был таким возвышенным, чистым, строгим – таким, какой ей уже никогда не быть. Непонятно, почему у нее так теснило сердце, но вот он взглянул на нее, и ей все стало ясно.

– Я не стыжусь, что я такая, – сказала она.

– Какая, Эми? – мягко спросил он.

Ее глаза сверкнули в темноте кеба.

– Вы знаете, какая я. Вы слышали, что я говорила Кэт, когда стояли за дверью. Думаю, вы все знали обо мне прежде, чем я открыла рот. Уверена, что Кэт рассказывала вам обо мне. Кто вы, ее духовник?

– Почему вы так злитесь?

– Ненавижу людей, которые осуждают меня. Мне исповедник не нужен.

Роберт странно рассмеялся, в его смехе явно чувствовалась горечь:

– Поверьте, я последний, кто осуждает кого-нибудь.

Слова его звучали искренне, и она не могла не спросить, что он имеет в виду.

– У людей странное представление о священниках, – пожал он плечами. – Нас считают святыми, но это не так. Мы такие же люди из плоти и крови, как все, и так же подвержены соблазнам.

Катрин ввела вас в заблуждение. Я был когда-то священником, очень давно, но обнаружил, что у меня нет к этому склонности. К счастью, я не успел принять пострига. Был только послушником. – Он развел руками. – Теперь я даже не послушник. Живу с монахами в Марстонском аббатстве как брат-мирянин. Они долго ехали молча, и Эми раздумывала над его словами. Наконец она спросила:

– Откуда Катрин знает вас?

– Мы принадлежим к ордену бенедиктинцев, и братьям-мирянам позволено совершать добрые дела в общине. Катрин помогает нам. Жертвует деньги, одежду, а иногда дает приют беднякам, когда им негде ночевать.

Эми отвернулась к окошку и проговорила:

– Это похоже на Катрин.

Он рассмеялся.

– Мы всегда ищем людей, готовых на благотворительность. – Она промолчала, и Роберт сказал более серьезным тоном: – В мире столько страданий, столь многое нужно сделать. Можно жизнь положить на это, а результат едва будет заметен.

Она холодно посмотрела на него.

– Оставьте, брат Роберт. Ищите другого жертвователя. Я уже все отдала, что у меня было.

– Я не имел в виду деньги.

– Я тоже.

«Прошлого не вернешь…» Эми обхватила себя руками за плечи и, расхаживая перед кроватью, повторяла, как заклинание: «Прошлого не вернешь…»

Она остановилась, спрашивая себя, что заставило ее задуматься о прошлом, короткий разговор с Кэт или же поездка со священником? Возможно, и то, и другое. Если непонятное, периодически охватывающее ее беспокойство, отравившее ей последние годы, будет и дальше повторяться, ничего хорошего ее не ждет. Почему она так несчастна? Ведь она добилась всего, чего хотела.

Взгляд упал на собственное отражение в зеркале, и она отвернулась. Эми и без зеркала знала, что красива. С этого и начались все ее беды.

Кэт считала ее чуть ли не самой обычной проституткой, но она-то была о себе иного мнения. У нее было четверо или пятеро покровителей и целая череда любовников – все необычные люди, исключая разве первого.

Все началось с Ральфа. Она сбежала из дому, думая, что он женится на ней, как обещал. Но он обманул ее, бросил. Не все были такими, как Ральф. Маркус был добр и никогда не лгал ей. Клайв… она почти влюбилась в Клайва.

Майор Клайв Бэрон взял ее с собой в Лиссабон, где томилась тогда британская армия в ожидании денег и провианта, чтобы продолжать войну. У нее был собственный маленький домик.

Настоящая идиллия, но продолжалась она недолго, до того дня, когда отец увидел ее выходящей из кареты и устроил настоящий скандал. Клайв только защищал ее, когда оттолкнул отца, не дававшего ей пройти. Он даже не знал, что это ее отец. Произошла трагедия. Отец упал и ударился головой о мостовую, попробовал было встать, но упал снова, чтобы никогда больше не встать.

Ей самой пришлось рассказать Кэт, с которой они не виделись несколько лет, о смерти отца, и слова сестры ударили ее больней хлыста. После этого между нею и Кэт не могло быть ничего общего.

Господи, почему так неудачно сложилась жизнь? Юной девушкой она хотела одного – любить и быть любимой. Она встретила Ральфа и считала себя самой счастливой на свете. Но потом настало жестокое пробуждение. Она отдала ему все, а он бросил ее, не оставив ни гроша. С тех пор она не повторяла своей ошибки, все делала ради себя, Эми Кортни. И она не позволит Кэт или какому-то священнику заставить ее свернуть со своего пути.

Прошлого действительно не вернешь.

Переодевшись на ночь, Эми задула свечу и легла. Но сон, благословенный, несущий забвение, не шел к ней, и она еще долго беспокойно ворочалась с боку на бок.

Спустя неделю с того дня, как она согласилась сыграть роль Каталины, Катрин уже была в охотничьем домике, арендованном для них Маркусом под Стамфордом, среди девственных лесов Лестершира. Только теперь она по-настоящему осознала, во что ввязалась, приняв предложение Маркуса.

Предполагалось, что она должна хорошо подготовиться к своей роли. Маркус хотел, чтобы она овладела испанским хотя бы настолько, чтобы могла убедить каждого, что она действительно Каталина. По той же причине ей давали уроки верховой езды и стрельбы из пистолета. Нелегко было притворяться неумехой в том, чем она владела в совершенстве и чему ее хотели научить.

Но самое ужасное, что ей предстояло сделать, – это покрасить волосы. Пока она была убеждена, что Маркус считает ее Катрин. Но решающее испытание ожидает ее, когда она изменит внешность перед их возвращением в Лондон. Ей предстояло пройти по лезвию ножа: уверить светское общество, что она Каталина, а Маркуса – в то же время, – что она Катрин.

– Me llamo Catalina Litton. Меня зовут Каталина Литтон, – произнесла Катрин с отчетливым английским акцентом.

Учитель, сеньор Маталес, заставил ее несколько раз повторить фразу, добиваясь правильной интонации. Он принимал ее за актрису – и был, безусловно, близок к истине, – актрису, которая желает вдали от лондонской суеты отрепетировать с помощью мужа свою новую роль.

Слугам, которых владельцы домика предоставили в их распоряжение, было сказано то же, что и сеньору Маталесу, а именно, что мистер и миссис Литтон – люди из театрального мира и проведут здесь не более недели-двух. После того как она и Маркус покинут это место, они их больше никогда не увидят.

Своим родным Маркус сказал, что едет в Испанию за женой. Ей было значительно труднее подыскать объяснение для своего отсутствия. В конце концов Катрин сослалась на ту же вымышленную вдову, у которой якобы жила в качестве компаньонки тот год, что провела в отряде. «Миссис Уоллес, – сказала она старикам Макнолли и всем своим друзьям, – пригласила меня в длительное путешествие по Европе, а поскольку вдова оплачивает все расходы, я с радостью приняла предложение».

– Me llamo Catalina Litton, – повторила Катрин, подражая учителю, но опять не очень чисто. Хотя она бегло говорила по-испански, было ни к чему, чтобы об этом знали.

– Buenas noches, mi esposo! Спокойной ночи, муженек! – сказал сеньор Маталес.

– Buenas noches, mi esposo, – повторила за ним Катрин.

И еще одного она не учла – что в глазах всех Маркус был ее мужем. С самого начала она поставила условие, что у нее будет собственная спальня и Маркус не посмеет входить туда без разрешения. Но в остальное – помимо ночного – время в присутствии посторонних она не могла все время держать его на расстоянии.